Сергей Конарев - Балаустион
«И что она только в нем нашла?» — мысли хилиарха потекли в другом направлении. С точки зрения Клеомеда, Леонтиск, сын Никистрата, был просто омерзителен. И внешностью своей: высокий, стройный, так и не обретший истинно мужской, воинской, стати, и лицо, смазливое, как у бабы, и эти волосы, тьфу! И поступками: ведь он открыто принял сторону извечного врага Афин, пошел против воли отца, с потрохами продался бешеным собакам Эврипонтидам, баламутящим всю Грецию. А чего стоит его подлость по отношению к Эльпинике тогда, четыре года назад, на Олимпиаде? Да ему только за это нужно яйца пилой отпилить, а эта сучонка все ему простила! Как же так? Мерзавец ее опозорил, а она его спасает из темницы! Этого Клеомед никак не мог понять. Он с детства не ладил с сестрой: сказывалась и большая разница в возрасте, и обычная ревность: отец не очень-то жаловал угрюмого и своевольного отпрыска, и после рождения дочери отдавал именно ей львиную долю родительской любви. Когда девчонка подросла, трещина между детьми архонта стала еще шире: имея мощную поддержку в лице отца, который становился на ее сторону в любом конфликте, Эльпиника совершенно отказывала брату в подобающем уважении и послушании. С годами, правда, Демолай понял, что ближе по духу ему все-таки сын, естественный помощник во всех делах, но ветреная дочь все равно оставалась его любимицей. Теперь, похоже, этому придет конец.
От этой мысли Клеомед испытал тихую мстительную радость. Что ж, все, что ни делается, к лучшему! Уважение архонта к сыну еще больше возрастет, если тот изловчится поймать сбежавшего спартанчика. Клеомед уже привычно погладил ладонью оголовье висевшего на поясе меча, отнятого у Леонтиска. Рукоять астрона так удобно лежала в ладони, клинок был столь изящным и в тоже время грозным, так радовал глаз ценителя оружия, что сын архонта не мог с ним расстаться. А вскоре — сегодня, завтра, или послезавтра, — трофей мог послужить хилиарху против своего прежнего владельца. Клеомед находил в мыслях об этом какое-то странное удовольствие. Если только этот ублюдок посмеет оказать сопротивление….
Впереди раздался шум. Хилиарх и четверо его телохранителей приближались к Мелитским воротам.
— Беги, выясни, что там случилось, — велел Клеомед мечнику из охраны. — И узнай, не замечен ли где преступник.
Отдав честь, телохранитель бегом умчался вперед, к воротам. Клеомед, с трудом подавив желание последовать за ним и все узнать самому, заставил себя сохранять неторопливость шага и непроницаемый вид. Высокий чин кое к чему обязывает. Однако, что же там случилось, что за гам? Похоже, седлают лошадей? Неужели….
Мечник, одной рукой придерживая ножны, уже мчался обратно.
— Господин Клеомед! Заметили… беглецов! — запыхавшись, прокричал он. — Где-то в районе Итонских ворот.
— Что-о? — вскинулся Клеомед. — Как это «заметили»? Почему не взяли?
Телохранитель чуть заметно пожал плечами.
— Подробностей не знаю, господин хилиарх. Преступнику помогают еще трое или четверо. Они каким-то образом перебрались через стену и удирают к морю — по всей видимости, к Фалеру или Сунию.
— Корабль! — догадался Клеомед. — У проклятого ублюдка есть корабль! К воротам, быстро!
Хилиарх и его сопровождение бегом бросились к массивным, оконтуренным огоньками факелов, башням Мелитских ворот.
План беглеца стал ясен хилиарху в одно мгновение. Проклятый недоносок понял, что не сможет уйти обычными путями, и решил бежать морем. Всегда найдется какой-нибудь сумасшедший капитан, который за деньги выйдет в море в любой сезон и в любую погоду. Расчет был на то, что страже не придет в голову перекрыть этот выход сейчас, в зимнюю пору, когда обычное судоходство прекратилось. И негодяй, чтоб его разорвало, оказался прав!
Главное теперь — догнать их, не дать выйти в море.
Достигнув ворот, Клеомед и его свита застали стражников и возглавляющего их начальника караула уже верхами, вот-вот собирающихся выехать в открываемые ворота.
— Господин хилиарх? — удивился начальник стражи, но быстро пришел в себя. — Мы….
— Еще лошадей, живо! — перебил его Клеомед.
— Но… лошадей токмо шесть, господин хилиарх. Мы их не держим здесь много….
— Тогда пусть твои люди слезают, немедленно! — приняв решение, рявкнул хилиарх. — Поедут четверо моих мечников и мы с тобой. Я хочу взять этих выродков собственными руками. И пусть кто-нибудь бежит к другим воротам, берет всадников и скачет за нами.
