Валерий Большаков - Преторианец
Успокоенный Киклоп кивнул и заговорил:
– Я много лет служу у Гая Авидия Нигрина и был верен ему. Я обязан жизнью ему и отдаю долг… Долг мне не в тягость, я живу в достатке и покое. Но… – германец замялся. – Хозяин затеял недоброе дело… В общем… Эх, не о том я! Просто… хм… хозяин послал гонца в Аквитанию, по тому самому делу нехорошему… А я рассказал об этом Сергию! И вот святой погнался за гонцом… А я, выходит, предал Авидия? Вот, что мучит меня и не дает покоя!
Сикст постарался скрыть свою радость и сказал прочувствованно:
– То не грех, сын мой, если дело недоброе, затеянное Авидием, грозит гибелью хоть одному человеку!
– Грозит, грозит! – закивал лохматой башкой Киклоп. – И не одному!
– Тогда ты правильно исполнил долг свой! Ибо предательство во имя спасения есть предупреждение беды и убережение от смерти! Я снимаю грехи с души твоей. Ступай с миром!
Киклоп расцвел.
– Спасибо, рабби! – облегченно выдохнул он и удалился, кланяясь.
«Безгрешная душа! – подумал Сикст, провожая Киклопа. – Безгрешная и неумная!»
Он живо накинул на плечи химатий, взял в руки большую свечу и заторопился вон.
Идти было недалече. Покинув вестибул около платановой рощицы, Сикст внимательно осмотрелся и двинулся к взвозу Победы. Стучать молотком в калитку дома Нигринов ему не пришлось – хозяин дома стоял на улице и провожал друзей, занимавших места в лектиках. Мускулистые лектикарии подняли носилки на плечи и понесли.
Воровато оглянувшись, Сикст подкатился к Авидию.
– Сальве, сиятельный! – залучился он.
– Чего тебе? – нетерпеливо и устало произнес Нигрин.
– Вы посылали этой ночью гонца в Аквитанию? – вопросил Сикст придушенным голосом.
Утомление мгновенно спало с Авидия.
– Откуда знаешь?! – резко спросил он.
– Не могу сказать, – захихикал Сикст, – но мне стало известно, что некий Сергий из племени роксолан пустился в погоню за вашим гонцом!
– Что-о?! Этот гад жив?!
– Жив, жив! И еще как!
Нигрин задумался. Мысли, бродившие у него в голове, вызывали то слабую улыбку на лице, то гримасу бешенства.
– Что ж, благодарю тебя за известия… Как твое имя?
– Я Сикст, сиятельный!
– Благодарю тебя, Сикст! Я приму меры!
С этим словами Авидий вынул из кремены несколько денариев и подал их епископу епископов. «Уж не тридцать ли сребреников я получаю?» – мелькнула у Сикста поганенькая мыслишка, но он живо отогнал ее. Выдать тайну исповеди – великий грех, но не себя ради грешил он, а во имя Святой Церкви и во благо ея! Господь простит его…
3Киклоп аккуратно притворил за собой тяжелую дверь на входе в гипогей и быстрым шагом прошествовал в рощицу. Ренус, коняка-тяжеловоз, радостно заржал, узнав хозяина.
– Что, застоялся? – ласково заговорил Киклоп и скормил Ренусу соленый сухарик. Конь схрумкал угощение.
Затянув подпругу, Киклоп взгромоздился в седло шлепнул коня по крупу. Тот тряхнул челкой и порысил куда сказано.
По улице Патрициев, никуда не сворачивая, Киклоп добрался до Кастра Преториа. Лагерь преторианцев занимал самое высокое место в городе, отсюда был виден весь Рим. Высокая, в два человеческих роста стена, укрепленная башнями, замыкала в квадрат обширный двор. Стража у ворот заступила Киклопу дорогу.
– Не положено! – сипло сказал преторианец с перебитым носом.
– Мне надо к префекту! – набычился Киклоп.
– Нечего тебе делать у префекта!
– Мне лучше знать!
Из караулки вышел худой офицер с острым лицом, держа шлем под мышкой.
– В чем дело? – спросил он.
– Да вот, – просипел ему стражник, – лезет какой-то варвар!
Остролицый вздернул голову.
– Что ты здесь потерял, варвар?
– Мне нужно к Аттиану! – прорычал Киклоп, еле сдерживаясь. – Сергием Роксоланом я послан, он должен был зайти сюда сам, но не сможет!
– И тут этот Сергий! – взбеленился остролицый. – Гони прочь!
