Дмитрий Янковский - Голос булата
– Кто же он, твой отец? Один из ветров или древний дух, над ветрами начальник?
– Выше бери… – зябко поежилась Дива. – Никакой он не дух, сам повелевает многими силами, потому я и несвободна сверх всякой меры. Помню, раньше он старался всегда быть рядом, стерег от беды, играл со мною, как все отцы играют с дочерьми своими, а когда мать умерла, отдалился… Забота переродилась в надзор, шагу не давал мне ступить без ведома. Знал, что я виню его в смерти матери, и рядом стыдился быть, и отпустить не мог.
– Неужели это сам… – Микулка напрягся, остерегаясь вымолвить имя Бога.
– Стрибог. – глядя ему в глаза, подсказала она.
За теремом едва слышно скрипнул дощатый настил и паренек, еще не понимая что делает, отстранился и словно кошка извернулся, окинув рассеянным взором весь двор. К конюшне беззвучно метнулась неясная тень. Нервы у него и без того были натянуты до предела, разве что не пели как струны. Меч со звонким шипением выполз из ножен, налив руку уверенной силой, а звезды собрались в лужицы света на добром булате, отчетливо высветив черную надпись на лезвии. Дива горячо дышала почти в самое ухо, мешая прослушивать тьму. Микулка не просто слушал, всей кожей старался чувствовать воздух вокруг, остерегаясь предательски пущенной стрелы.
– Никак Владимир кого подослал… – едва слышно шепнул он. – Красно Солнышко.
– Зря на князя наговариваешь… – рыкнула полутьма из-за спины и паренек чуть не вскрикнул от неожиданности, Дива же едва чувств не лишилась, стала белее звездного света.
Он медленно повернул голову и шагах в трех позади разглядел знакомую лохматую морду с оскаленными клыками.
– Это не князь… – стараясь не взрыкивать, молвил верховный волхв. – Я-то чую. Волшбу чую, князю без меня не доступную. И не станет князь тебе козни строить, можешь расслабиться.
– С вами тут, кхе… расслабишься! – осипшим с перепугу голосом ответил Микулка. – А что за волшба?
– Хороший вопрос, но чтоб ответ сыскать, мне с тобой перемолвиться надо. Наедине.
– Нет уж! Диву я одну не оставлю, да и доверяю ей как себе. Говори, коль есть что сказать, а иначе пошто в ночную пору люд пугаешь?
– Откель ты меч взял? Токма не криви, ради Богов, скажи как есть, не то помочь ничем не смогу.
– Да сколько можно повторять? Говорил же, подобрал меня в Таврике старик, Заряном назвался. Жил один, в избе у Велик-Камня, учил меня хитрой манере биться кулаком и ногами, из лука стрелять учил, мечом владеть. Год я у него жил, выучился и биться, и резы разбирать, и в травах ведать. А потом печенеги… Ночью была сеча лютая, деда стрелами истыкали, меня посекли до полусмерти. Еле сдюжили. Но старик помер, до утра не дожил, а я с хворью справился. Перед смертью Зарян завещал мне меч, что в чулане хранился…
– Вррррешь… – зло рыкнул Белоян. – Сколько против вас печенегов было?
– Два десятка. Но мы поставили частокол и сруб, били стрелами из укрытия, а многие в овраге на колья напоролись.
– Колья? Да… Зарррян. И чем же вы бились?
– Старик своей шалапугой, я топором, а потом саблю у печенега отнял.
– Вррррешь… – волхв шагнул ближе, у Микулки сердце упало куда-то вниз и там застряло словно бечевой привязали. – Грамотно врешь, половину правды кажешь, но чую – не всю. Ладно, скажи мне две вещи. Кто вам помог отбиться и что Зарян про меч говорил.
Паренек не знал что ответить, что-то внутри мешало выказать правду, а гневить жуткого волхва было боязно. Он крепче стиснул рукоять меча и приготовился к бою.
– Не скажу!
– Дурррак… Для тебя же стараюсь!
И тут все решил Кладенец.
– Ему скажи! – уверенно молвил Голос. – Это… свой.
Первый раз оскал Белояна действительно стал похож на улыбку.
– Прорезался голосок! – странно хохотнул он. – Давно бы вразумил отрока! Что за времена пошли, свой своего хоронится… Ладно, Микула, давай по людски поговорим. Меч твой советов дурных чай не давал? Вот и слушай его.
Дива крепче прижалась к Микулкиному плечу и он почувствовал себя намного увереннее, впустил булат в ножны и уже спокойнее сказал:
– Волки. Целая стая огромных волков вышла из леса и перерезала всех печенегов. Никого не осталось. Но Заряна они спасти не успели, я его уже мертвым нашел.
– А меч?
– Я чуть не помер, но в избе жила кикимора, она меня выходила, потом и про меч рассказала. Говорила, что в нем колдовская сила, но ничего толком не ведала.
– Среди волков был Белый? – сверкнув глазками спросил волхв.
