Анатолий Матвиенко - На службе зла. Вызываю огонь на себя
— Как… Как вы смеете мне говорить такое… Мне… Вы… Да я… Весь германский народ… Нет!.. Абсолютно исключено! История не забудет… — фюрер начал задыхаться, издал странный полувсхлип и вдруг совершенно нормальным тоном продолжил: — Что вы можете мне предложить?
— Вступить в прямой контакт с Высшими Неизвестными. Тогда вы узнаете путь к спасению и цену, которую нужно заплатить.
— Я уже все сказал! Что хотят от меня Великие?
— Не знаю. Я — лишь посланец, лишенный памяти и периодически получающий откровения. То, что вы огласили, дальше меня не ушло, — Никольский не мог не злорадствовать, дав понять Гитлеру, что тот сорок минут фактически впустую распинался перед отключенным от сети телефоном. — Нужно провести обряд, установив связь между вами и тонким миром.
— Проводите!
— Не так просто. Берлин заполонен еврейскими полукровками мишлинге и страхом. Арийский дух утрачен. Нужно неоскверненное место. Я в точности знаю лишь одно — замок Вевельсбург.
— Быть может, это ловушка, мой фюрер, — тявкнул бульдожка. — Мы приедем, а там налетит американская авиация.
Гитлер подозрительно зыркнул.
— Выбирайте время по своему усмотрению. Авиация не может бомбить замок непрерывно. К тому же связь наиболее реальна из зала группенфюреров над криптой северной башни при сохранении там рун и символов.
— В этом зале отмечены последние откровения среди новобранцев СС, — осмелился вставить Вюст.
Гитлер немного успокоился. Выплеснув избыток эмоций во время спича и придя в себя после справедливых и потому весьма обидных упреков, он пытался осмыслить уравнение, в котором появилось новое неизвестное — гипотетическое вмешательство Великих Неизвестных. Как побочный продукт контакта полученные доказательства предательства со стороны главы СС — тоже важный повод задуматься. А для этого необходима новая порция стимулирующей химии.
— О своем решении я сообщу позже.
Вюст выбросил ладошку в нацистском салюте, Никольский коротко поклонился.
Подымаясь по высокой лестнице бункера рейхсканцелярии, штандартенфюрер злобно зашептал:
— Вы безумец! Разве можно так разговаривать с самим Адольфом Гитлером?
— Как человек я не имею мнения и воли. Моими устами вещают Высшие. Вы обзовете безумной телефонную трубку, из которой услышали неприятные для себя вести?
— Тем не менее с фюрером нельзя говорить в таком ключе.
— Через пару дней все станет понятно.
Четыре дня Никольский откровенно страдал от безделья, читая свежие немецкие и не очень новые англо-американские газеты, слушал радио и глушил шнапс, стараясь не переходить границы разумного. Вюст откровенно боялся гостя. Точнее — последствий для себя от небывалой дерзости посланца. Но проходили дни, а у особняка не притормаживали гестаповские машины с группой захвата. Владимир Павлович предположил, что фюрер поручил деликатно проверить его донос по поводу заигрываний Гиммлера с вражеской разведкой, поставив доверие к посланнику в зависимость от результатов этой проверки.
Никольского стерегли очень плотно. Кроме миссии от потусторонних сил, он стал носителем важной тайны рейха — отвратительного здоровья вождя.
В день приезда рейхсфюрера в Берлин Вюста немедля выдернули на ковер. Вернулся он бледный и с дрожью в членах. Естественно, Гиммлер был крайне раздосадован, что посланец хрен знает кого предъявлен фюреру и клевещет на рейхсфюрера. Тем более что на сто процентов та клевета соответствует действительности. Вюста пока оберегало острое недоверие вождя к Гиммлеру, в свете которого внезапная смерть профессора или посланца гиперборейцев выглядела бы чересчур подозрительно. Штандартенфюрер нервно промакивал крупные капли холодного пота на лице и с ненавистью смотрел на виновника своих неприятностей. Больше всего ему хотелось отмотать время лет на семь-восемь назад, чтобы пережить славу и падение нацизма простым профессором истории и не бояться, что услышит лязг гусениц американских или советских танков. Говорят, американцы издали приказ не брать эсэсманов в плен и расстреливать на месте. Русские вроде как в плен берут, но получается даже страшнее, чем американский расстрел.
— Вальтер, вы хорошо стреляете? — спросил как-то Никольский, пытаясь разогнать опасную депрессию хозяина своего временного пристанища.
— Не очень, а что?
— Хочу сказать, что в первую очередь вы профессор и ученый и лишь во вторую — офицер СС. Боюсь, что в ближайшие месяцы нам могут весьма понадобиться навыки владения личным оружием. По тому, как я смотрю на «Эрмы» и «Вальтеры» охраны, мне кажется, что в прошлой жизни я умел ими пользоваться. Организуете?
