Андрей Дай - Поводырь в опале
Павел Григорьевич не сомневался, что с поддержкой ведущих столичных банкиров и богатейших Московских купцов, прожект пройдет все инстанции в кратчайшие сроки. Всего года за полтора — два. И года через три, при условии готовности производства рельс и прочих запчастей на моем заводе, можно будет начать. Однако, по его словам, существовал и другой метод, существенно приближающий дату закладки дороги.
Дело в том, что по существующим законам Империи, на устройство частных, заводских или горнозаводских, в масштабах страны малюсеньких отрезков путей, достаточно было разрешения местного гражданского начальника. МПС такие, до двухсот верст в единой концепции развития железнодорожного строительства не рассматривало, а военным эти микроскопические маршруты были и вовсе не интересны.
Так что мне, как Томскому губернатору, практически ничего не мешало самому себе разрешить строительство ветки Томск-Тундальская, и второй Тундальская-Мариинск. То есть, связать губернский центр с основным производством угля и железа. А если затеять производство чего-нибудь особо нужного в окружном Мариинске, так можно и до Ачинска чугунку дотянуть. Оправдание всегда сыщется.
И в свете этого обстоятельства, и, как бы в благодарность за идею, фон Дервиз предлагал доверить ему строительство этих самых частных веток. Сообщал, что уже к весне следующего, 1866 года основные работы на Рязано-Козловской дороге будут закончены, и несколько тысяч опытных рабочих окажутся в полном моем распоряжении. Возведением же придорожной инфраструктуры — станций, водонапорных башен и угольных или дровяных складов — будут заниматься совсем другие люди. Но и они осенью-зимой шестьдесят шестого года смогут приехать в мою губернию.
Предварительную смету на путь из Томска до Судженки концессионер оценивал приблизительно в восемь миллионов рублей, от угольных копей до заводов — в пять, и от Тундальской до Мариинска в четыре. Но рекомендовал изыскать возможность приготовить хотя бы двадцать миллионов. В этом случае, брал на себя обязательства соорудить еще и мост через Томь.
Он прекрасно понимал, что долго эти ветки сами по себе существовать не смогут. В конце концов, это попросту экономически не выгодно! Но ведь частные заводские отрезки путей всегда можно будет выгодно продать акционерам будущей Западносибирской дороги. Причем фон Дервиз готов был и сам инвестировать в минипроект миллионов пять, а потом, после уступки прав, продолжить возведение пути в какой-то его части. Все тысячи верст, он благоразумно брать на себя опасался, рекомендуя привлечь хотя бы еще одного крупного подрядчика. Например — Петра Ионовича Губонина из Москвы.
Часть паев частных веток Павел Григорьевич прямо предлагал Штукенбергу с Волтатисом, как оплату их инженерных талантов. «Его превосходительство, господин Лерхе, наверняка не станет этому противится» — подозревая, что я так или иначе увижу эту депешу, уточнял хитрый делец.
Нельзя было не признать, что концессионер прав. Одно цеплялось за другое. Чугунка способна наполнить мой край людьми. Подстегнуть развитие буквально всех сфер сибирской жизни. Без железа и прокатного стана не будет железной дороги. Для металлургии в промышленных объемах требуется уголь. Причем, тоже очень-очень много угля. Столько на извозных подводах да еще в объезд северного отрога Салаирского кряжа, не навозишься.
Единственным способом разорвать этот заколдованный круг — поступить по примеру Великого Александра. Достать вострый меч, а в моем случае этого вот фон Дервиза, и рубануть по узлу.
От Томска до завода сто семьдесят километров. Триста сорок верст рельс. Семьсот с хвостиком тысяч пудов железа. Всего на всего… Интересно, каким образом Павел Григорьевич намерен притащить столько в Сибирь?! Но раз не писал о еще даже не начавшем строиться заводе в Тундальской — какой-то план у него имеется. Хотелось бы так думать.
И просто замечательно, что в предложении ни слова не было о поднайме туземных артелей. Неужели и тут побеспокоился, заранее разузнал о дефиците рабочих рук у меня в губернии? А из тех, кого он с собой привезет, наверняка найдутся желающие в богатой, не знающей голода Сибири жить остаться. Еще один плюс, кстати.
Почему бы у этого же фон Дервиза пару тысяч умелых каменщиков не нанять? В губернской столице уже второй сезон строительный бум. Люди стали из окрестных городов приезжать на заработки. Но мало. Черт возьми, как же мало! Зимой можно было бы еще и крестьян из близлежащих сел с деревеньками в подсобные рабочие зазвать, но не те еще технологии. Не строят еще ничего зимой.
