Михаил Ремер - Тайны митрополита
– Так и что же получается-то? Мудрены слова твои, отче.
– Почивать давай, – не стал отвечать Сергий. – Завтра – день хлопотный. Отдохнуть от трудов мирских надобно бы.
– Сергий, прими приглашение, на печи поспи. – В ответ тот лишь покачал головой.
– Неге тело не приучено да страстям не подвластно. Скромностию своею пастырь агнцев поучать должен. Труда многодневного хлеба погубить чтобы, одного морозца хватит; не искушай, Никола, а лавку свою уступи. Ты хозяин, и печь – твоя.
– Как скажешь, Сергий, – поклонился в ответ Николай Сергеевич, и понимая, что препираться смысла нет. Затем подошел к Матрене и, бережно приподняв, отнес на лавку. После собрал тулупов и укрыл ими товарищей. И только убедившись, что все в порядке, сам отправился спать.
Сон этот, вопреки ожиданиям, долгим не был. Еще и небо не посветлело, а уже проснулся пенсионер. От вчерашних хвори да слабости и следа не осталось, а потому пришелец, ловко соскочив с печи, тут же замер; в красном углу смиренно молился Сергий, да так, что Булыцкий всерьез задумался: а на самом ли деле разговор был ночной, или то ему лишь приснилось?
На цыпочках – не дай Бог, чтобы хоть половица скрипнула, – выскользнул учитель на улицу. Полюбовавшись домной, он, по обыкновению своему, принялся деловито осматривать творение, тщательно проверяя все, что только возможно. За этим занятием его и застал вышедший на улицу Сергий.
– Новый день, и слава Богу, – радостно улыбаясь, приветствовал он пришельца.
– Благослови, отче, – улыбнулся в ответ мужчина. Хорошее настроение схимника передалось и ему, да и тревоги не было на сердце, как при испытании первого тюфяка.
– Благословляю на дела, Богу угодные! – ответил тот. – День хорош будет! – перекрестившись, объявил он. – На радость великую. Не кручинься, Никола.
– Да и сам чувствую, как на душе светло. Оно как в прошлый раз, так и хмарь, а сегодня – радость великая.
– Ну и слава Богу, – вновь улыбнулся Радонежский. – Блаженны ищущие, ибо найдут.
Демонстрация сразу же после заутрени[101] запланирована, но народ подтягиваться раньше начал, места занимая получше. Впрочем, не до разглядываний зевак было Булыцкому; все суетился да проверял, чтобы, не дай Бог, не так что-то не пошло. Уже, казалось, все перепроверилось, да все одно уняться не мог.
Колокол отбил три раза, и народ, оживившись, повалил толпой к месту, зрелище где запланировано было. Оно совсем немного времени прошло, а люду праздного собралось, что на базаре! Шум, гвалт, лаянье за места получше, сутолока! Тут же и пацанье шумливое, до зрелищ охочее. Тут же и нищие. А тут и князь с мальцами да с Киприаном явился. Под выкрики стражников народ живо так расступился, высвобождая коридор для лиц великих, прямиком к домне ведущий; к местам почетным. Оно хоть и взбудоражен пришелец был, да все одно разговор вчерашний вдруг вспомнился, а потому, не удержавшись, взгляд на владыку бросил. Ох, и сер был тот! Тучи чернее, хоть и со службы прямиком! Ну, да не до того было сейчас трудовику, а потому, рассадив гостей и убедившись, что все в порядке, Николай Сергеевич зычно свистнул, команду давая; готово все!
Тут же засуетились кузнечных дел мастера, загружая домну; то по просьбе Владимира Андреевича с самого начала решено было процесс показать. Булыцкий было повозмущался сперва: «Вон, мол, балаган устроили! А не так если пойдет что, тогда как?» – да остыл живо. А ему-то какая печаль? Свое дело он сделал: домну дал. Дальше – не к нему вопросы. Ну, не мастер он дел плавильных! Что от него зависело – сделал, а дальше – не обессудьте.
А раз так, то, отвлекшись от процесса подготовки, сообразил вдруг, что княжич молодой тятьку втихаря теребит; пить, мол. А, сообразив, чертыхнулся: не подумал ведь! Впрочем, сообразил живо, что делать, и молнией в дом бросился. Там уже, короб от наборного комплекта достав, на шею себе повесил да расставил на деревяшке кувшин с водой, яблок пару да кружек глиняных. Тут кстати весьма и ремень приделанный пришелся. Отрегулировав его по длине, да крышку распахнутой придерживая, вынес пенсионер нехитрый свой скарб прямиком к князьям.
– Благодарю, Никола, – разглядывая короб, хмыкнул Владимир Андреевич. – Ловок! Или тоже невидаль из грядущего?
