Леонид Смирнов - Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу
Расстелив плащ-накидку, я лежал на травке на берегу старого пруда и всеми порами кожи впитывал ставшее бесг ценным тепло. Млел самым постыдным образом — вместо того, чтобы шажок за шажком выстраивать стратегию мщения. Белесо-голубые небеса надо мной были бездонны, какая-то черная птица парила в вышине, расправив подмороженные за ночь крылья.
Мне нужно было понять главное: куда нанести разящий удар, пока есть еще время и силы? Вряд ли будет возможность удар повторить. Сейчас мы — как минеры, которые ошибаются только раз. И ответственность за жизни сотен и-чу, за наше дело лежит исключительно на мне. Хоть лопни — нужно принять единственно верное решение и привести приговор в исполнение.
Как назло, в голове, кроме радостного ощущения всеобщей благодати, не было ровным счетом ничего. Одно хорошо: хоть ненадолго я избавился от разъедающего мозги чувства вины — перед погибшими бойцами, их родственниками и друзьями, перед Седьмой и моими родными. Оно мешало трезво мыслить, грозило перемолоть душу. И отринуть это едкое чувство я не мог и упиваться им не желал. Так и жил с ним.
Собрав волю в кулак, я пытался настроиться и заняться обычным делом — логически мыслить. Итак, все сначала… Факт номер один. Шульгин вступил в сговор с руководством таинственной «Белой воли», которая якобы стремилась взять власть в стране. Воевода убедил себя, что, оставшись в стороне от политических баталий, Гильдия неминуемо будет сметена с лица Земли, и задумал спасти и-чу.
Факт номер два. Шульгин яро готовился к боям, вроде бы ничем не брезговал для достижения своих целей, но, когда пришло время сразиться с нами, вдруг утратил решимость, упустил время и был наголову разбит.
Факт номер три. Ни «Белая воля», ни сочувствующие ей сановники и генералы, коих немало, не осмелились вмешаться в нашу схватку. Хоть войска и были стянуты к центру Каменска, они так и не пустили в ход оружие. Значит, союз сибирской верхушки с Воеводой и пошедшими за ним и-чу — фикция. Главное для верхушки — ослабить Гильдию любой ценой.
Факт номер четыре. Чуть ли не все командование Каменским военным округом оказалось замешано в секретной операции по уничтожению нашей походной колонны. Нападение было хорошо продумано, тщательно подготовлено и блестяще проведено — если не считать моего случайного спасения.
Факт номер пять. Всех до одного засвеченных участников операции «Рассвет» своевременно ликвидировали.
Факт номер шесть. Незадолго до начала событий Шульгин лично познакомился с Президентом и нашел с ним общий язык. И тут остается много неясного. Связан ли господин Лиознов с «Белой волей»? Почему он не приказал армии вмешаться в схватку и-чу? Знал ли о предстоящем нападении на колонну? Или сам же им и руководил? Но тогда почему он до сих пор жив? Либо Василий Лиознов здесь ни при чем, либо его уже успели подменить, и наш Президент — вервольф или «змеюка», по неясной причине не разоблаченная Великим Логиком. Они ведь несколько раз встречались, и у старика была возможность заглянуть Лиознову в самое нутро.
И какой вывод прикажете делать из вышеизложенного? Самый банальный: нам нужен Президент. Именно он может пролить свет на события. А если нет… Тогда мы останемся слепыми котятами.
Остается разработать план. Для этого у меня имеются прекрасные штабисты. Одна закавыка — угроза утечки. Любой из нас может оказаться чьей-то марионеткой или подменышем. Самое страшное на свете — не доверять своим соратникам. А потому всю операцию от «Аз» до «Ять» я придумал сам.
В Нижнем Иркуте господин Лиознов останавливался на один день. Он должен был вручить ордена «отцам города», так основательно поддержавшим его на выборах, и двинуться дальше на восток. Почему я выбрал Нижний Иркут? Хрен его знает… А может, и он не в курсе. Уж враг-то нипочем не догадается. Ибо то, что не знает хрен, не знает никто.
Город этот очень молод. До начала Мировой войны, кроме военного городка и узловой станции Транссибирской чугунки, там почти ничего и не было. Зато теперь бумажная фабрика купца Евстифеева гремит на три соседние губернии. Сначала вокруг нее выросли рабочие слободы, пекарни, скотобойня, лавки, мастерские, рынок, трактиры, ночлежки, постоялые дворы и, естественно, полицейский участок. А потом сами собой, будто грибы после дождя, появились ломбард и почта, больница и дом призрения, детский приют, пересыльная тюрьма и разом три церкви разных конфессий — со своими кладбищами и приходскими школами. И как венец всему возникли банк, страховое общество, драматический театр, библиотека, гимназия, публичный и игорный дома и даже настоящий ипподром. Значит, город состоялся. Ведь без этой накипи города не бывает. Не комплект-с.