Тир для Ваффен СС Берлинского гарнизона был хорош. А так как здесь тренировались специалисты для выполнения весьма особых заданий, то и богат самым разным оружием. Никольский увидел «Наганы», «ТТ» и «ППШ» Красной Армии, американские «Томпсоны» и «Кольты», «Чешску зброевку» и итальянские «Беретты». Естественно, в полном комплекте немецкие стволы, включая новейшую автоматическую штурмовую винтовку. Если вы так изобретательны на оружие, ребята, что ж вас так бьют в обеих мировых войнах?
Не чемпионски, но вполне уверенно Никольский отстрелялся из двух «Вальтеров» — Р38 и «Полицай-пистоле». Револьверы и пистолеты других стран недоверчиво покрутил в руках, затем отложил в сторону.
— Знаете, штандартенфюрер, мне кажется, что в прошлой жизни я носил Р38.
Вюст, стрелявший как дилетант, снял наушники.
— Это сужает круг поисков. Как лингвист могу точно сказать — вы не из Германии. Может, болгарин, венгр или румын. В этих странах полиция и армия оснащалась немецким оружием, — уловив взгляд Никольского, добавил: — После оскорбительных речей в бункере фюрера СД и гестапо получили задание установить вашу истинную личность.
— Интересно, кто же я?
— Пока неизвестно.
— Полагаю, это не имеет значения, будь я сам помощник Сталина. Моя задача — связать фюрера с Верховными, решение принимать ему.
— И все же. Если спецслужбы установят, что вы родом из враждебного государства, Гиммлеру будет гораздо легче опровергнуть обвинения в свой адрес и поставить под вопрос действительность сообщений от Высших Неизвестных.
— Смешно. Та же названная вами Венгрия объявила войну Германии. Как и Италия. Мир против вас, Вальтер. Как можно отталкивать руку помощи единственного друга, способного помочь?
Вюст вытащил опустевший магазин. Помедлил и, наконец, задал вопрос, который весьма интересовал его в последние дни.
— Господин посланник, разрешите вопрос. Предлагается спасение отдельным лицам системы, но не всей Германии. Я могу рассчитывать, что меня тоже как-то спасут?
— Да, ваше положение сложное. С одной стороны, красные и союзники, не жалующие СС, с другой — недовольный вами и смертельно опасный Гиммлер. К сожалению, моя роль чисто техническая, без права принятия решений. Могу лишь надеяться, что Высшие, учтут ваш вклад в деятельность Аненербе. Поэтому считаю, что у вас есть шанс.
— Спасибо! Я также учту ваше доброе расположение ко мне. Неизвестно, как оно повернется.
Записал меня в приятели, нацистская гнида, усмехнулся про себя Никольский. Не надейся. У Курта есть фотографии из концлагерей, что наснимали американские солдаты. Медицинский отдел Аненербе там отметился по полной. Поэтому в аду для штандартенфюрера приготовлено не самое прохладное место.
На следующий день удалось выпросить у Вюста крохотную прогулку на участке земли за особняком. Там агент потусторонних сил уселся на деревянную скамью и закурил.
Пахло весной. Снег лежал потемневший, плотный, готовый без следа исчезнуть до зимы. Как хотелось надеяться, что следующая зима будет мирной и на пригороды Берлина не будет оседать сажа от пожарищ после бомбежек.
Прикрыв рот перчаткой, удерживающей папиросу, Никольский тихо произнес:
— Александер, слышите меня?
— Здесь Курт, — немедленно отозвалось в голове.
— Я под постоянным наблюдением. Ожидаю вызова к Гитлеру в ближайшие дни.
— Наше руководство считает, вы работаете правильно.
— Во время обряда в замке мне, возможно, потребуется помощь.
— Мы постоянно посменно слушаем, что происходит вокруг вас.
— Но не видите?
— Увы.
— План прежний — встреча субмарины в Атлантике?
— Да. При откровениях в замке вы услышите то же что, и фюрер.
— Понял.
— Будьте осторожны. Гиммлер не верит в откровения и мистику. Может совершить какую-то гадость.
— Учту. Спасибо.
Встреча с фюрером произошла только во второй половине марта. Никольский гадал, какие скрытые побуждения руководили германским боссом. Одно очевидно — положение на Восточном фронте из неизбежно катастрофического переходило в ранг свершившейся катастрофы. Контролируемая вермахтом территория сжималась, как шагреневая кожа. С каждым днем положение нацистской верхушки становилось более угрожающим, но они предпочитали тянуть время до последнего.
