Пьер Бордаж - Ангел бездны
Другие усамы слушали его со смирением, смешанным с отчаянием. Время от времени они одобряли его речи кивком головы или невнятным бормотанием. Все пережили нечто подобное. По закону почвы они должны были пользоваться такими же правами, как их христианские соплеменники, но Европа отреклась от них, предала их, стала травить – следствие подрывной работы, предпринятой против мусульманского мира в десятилетие, последовавшее за терактами 11 сентября 2001 года. Последний крестовый поход христианства. Цель архангела Михаила – тут все сплюнули с гримасой презрения – открыть иудео-христианам дорогу на Иерусалим, к гробнице Христа, затем, с помощью израильского государства, своего давнего союзника, захватить Аравийский полуостров, разрушить Мекку и другие священные исламские города, стереть с лица земли религию Пророка. Но Аллах – да славится имя Его – такого никогда не допустит.
Сидя в стороне, на плиточном полу гостиной, четыре женщины молчали, не вступая в беседу. Они не носили платков и лица не закрывали. Одетые по-европейски, они ничем не показывали ни согласия, ни неодобрения, но Пиб видел по их глазам, по выражению их лиц, что они не разделяют мыслей своих единоверцев-мужчин, что они пустились в путь только ради спасения жизни, что они не ждут лучшей доли по другую сторону Восточного фронта. Они улыбались ему, когда встречались с ним глазами, и в нежных складках их губ таилось больше обещаний, чем в яростных речах мужчин. Он вновь увидел маму на кухне их дома, со склоненной головой, с полузакрытыми глазами, стой невыразимой грустью, которая ощущалась в каждом ее движении. И он понял, что несчастье исходит не от ислама или христианства – виной всему люди, превращающие религии в безжалостные военные машины, виной всему недуг, разъедающий человечество с зари времен. Истиной не обладали ни христиане, ни усамы, следует просто бросить в огонь все религии, сжечь завистливых богов, сорвать ореол святости с земли и сутану со священников, развязать тюрбаны имамов, крикнуть каждому мужчине и каждой женщине, что ничего не надо воспринимать трагически, нужно полностью отдаться этой великолепной игре, которая называется…
Черт, вот он уже и думает, как Стеф.
Она угадала, что они найдут решение в этом жалком уголке побережья. Через три-четыре дня судно высадит их в Албании, это относительно надежный способ передвижения и существенный выигрыш во времени. Проводники взяли пять тысяч евро, как она и предполагала. Пиб опасался, что они избавятся от них, едва прикарманив деньги, но им стали раздавать спасательные жилеты.
– Зачем это? – спросил Мурад.
– Если корабль окружат военные патрульные катера, у вас не будет другого выхода, как прыгать за борт.
– И плыть до Албании?
Проводник пожал плечами.
– Корабль подберет вас, но вы прекрасно знали, что идете на риск.
– Каковы шансы напороться на патруль?
– Пятьдесят на пятьдесят. Есть также подводные лодки усамов. Они выходят из Черного моря через Босфор и топят все корабли без исключения.
– Если у нас только один шанс из двух уцелеть, вы должны вернуть нам половину денег!
Веселая улыбка осветила зловещее лицо вожака проводников, маленького брюнета, состоявшего из одних углов и страдающего тиком.
– Корабль подберет вас. Мы свою часть договора выполнили. Да и деньги ваши, потонете вы или перейдете фронт, вам уже не понадобятся.
– Где же он, ваш корабль?
– Возникли небольшие затруднения, скоро он подойдет.
После полудня сначала послышался рокот мотора, затем показался сам корабль. Небольшая, насквозь проржавевшая посудина – казалось невероятным, что она способна оставлять за собой такую ровную борозду. Проводник с бульдожьей мордой пришел за беженцами, которым незадолго до этого выдали пищу и воду. Пиб ничего не ел со вчерашнего дня и проглотил свои два сэндвича с такой жадностью, что едва не подавился. Он тут же пожалел о своей прожорливости: ощущения сытости не было, зато хлеб навалился на желудок, словно камень.
Беженцы спустились по тропинке в бухту, где они со Стеф купались. Судно стояло на якоре, и мотор работал вполсилы, с глухим урчанием. Маленький траулер, подлатанный на скорую руку, в очень скверном состоянии, на первый взгляд не способный вообще добраться до албанского побережья. Вожак проводников коротко переговорил с капитаном, мужчиной лет пятидесяти с обветренным лицом и взлохмаченными жирными волосами. Ветер относил звук голосов в сторону моря. Все надежды беженцев были заключены теперь в этой жалкой посудине. За четыре дня им, конечно, не миновать шторма. Капитан повернулся и уставился на Стеф похотливым взором. Проводник вручил ему пачку банкнот, он тщательно пересчитал их, затем сунул в карман матросской блузы и широким жестом подал сигнал всходить на борт.