К прибытию Президента градоначальник готовился загодя. Торжественная встреча должна была состояться на железнодорожном вокзале. Здание было украшено еловыми лапами и увито гирляндами разноцветных лампочек. Две дорические колонны, которые удерживали портик, украсили вензелями «ВЛ». Вдоль дороги от вокзала к Городской Управе, а оттуда к гостинице стояли горожане, доставленные из соседних деревень селяне и рыбаки с Байкала. Им следовало размахивать трехцветными сибирскими флажками и кричать «слава» и «ура». Ну а прием в Управе по количеству и разнообразию блюд и напитков наверняка затмил бы любую из европейских столиц.
Лучшая в Нижнем Иркуте гостиница «Байкальский мост» стояла в живописнейшем месте — на слиянии Ангары и Иркута. Номер люкс, переоборудованный по образу и подобию императорских апартаментов в столичном отеле «Евразия», имел две ванные комнаты, две спальни и три балкона. И много чего еще.
Для перемещений по городу на вагоноремонтном заводе был собран специальный президентский мотор, который представлял собой гибрид королевской кареты и бронированного лимузина. Иркутские мастера изощрялись в придумывании всяческих удобств, делавших поездку не просто безопасной и приятной, но совершенно восхитительной.
Вместе с Лиозновым в город прибывал из Усть-Кута губернатор Сёмин-Ворчалов. Величественный и грозный старик терпеть не мог суеты и с отвращением думал о предстоящем ему испытании. Впрочем, самому Лиознову нравилась провинциальная самодеятельность (успела утомить светская скука), да и поесть он был не дурак. Тем более что вкуснее, чем в Нижнем Иркуте, приготовить байкальского омуля невозможно.
Литерный прибывал по первому пути. Полковой оркестр, до той поры игравший вальсы, грянул марш.
Поезд замедляет ход. Толпа встречающих оттеснена под стеклянную крышу главного зала. Огромные букеты гладиолусов, роз и георгинов, поднятые над головами, женские чепчики и черные котелки, готовые взмыть в воздух, легкие, набравшие побольше воздуха, чтобы разом крикнуть «виват», — все готово к встрече.
Господин градоначальник, стоящий впереди всех, нервно поправляет голубую ленту через плечо. Суетливый вице подводит к нему трех красавиц сибирячек с хлебом-солью. Начальник гарнизона с натугой вытаскивает из ножен шашку и салютует пока еще невидимому кумиру. Офицеры и фельдфебели в голубом сукне подозрительно косятся на него, но не решаются отобрать режущий предмет.
Гербастая морда паровоза в облаке белого пара с лязгом и грохотом проплывает мимо перрона, оцепленного жандармами из Корпуса Охраны. Волнение разодетой публики нарастает. Перрон ненадолго тонет в пару, с подножек вагонов личной охраны соскакивают бравые молодцы в черных кителях и кубанках, с автоматами наперевес. А когда облако рассеивается, толпа обнаруживает, что вокруг президентского вагона возникла вторая, более короткая и плотная цепь охранения. Господин Лиознов может выходить.
Проводники в парадной белоснежной форме и фуражках с красной тульей и околышем выглядывают из тамбуров президентского вагона. Вагон красивый: темно-малиновый, украшенный золочеными гербами, с занавешенными маленькими окнами.
Господин Лиознов медлит. Градоначальник и полицмейстер в сопровождении девушек с хлебом-солью на цыпочках движутся по перрону. Жандармы, профессионально облизав приветственную делегацию взглядами с ног до головы, пропускают ее к поезду. Личная охрана будто не замечает эту пятерку. Уткнувшись в непроницаемую черную цепь, иркутяне прирастают к земле.
А Президента все нет. Из соседнего вагона с помощью дюжего секретаря на перрон спускается господин губернатор, тут же отталкивает секретаря и, опершись на инкрустированную серебром трость, застывает в картинной позе величия. Налетающие порывы ветра треплют его седые, лихо закрученные усы.
Господин Сёмин-Ворчалов хорош: мощное борцовское лицо кирпичного оттенка; квадратный подбородок, под которым второй — обвислый, рыхлый; бугристая брюквина носа, похоже принявшая на своем веку не один десяток богатырских ударов. На губернаторе черный каракулевый «пирожок», долгополое серое пальто аглицкого сукна, черное шелковое кашне и черные брюки с идеальными стрелками. Лакированные штиблеты сорок восьмого размера завершают портрет усть-кутского губернатора.
