Красный вервольф - Рафаэль Дамиров
Злата замолчала. Слез в ее глазах уже не было. Они горели яростью и ненавистью.
— На самом деле, к нам не так уж и плохо относились, — проговорила она, не отводя глаз. — В бордельхауз притащили чуть ли не лучшие кровати со всего Пскова. Рояль. Бильярдный стол. Нам принесли ворох красивых платьев, можно было выбирать любое на вечер. Косметику тоже принесли. Шлюхи для простых солдат живут гораздо хуже. Их пригоняют прямо в солдатские дома и казармы, и там к ним выстраивается очередь. А у нас… А мы могли выбирать только по одному партнеру на вечер. А можно и вообще никого. Чертовым херрам просто должно быть весело с нами. Я сначала с ними вообще не спала, просто танцевала. Я же… Хореограф. Но… Но спать выгоднее. Проще, понимаешь? Раздвинула ноги, потерпела чуть-чуть, и к тебе больше нет никаких вопросов. А если все время отказываешься, то они начинают злиться, а закончиться это может… Как угодно. А у меня Фима… Без меня он пропадет. Так что…
Злата прикрыла глаза, перевела дух, потом ее горящие глаза снова уставились на меня.
— Алоиз появился… — она чуть наморщила лоб, будто пытаясь посчитать. — Давно. Может, месяц назад. Он пришел в бордельхаус с кем-то за компанию, весь вечер смотрел, как я танцевала. Когда видел, что кто-нибудь пытается утащить меня в койку, то давал мне денег, чтобы я танцевала дальше. Потом послал кого-то за букетом цветов. Подарил мне. А утром пригласил на прогулку. Я не очень хорошо понимаю по-немецки, но… Кажется, у него не так давно погибла жена, а я очень на нее похожа. Или что-то такое, я точно не уверена. И с тех пор мы встречаемся. Он никогда не спал со мной в бордельхаусе или у меня дома. Всегда забирал на машине к себе. Никогда не был со мной грубым. Сегодня говорил, что хочет увезти меня в Берлин, когда война закончится. Чтобы я учила немецкий, — Злата хихикнула. — Я не верю, что он хочет на мне жениться. Кажется, его на самом деле устраивает, что я почти не понимаю, что он говорит. Так, с пятого на десятое. А я вот очень жалею теперь, что немецкого не знаю… Французский в школе учила.
— Ты знаешь, зачем он здесь? — спросил я.
— Он на кого-то охотится, — Злата потерла виски кончиками пальцев. — Ягд — это же охота, да? Кажется, он кого-то упустил еще в Германии, принялся выслеживать, и следы привели его сюда, в Псков.
— И кого он ловит? — я понял, что до сих пор стою и сжимаю пальцами спинку стула. Я обошел его и сел.
— Предателя, преступника, не знаю, — Злата дернула плечом. — я так поняла, что он сам не знает его личность. Дело какое-то долгое и темное, уже два или три года тянется. Наверное, я знала бы больше, если бы понимала их чертов язык… Понимаю, что подвожу тебя сейчас, но это правда все, что я знаю… Чувствую себя такой бесполезной, — Злата резко встала и сжала кулачки. — Хочешь, в следующий раз я его зарежу?
— Нет-нет, ни в коем случае! — воскликнул я. — Тогда ты первая же попадешь под подозрение, и тебя расстреляют. Придет время, и он за все заплатит…
Я посмотрел на нее и вздохнул. Красивая. Злата была не просто симпатичная или хорошенькая, она была красива той диковатой магнетической красотой, от которой невозможно отвести глаз. Даже темные тени усталости под глазами не портили ее. Красота оказалась и ее спасением, и ее проклятием.
— Ты устала, — сказал я и встал. — Завтра будет очередной тяжелый день, так что вам двоим уже давно пора спать.
— Ты же не… Не презираешь меня? — спросила Злата, хватая меня за руку.
— Я тобой восхищаюсь, — совершенно честно ответил я. — Ты сильная и умная, я очень рад, что с тобой познакомился. А если кто-то на тебя косо посмотрит, скажи, я сломаю ему нос.
Я засмеялся и подмигнул. Злата еще несколько секунд испытующе на меня смотрела, потом тоже рассмеялась. С явным облегчением.
* * *
«Что еще за новости такие?» — подумал я, когда вышел утром к Рыночной площади. Там царила суета, но совсем другого толка, чем обычно. Торговцев вместе с их импровизированными прилавками согнали с насиженных мест, и они недовольной кучкой толпились рядом с тачками и телегами. В центр согнали человек двадцать военнопленных, которые возводили там из досок что-то похожее на сцену. А звуковое сопровождение всей этой движухе обеспечивал оркестр, играющий бодренький немецкий марш. Ого, а у оркестрантов-то тотенкопфовские эмблемы! «Мертвая голова» вроде как квартирует где-то под Псковом, но в городе я их пока что не видел.
— Шишка что ли какая приезжает сегодня? — спросил я у Марты, когда зашел в кабинет.
— А ты разве не слышал? — удивилась она. — Лил Даговер приехала вчера вечером! А сегодня будет выступать с десяти утра! Обожаю ее фильмы!
— Ничего себе! — я присвистнул. Кто это такая, я понятия не имел. Имя впервые слышал. — Неужели уже приехала?
— Ага, — энергично покивала Марта. — Ее в гостинице поселили, я встречала ее кортеж! Ее машину танк сопровождал, в танковой дивизии ее брат служит.
— И мы тоже пойдем смотреть? — спросил я, усаживаясь за свое рабочее место.
— А как же! — Марта улыбнулась, глаза ее заблестели. — Герр граф ее большой поклонник, он не может пропустить это мероприятие.
После вчерашнего граф выглядел, как огурчик. Даже не подумаешь, глядя на его благообразную рожу, что буквально несколько часов назад он был «ни петь, ни свистеть». Одет в тщательно отутюженный белоснежный костюм, на галстуке льдисто сияет бриллиант. В руках — корзина с белоснежными розами. И где только достал такие роскошные цветы…
Комендатура в полном составе двинула на площадь. От коллектива я отрываться, ясное дело не стал, скромненько последовал за графом, который категорически отказывался расстаться со своей корзиной. Простых псковичей тоже была тьма, даже
