Светлейший князь 3 - Михаил Шерр
Китайский полководец показал себя опытным и мудрым военачальником. Он сумел понять принцип построения нашей обороны и придумал хитрый тактический ход. Воспользовавшись темнотой ночи, небо было затянуто плотной облачностью, Чжао Цзинбао сумел за несколько ночных часов перебросить на большие острова свою артиллерию и огромное количество спешившихся воинов. Когда мы открыли огонь, китайцы ждали сигнала для своей артиллерии, а пехота начала вплавь форсировать Енисей с больших и маленьких островов и островков.
Как по волшебству, после залпа нашей артиллерии, поднялся ветер, небеса просветлели и стремительно стал наступать рассвет. На китайском берегу и островах начались пожары. Всё это произошло чуть ли не мгновенно, по крайней мере именно таким все происшедшее осталось в моей памяти.
Китайская артиллерия сумела жиденько нам ответить, одна их граната разорвалась в нескольких метрах от нашего наблюдательного окопа и оглушила меня, а ком земли, долетевший до нас, сбил с ног. Через несколько секунд, преодолев подступившую тошноту, я поднялся и бросился к брустверу окопа. Открывшаяся картина была просто страшной, в предрассветных сумерках разгорающиеся пожары освятили енисейскую протоку между нашим берегом и Эрбекским островом. Она просто кишела плывущими китайцами, и передовые вражеские воины уже выходили на наш берег! Все это происходило в кромешной тишине, разрыв гранаты и ком земли хорошо оглушили меня.
Я резко сжал голову руками и ладонями коротко и сильно ударил себя по ушам, резкая боль, слух вернулся и я слышу треск винтовочно-ружейного залпа.
— Гвардия, беглый огонь! — громко, надрывая голос командует Казимир. Первые вышедшие на берег китайцы как подкошенные падают, но из воды выходят и выползают другие. До нашей траншеи от воды сто пятьдесят-двести метров, но их слишком много! Очень много!
Слева вижу Прохора, он то же стреляет по наступающим врагам. Хочу сказать, но получается хрип.
— Прохор, винтовку, — но верный слуга понимает и молча сует мне заряженное оружие. Я, практически не целясь, стреляю в набегающих китайцев и от грохота выстрела окончательно прихожу в себя. Вокруг меня молча и сосредоточенно ведет огонь моя команда.
— Ваша светлость, — ко мне подбегает кто-то из молодых докторов, слушателей медицинской школы, — Вы ранены, у вас голова в крови!
Я поворачиваюсь к Прохору и чувствую, как кровь начинает заливать лицо.
— Помоги, — Прохор быстро разрывает перевязочный пакет, быстро и ловко достает завёрнутую в пергамент спиртовую салфетку и протирает мне лоб.
— Зацепило видать камнем, рана небольшая, но перевязать надо, — и командует молодому доктору, — давай работай, что стоишь.
Пока меня перевязывают, наша артиллерия переносит основной огонь на Енисей. Вот залп двух батарей накрывает протоку перед нами. Я вижу мощные столбы воды, «султаны», поднимающиеся на несколько метров над водой и разлетающихся в разные стороны людей и лошадей, китайцы после первых выстрелов начали переправляться в конном строю. После второго залпа река начинает кишить уже тонущими воинами. Мечущиеся в воде раненые и оглушённые лошади, последний штрих к картине маслом. На реке начинается хаос.
Я не знаю пять минут или час идет бой, но уже наступил рассвет и совершенно светло. Напротив нас, у кромки воды, несколько сотен переплывших протоку воинов противника. Это не китайцы, а маньчжуры. Перестрелять их мы не успеем и они вот-вот пойдут на нас в атаку. Вооружены они только саблями и пиками.
Перевязка закончена. Я поднимаюсь на бруствер окопа, за мной следом без раздумий поднимаются мои адъютанты и тувинцы, а следом и гвардейцы Казимира.
— Прохор, шашку, — протянутая мне шашка была с гардой, но какая разница.
— Гвардия! Пистолеты к бою, — полки Казимира и Панкрата, занявшие позиции напротив островов, самые обученные и отборные во всех отношениях, наша лейб-гвардия, вооружены поголовно пистолетами и шашками. Вижу как справа и слева гвардейцы рвут из-за поясов пистолеты и взводят курки.
— Шашки вон! За веру православную, в атаку, вперед! Ура! — я всё делаю на автомате, голова светлая, но пустая. В такие учебные атаки лейб-гвардейцы ходили неоднократно и каждый знал свой маневр. Рядом со мной появляется Казимир, Харитон и гвардейцы комендантской сотни.
Маньчжуры строятся в боевой порядок, выставляя плотный частокол своих пик. Вот до них остается метров пятьдесят, они стоят в пять-шесть шеренг. Их не меньше тысячи. Обучая личный состав, мы отрабатывали бой в пешем строю с пикинерами и поэтому я уверен в исходе боя.
— Гранаты у бою, — все по команде Казимира останавливаются. Гранаты будут метать только те, кто стабильно на учениях показывал дальность броска боевой гранаты пятьдесят и более метров.
— Товсь, пли! — около сотни гранат летят в строй противника и за него. Они производят опустошение в рядах маньчжуров. –Дистанция двадцать метров, пистолеты беглый огонь. В атаку, вперед!
С двадцати метров гвардейцы стреляют из пистолетов, строй врага еще достаточно плотный, но многие пики уже дрожат, кто ранен, а кто уже и сломался. Залп из пистолетов хоть был и недружный, доломил маньчжуров.
Для атаки я выбрал рослого молодого пикинера, он один из немногих не был ранен и пика в его руках не дрожала, сзади него стояли двое окровавленных воинов, их пики были опущены до земли. Я резким движением отбил пику здоровяка, а Прохор должен был разрубить её. Но маньчжур неожиданно разжал руки и пика упала, а он резко развернулся, сильно толкнул стоящих сзади, которые от его толчка упали в разные стороны и побежал к Енисею.
Это послужило сигналом для других, кое где начавшийся шашечно-пиковый бой как по команде прекратился, все маньчжуры побросали пики и сабли и бросились к реке. Но бежать всего ничего, от кромки воды они отошли метров на пятьдесят, не более. Наша артиллерия перешла на беглый огонь и расстреливает острова и лагерь на левом берегу.
У кромки воды маньчжуры в замешательстве остановились. Их осталось в буквальном смысле горстка, десятка три. Команды Казимира я не слышал, но наши гвардейцы тоже остановились начали быстро убирать в ножны шашки и перезаряжать пистолеты. Некоторые замешкались, обтирая кровь с клинков.
— Ваша светлость, Лонгин Андреевич, — я оборачиваюсь и вижу Адар-оола с десятком тувинцев, а следом и их начальник. Молодцы, толмачи это сейчас самое то.
— Адар, предложи им сдаться в плен. Становятся на колени мордой в землю, руки