– Ну, – замялся в ответ тот. – Будет с такими чуть позже ходить народ; коробейники[102] имя ему. К твоему времени – диковина, к моему-то – повыведутся уже.
– Да ты сядь, Никола, – доброжелательно усмехнулся Дмитрий Владимирович. – Во какой труд проделал! Отдохни! – указывая на свободное место. Булыцкий уселся, с любопытством следя за процессом. Все-таки, что ни говори, но в действии творение свое он еще не видал.
Скрипнули подъемные механизмы, и жесткая деревянная рама, управляющая мехами, пошла вверх; конструкция пришла в движение, поднимаясь и как следует зачерпывая, воздуха.
– Пускай! – Четверо молодцев разом отпустили спицы подъемного механизма, и рама с гнетом ринулась вниз, через глиняную трубу выдыхая в домну порцию кислорода. Ох, как загудело пламя в домне! Ох, как жаром дохнуло! Аж князья, такого не ожидавшие, лица руками прикрыли. А парни, секунду передохнув, снова схватились за направляющие, вновь заставляя работать мехи. И вновь выдохнула мощная конструкция. И вновь жаром дохнуло. И снова! И снова! Раз, другой, третий, восьмой, десятый! Скрипя всеми своими механизмами, ходила туда-сюда рама, наполняя и опустошая огромные мехи, а в это время пришелец с мастеровыми, вокруг лавки собравшись, объясняли принцип работы и чего ожидать от творения этого. Уже потом, наглядевшись, почетные гости покинули свои места, оставив наблюдать за процессом княжича да приставленного к нему Феофана.
Примерно через полчаса молодчики у мехов сменились, уступая место следующей четверке. Свежие, те с новой силой принялись раскачивать механизмы, взымая и опуская мехи, наполнявшие жаром утробу домны.
– Может, сделали чего не так? – первым не выдержал Булыцкий. – Может, сильнее надо?! – кивком указал он на мерно работающий механизм мехов.
– Ты, Никола, туда, где не разумеешь, не лезь. Оно бы, если просто крицу варить, так и впрямь уже неладно было, а тут лить хочешь! Ты не кручинься; нутром чую, как надо будет все, – прогудел в бороду один из кузнецов. – Эге-гей! – прикрикнул он на замешкавшихся топчих. – Угля поддай! Угля!
Уже и вечереть начало, а мехи все натужно стонали, наполняя огромное горнило жаром. Уже и княжич с Феофаном прочь ушли, и зеваки, даже самые терпеливые, махнув руками, рассосались кто куда, а мехи все работали и работали. И лишь угрюмый кузнец, ни на минуту не отходя от печи, пристально вглядывался в самое ее нутро.
– Эге-гей, Никола! Пошла, родимая! Пошла! Гляди!
– Что?! – Забыв про все на свете, пенсионер кинулся к бородачу.
– Гляди, Никола! Говорил же тебе: нутром чую! – возбужденно, словно ребенок, тыкал тот пальцем в желоб для слива массы. И правда, по нему уже тонкой раскаленной нитью потек в заранее подставленные формы расплавленный металл. Разом ожившие мастеровые, задорно переругиваясь, принялись подтаскивать новые заготовки. Даже молодцы, мехи раскачивавшие, почувствовав, что пошло дело, с утроенной энергией принялись раскачивать меха, еще большим жаром наполняя домну. Ух, как быстро новость разнеслась окрест! Живо народ стекся отовсюду на диво поглядеть: как железо кричное воде подобно течет, формы заполняя. Тут же и князья, и митрополит, и Василий Дмитриевич.
– Мудрено, – одобрительно кивнул Дмитрий Иванович. – А поленки почто тебе такие? – кивая на формы, поинтересовался князь.
– Погоди, – поспешил заверить его преподаватель. – Остынут так, чтобы в руки взять можно было, покажу.
А кузнецы не унимались: наделав чушек, они убрали в стороны сколоченный настил, открывая потоку путь в специальный воронкообразный желоб, уходящий куда-то под землю.
– Что за диво? Почто добро переводишь?! – набычился князь, да только забывший про все трудовик лишь отмахнулся: не мешай, мол!
Железо уходило, заполняя форму. Совсем немного времени прошло, и вот раскаленный металл полился через верх. Тут же мастеровые ловко вернули назад мостки, под конец подставляя форму для заслонки.
– Ох, и замудрил ты, Никола, – когда, наконец, все закончилось, выдохнул Владимир Андреевич.
– Ты погоди, – усмехнулся в ответ трудовик. – То еще не конец. Завтра продолжим. Сегодня роздых нужен и конструкции, и людям. Сегодня осмотрим, да подлатаем все, что надо, а завтра с утра – с Богом! Чугун отольем!
– Это металл твой свиной? На что он тебе сдался-то?! – презрительно сплюнул Владимир Андреевич. – Не укуешь же!