И снова встает вопрос — где брать деньги? Письма Сидорову, Кокорину, Губонину и другим проявившим интерес в моей дороге купцам я отпишу. Разрисую, так сказать, в красках всю прелесть частного отрезка всего проекта. Но ведь хотелось бы и самому в этой афере поучаствовать. Хотя бы для того, чтоб иметь возможность контролировать процесс. Ну и для получения прибыли после продажи, конечно. У меня проектов много, всегда найдется, куда деньги вложить.
Те средства, что на счету в Государственном банке, уже все распределены. По большому счету, я сейчас и богатым-то человеком не могу себя назвать. Долгов много больше чем денег. Благо, пока на статусе удается выезжать. Верят еще купцы моим векселям. А потом, глядишь, или Васька Гилев изыщет способ деньги в Томск переправить, или Цыбульсткий чего-нибудь на указанных мной ручьях нароет. Закрою дефицит. Только — это все несущественные мелочи. Мне хотя бы миллионов пять нужно, чтоб в совете акционеров хоть как-то хоть на что-то влиять. Пусть не сегодня, но к весне, когда концессионер начнет насыпи под укладку шпал делать — точно.
Ограбить что ли кого-нибудь? Так и то — некого. Кроме, наверное, Госбанка, ни в одном ином кредитном институте таких сумм и не хранится. В столице недавно коммерческий банк образовали, так там и то уставной капитал даже до двух миллионов не дотянул. А какие фамилии в учредителях упоминаются! Гинцбург, Елисеев, Кроненберг! Даже Иван Давыдович Якобсон, папенька моей как бы невесты, отметился — тоже не бедствующий господин.
Собрать отряд в пару сотен казачков, да на Китай набег устроить? Так и там после толи гражданской войны, толи бунта тайпинов — натуральнейшая разруха. Англичане Пекин три дня грабили, а груз в трюмы одного корабля уместился. Их бы самих… Я имею в виду англичан… Вот у них деньги точно есть. Они из одной Индии столько вывезли, что на это богатство можно в Сибири коммунизм построить. Только, боюсь, высадку моего бородатого десанта они не поймут. Обидятся. Царю начнут жаловаться.
Вот бы как-нибудь так сделать, чтоб миллиончик их фунтов имени Стерлинга кто-нибудь их них сам принес, и потом назад не просил…
Был у меня еще один вариант по резкому увеличению собственной платежеспособности. Прятался он в верховьях одного из ручьев, стекающих в Чуйскую степь с хребта Чихачева. В принципе, по нынешним временам, вполне доступное место. Официально территория Империи, и туземцы после показательного расстрела отряда непокорного зайсана, препятствовать не посмеют. Только вот ведь какая незадача! Сам не поедешь, а поручить, выходит, что и некому. Тут не просто надежный и не болтливый человек вроде Захария Цыбульского или Ваилия Гилева нужен. Необходим такой, кому я как самому себе доверять могу.
Золотые россыпи, серебряная руда — это все конечно может приносить какой-никакой доход. Раз в год, и после подсчета многочисленных трат. Когда выходят из тайги старатели, или купцы расторгуются на ярмарках. А там, на берегах обычной, ни чем особенно не примечательной речушки Нарын-Гол, в щелях и под аллювиальными отложениями, спят богатейшие друзы императорских, хрустально-зеленых изумрудов. Геологи, которые их там обнаружили — в том моем мире, и сто лет спустя — принесли горсть необработанных кристаллов до полутора сантиметров в длину. Это — карат на тридцать. Ну, пусть после обработки останется десять. На самом деле — понятия не имею, какой там процент отхода, но стоимостью камней специально интересовался. За экземпляры хорошего окраса и чистоты и по тридцать тысяч долларов давали. За карат, естественно. Десяток камней — три миллиона. Так поисковики особенно и не искали. Встретили друзу, вырубили и побежали хвастаться. А сколько их там — одному Будде известно. Погранзона. И места не слишком обжитые. Так месторождение в госрезерве и числилось.
С семнадцатого века эти камни в Колумбии в больших количествах добывают. И все равно мало. Слышал, лет тридцать назад, в тридцатых годах девятнадцатого века, изумруды на Урале нашли. Мировой рынок даже не шелохнулся. А самые лучшие камни тут же казна выкупает. Императорский камень! Некоторые наравне с бриллиантами ценятся.
И вот стоит даже подумать о том, что посланный на тот ручей человек просто покажет кому-нибудь кроме меня свою находку, страшно становится. Золотая лихорадка — детский сад по сравнению с тем, что там, на Чуе, начнется.