— Слушаюсь, господин хилиарх, — с некоторым сомнением ответил стражник и, спрыгнув с седла, передал поводья Клеомеду. Сын архонта взлетел в седло легким, отработанным движением. Командир стражи пересел на одну из лошадей, освобожденных его людьми.
Над головой, спрятавшись в зубцах стены, сварливо переговаривались беспокойные ночные птицы.
— Есть сведения, в какую сторону подались негодяи?
— Да, господин Клеомед. Только что прибыл посыльник от Итонских ворот. Четверо верховых проскакали по Фалерской дороге вдоль старой стены. Оттудова единый путь — к морю.
— Все, выезжаем! — оборвал его сын архонта.
— Есть, господин хилиарх! — отдал честь стражник и добавил:
— Не изволь беспокоиться, догоним мы энтих уродов. Срежем кус пути по мосту через Илисс и выйдем им прямо наперерез, жалованием клянусь!
Клеомед молча кивнул головой, и тронул узду. Конный отряд, пронесшись туннелем ворот, бодрым галопом взял направление на юг, к Фалерской дороге, по которой где-то, скрытые ночью, мчались беглецы.
Серое полотно дороги стремительно текло назад, звеня под ударами подков. Тряска, заставившая Леонтиска совершенно оцепенеть от боли, убила в нем все мысли, кроме одной — удержаться, любой ценой удержаться в седле. Поврежденные ребро и колено доставляли непереносимую боль, и только бьющий в лицо свежий ветер, прилетевший с моря, давал молодому афинянину силы держаться.
Мимо темными расплывчатыми силуэтами проплывали мельницы, амбары и длинные сараи маслодавилен. Временами к дороге подступала высокая ограда какого-нибудь имения, на пересечениях стояли алтари божествам-покровителям перекрестков. По дороге беглецам не встречалось ни души, за исключением двух или трех придорожных таверн, у освещенных дверей которых толпились неистребимые ночные выпивохи.
Погоню они заметили четверть часа спустя после того, как отъехали от городской стены. Справа, на соседней дороге, под углом пересекающей ту, по которой они ехали, послышался гул движения конного отряда. Мелькнул всполох одинокого факела. Сомневаться не приходилось — это были люди архонта.
— Проклятье! — выругался, повернув голову к Леонтиску, Эвполид. — Они скачут от Мелитских ворот, по дороге через мост.
— Слышу! — кривясь от боли, гаркнул в ответ Леонтиск.
Невидимая, но очень близкая кавалькада всадников шла им точно наперерез. Уже был слышен не только грохот копыт, но и возбужденные крики солдат. Они тоже слышали коней беглецов.
— Что будем делать, Эвполид? Они успеют нас отрезать! — вскричал Леонтиск.
— Будем прорываться! — выкрикнул сын Терамена. — Выбора нет!
По спине пробежала дрожь. Азарт, перемешанный со страхом, вскипятил кровь и заставил забыть о донимавшей боли. Меч птицей порхнул в руку. Противники уже выехали на дорогу, перегородили ее живой стеной. До них оставалось шагов сорок.
— Не боись, друг, их похоже, немного, — закричал Эвполид, пристально вглядываясь в темноту. — Вперед!
Желтый свет луны, выглянувшей из-за туч поглядеть, в чем дело, заблестел на лезвиях мечей.
— Именем демократии, остановитесь, или умрете! — раздалось из шеренги стражников. Голос показался Леонтиску подозрительно знакомым. Но вспоминать было некогда.
— Арей! — заорал молодой афинянин боевой клич лакедемонян, направляя коня прямо в центр живой преграды. Взметнувшаяся навстречу рука с серебристым клинком блокировала его удар.
— Итак, ты выбрал смерть, волосатик! — злорадно прошипел противник. — Что ж, тем лучше!
— Клеомед! — удивился Леонтиск. Факел, горевший в руке одного из стражников, осветил заостренное лицо хилиарха. — Ты здесь, бестия! Пришел проводить меня в дорогу?
— Нет, явился отговорить тебя, — хохотнул Клеомед. — Море нынче неспокойно.
— Попробуй!
Их мечи взлетели, заплясали-зазвенели в блестящем лунном танце. Леонтиску было непривычно сражаться, сидя на лошади, но все же, презирая противника, он с первого мгновения поединка перешел в нападение. Однако Клеомед, к удивлению Леонтиска, оказался совсем неплохим фехтовальщиком. Три или четыре раза он отбил коронные атакующие комбинации выпускника агелы. Кони храпели, пугаясь ударов, но, удерживаемые твердыми руками, топтались по кругу.
Вокруг кипела схватка. Слева раздалось жалобное ржание, лошадь, которой достался удар, предназначенный седоку, тяжело взбрыкивая повалилась наземь. Леонтиск не мог разглядеть, кто это упал — один из врагов или кто-то из товарищей, но по радостному возгласу Эвполида, догадался, что первое.