Беженцы сгрудились на бывшей рыболовной палубе, на корме. Проводники стали подниматься по тропинке, не попрощавшись с ними и не пожелав им удачи.
– За тридцать евро они бы продали и мать с отцом, – бросил Мурад, указывая на три фигурки на скалах. – У них вместо сердца кошелек. Указы об изгнании европейских мусульман для них манна небесная.
Траулер со скрежетом снялся с якоря и двинулся в противоположную от заходящего солнца сторону. Силуэт капитана угадывался за грязными стеклами командирской рубки. Корабль насквозь провонял рыбой. Из двух труб вырывались клубы черного дыма с сильным душком мазута. Опершись о поручни, Пиб зачарованно смотрел на след, оставленный винтами.
– Ты в первый раз плывешь по морю, Пиб? – спросила Стеф.
Да, это было в первый раз.
Хотя почти тринадцать лет он жил всего в пятидесяти километрах от атлантического побережья, ему очень редко доводилось бывать на морских курортах. Господу не нравятся полуголые тела на песке, утверждали его родители. Доказательство: он карал их солнечными ударами и кожными болезнями. Однако они записали сына и дочь на плавательные курсы в местном муниципальном бассейне, потому что, хоть вода и не была естественной средой обитания человека, лучше все же уметь плавать. Он купался в Атлантическом океане, в его холодных сумрачных волнах, но в лодку не садился никогда. Как и в самолет. Превратности войны пригвоздили к земле европейское население, некогда столь жадное до путешествий, открывающих новые страны с улыбчивым климатом. Число коммерческих рейсов заметно сократилось после того, как несколько самолетов были сбиты исламистскими истребителями. Лучше дома места не найдешь, любил говорить папа. Пока однажды среди ночи чудо-бомба не обратила дом в пепел.
Берег скрылся из вида. Морской ветер относил в сторону рокот мотора, собирал облака над их головами, поднимал и раскручивал волны. Капитан вышел из рубки и крикнул, чтобы они надевали спасательные жилеты.
– Если качка усилится, советую спуститься в бывшую разделочную. Запах там нестерпимый, но это хоть какое-то укрытие. Иначе вас будет окатывать с ног до головы каждую секунду.
Продолжая говорить, он сверлил взглядом Стеф. Убедившись, что пассажиры правильно надели жилеты, он с особым вниманием осмотрел тесемки Стеф и вернулся в рубку, игриво взглянув на нее.
– Мне этот тип не нравится! – пробурчал Пиб.
– Неважно, нравится он тебе или нет, – сказала Стеф. – Главное то, что он доставит нас в Албанию.
– Мне на это плевать! Если он к тебе прикоснется, я его шлепну!
Она погладила его по щеке тыльной стороной ладони.
– Ты такой милый, когда ревнуешь, Пиб.
Едва стемнело, как разразился шторм, который словно ожидал наступления ночи.
25
Он никогда не доверял этому доктору, скверному христианину, отвратному типу, как говорил кюре.
В любом случае, врач, засевший в медвежьем углу вместо того, чтобы поселиться с комфортом в городе, по определению был весьма странным прихожанином, приспешником дьявола или атеизма, что, в сущности, одно и то же. Европа так и не смогла освободиться от этих демонов, столкнувших ее в преддверие ада.
Мерзавец-доктор предложил ему откосить от армии. Ему, который испытывал лишь одно страстное желание – защищать своего Бога и свою Отчизну. Ему, который уже в тринадцать лет пришел в местное отделение легиона и в течение трех лет лез на стену от нетерпения, пока ему не выдали дорожное предписание. Ему, который поклялся убить несколько сотен усамов и в ожидании отправки на фронт тренировался в семейном саду с отцовским охотничьим ружьем. Ему, который на своих картонных мишенях изобразил силуэты исламистских солдат.
Почтальон бросил, наконец, в ящик конверт с двумя серебристыми П. Уже несколько месяцев он каждое утро бегал проверять, не пришла ли повестка. Поскольку других врачей в округе не было, ему пришлось пройти медицинский осмотр у скверного христианина. Осмотрев горло, прослушав легкие и сердце, негодяй стал ощупывать его половые органы, словно барышник, проверяющий состояние быка-производителя.