– Да. Волкодлак. Он странный, говорит так, что едва слова разбираешь.
– Да… Значит ни старик, ни Белый, про меч ничего не сказали? Откель же ты ведаешь про души воинов?
– В темнице, куда меня рипейский колдун заточил, был витязь. Ну… Совсем древний, если не врет. Он сказал, что такой меч был у Кия, по приметам сошелся, вот я и решил, что это тот Кладенец.
– Ррррр… Сейчас чуть ли не каждую оглоблю Кладенцом кличут. Но твой настоящий, это верно. Хотя от этого все еще непонятнее.
– Что не понятно? Я поведал что знал!
– Эх… – устало сгорбился Белоян. – Понимаешь, меч такой должен быть только один. Его сковал человек, наделенный особой силой. И… погиб. Больше такие мечи ковать никому не дано.
– А что, – Микулка даже глаза от удивления выпучил, – есть еще?
– Я же тебе говорил, что колдовскую силу за версту чую. Тот, кто метнулся от терема, имел при себе точно такой же меч.
10.
Даже когда Дива отвела жениха в отведенную для них светлицу, он все не мог успокоится. Кто-то еще… Прямо тут, в Киеве, можно сказать под носом. А если верить волхву, то такого вообще быть не может. Кто этот незнакомец, случайно ли оказался рядом? Связан ли как-то с Заряном? И откуда Белоян столько всего знает, морда медвежья? Понятно, что мудрый волхв, но все же странно. Говорит так, словно всех лично знает… И скорее всего так и есть. Как ни мало было опыта у Микулки, а он уже начал примечать, что люди делятся на два сорта. Одни живут сами по себе, живут ярко, словно огонь в горне горит, эти знают друг друга, потому как их мало и все они на виду. Про таких поют песни, а женщины называют их именами своих детей. Другие живут как живется – работают, кормятся, спят, рожают детей и вообще на них род человеческий держится, но те, первые, водят их за собой, как козу на базар.
Три масляных плошки освещали комнату мягким трепещущим светом, паренек снял перевязь и сбросил меч на стол, устало двинув плечами.
– Умаялся… – пожалела его девушка. – Тяжкий выдался день. Не мучай себя, давай спать ляжем. Погляди, какую нам постель застелили! Чай не тюфяк в пещере.
Микулка подошел к ней, ласково обнял за плечи и понял, что именно на нем отныне лежит ответственность защищать ее светлую красоту от всех бед этого дикого мира. Только нужно быть очень сильным, потому как чем больше в чем-то добра и света, тем яростнее Зло пытается растоптать, унизить, извести так, чтоб и в памяти не осталось. Даже Стрибог берег ее не так, как она хотела, значит ему нужно стать сильнее и лучше Бога.
Уже ложась, он впомнил слова Заряна: "Хоть ты и бестолковый на редкость, но и тебя любовь стороной не обойдет. Встретишь ты свою красу ненаглядную. Нечего зубы скалить, слушай, что старшие говорят! Не думай, что женщина ценит в мужчине только силу и храбрость, скорее наоборот. Хочется им видеть даже в самом лютом воине мягкость и нежность. Запомни, что рядом с девкой сила твоя не для удали, а для защиты. Так что хвост зазря не распускай, толку с этого мало. И еще одно. В любви самое главное – не обидеть. Тут понимание нужно…"
Легко сказать! Попробуй ты их пойми… Словно Боги творили женщин из другой глины, чем мужчин. Она сказала, что жить без него не хочет, а свадьбу не может справить по божески. Он ей предложил жить без свадьбы, думал утешить, она же чуть не обиделась… Прямо беда.
Он лег рядом с Дивой и прижался к ее горячему телу, голова сразу пошла кругом и он осторожно, как бы невзначай положил ладонь на ее плечо. Поворочался, словно устраиваясь удобней, и продвинул руку чуть ближе к упругой девичьей груди. Его снова начало колотить крупной дрожью, а девушка лежала не шевелясь, словно… Словно не хотела перечить.
Микулка открыл глаза и попытался дышать спокойнее. Получилось плохо, воздуха в груди не хватало. Великие Боги! Что-то не так… Не обидеть? Что-то для нее связано с обрядом у идола Лели, что-то важное, по всему видать, более важное, чем для всех других девок на свете. Защитить? Кто бы мог подумать, что придется защищать любимую от самого себя!
Он тихонько поднялся с постели, подошел к столу и решительно, чтоб не передумать, выдернул из ножен тускло блеснувший булат. Древний обычай… Паренек даже не помнил, от кого он услышал про это, но уж точно не от Заряна. Раньше, много раньше, наверно в тех сказках, что рассказывала ему мать. Он снова залез на постель, устроился поудобнее и положил между собою и Дивой меч. Все. Древний обычай. Граница. Межа. Пока не назовет ее женой перед ликом Лели, ночью между ними будет лежать отточенная сталь.