Он повернулся, чтобы уйти, но не тут-то было. Киклоп протянул руку и сграбастал остролицего за тунику. Поднял его, орущего благим матом, и швырнул на стражника. Сразу двое бросились на германца, на ходу вытягивая мечи. Киклоп выпростал руки и стукнул преторианцев головами – глухо брякнули шлемы. Но тут подбежали пятеро, грозя копьями, и Киклоп отступил, уводя коня.
– П-петухи! – презрительно выговорил он, как выплюнул.
Объехав каструм и завернув за угол, Киклоп оглянулся – чисто – и подвел Ренуса к самой стене.
– Потерпи! – закряхтел великан, влезая на седло ногами.
Опираясь на кладку, чтобы сохранить равновесие, Киклоп дотянулся до верха стены и вбил кулак в выбоину. Подтянулся и вбил второй кулак. Постанывая от напряжения, переместился… Перевалив зубцы, Киклоп шумно выдохнул. Отсюда путь вниз был несложен. Изнутри к стенам каструма лепился ряд одинаковых домиков, соединенных боками. Каждый домик – на один контуберний,[115] как палатка в легионерском лагере.
Киклоп опустился на черепичную крышу, прошел по западине между скатов и спрыгнул… заваливая остролицего.
– Стой! – заорал преторианец. – Держи его!
Не досмотрев, как остролицый поднимается, трясясь от злости, Киклоп громадными скачками помчался к принципарию[116] – тяжеловесному зданию, придавившему плац двумя этажами из кирпича.
Слыша крики погони, Киклоп свернул за угол и замедлил бег.
– Мне нужен префект Ацилий Аттиан! – обратился он к дежурному опциону,[117] скучавшему у входа в принципарий. Опцион оглядел великана и ехидничать поостерегся.
– По какому вопросу? – спросил он.
– По государственному! – отрезал Киклоп.
Опцион не удивился.
– За мной!
Префект обнаружился на втором этаже. Он занимал громадный кабинет, обставленный по периметру колоннами белого пентелийского мрамора. С южной и восточной стороны простенки меж колонн прорезались узкими стрельчатыми окнами, заделанными пластинками гипса.
Префект претории восседал на возвышении, за огромным столом, заваленным папирусами, церами и пергаменами. Согнувшись, Аттиан быстро водил тростинкой по свитку, часто макая ее в золотую чернильницу.
– Досточтимый, – с придыханием сказал опцион, – этот человек – к вам.
Аттиан неодобрительно глянул на Киклопа и кивнул, возвращаясь к своей писанине.
– Гладиаторы еще не появились? – спросил он, не поднимая головы.
– Нет, досточтимый…
– А я как раз по этому вопросу! – громко сказал Киклоп.
Аттиан, удивленный и заинтересованный, поднял голову:
– Говори!
Киклоп кашлянул, красноречиво поглядывая на опциона.
– Наедине бы… – проворчал он.
Опцион вспыхнул.
– Подожди в коридоре, Онаций, – сказал Аттиан. – Я слушаю.
В коридоре послышались крики, дверь распахнулась, и в кабинет просунулся остролицый. Физиономию преторианца перекашивала дикая ярость.
– В чем дело, Децим? – резко спросил префект.
– Досточтимый! – провопил Децим Юний. – Этот варвар…
– Этот варвар разговаривает со мной! – оборвал кентуриона Аттиан.
Киклоп подождал, пока дверь закроется, и заговорил:
– Дело вот какое… Сергий с друзьями с ночи самой преследуют тайного гонца и просили, чтобы я предупредил тебя, префект… э-э… досточтимый.
Аттиан нетерпеливо отмахнулся:
– О чем предупредил?
– О заговоре!
Аттиан подался вперед:
– Говори!
– Гай Авидий Нигрин, Лузий Квиет, Луций Цельс Публилий и Авл Корнелий Пальма Фронтиниан, – продолжил Киклоп, – сговорились сжить со свету принцепса Адриана. Они решили убить его, когда тот прибудет в Рим, а новым принцепсом объявить Авидия!
Аттиан, морщась, поднялся из-за стола и оперся о столешницу.
– Убить вчетвером? – глухо проговорил он.
– Да кто ж на такое дело вчетвером ходит! – сказал Киклоп с укоризною. – Пальма две арабские алы держит в Капуе, Квиет собрал чуть ли не тыщу нумидийцев своих и мавров, Цельс договорился с магистром Мизенской эскадры, заручился поддержкой целой своры сенаторов и публиканов. Даже префекта Рима Бебия Макра купил Луций!
– А гонец куда послан? – выцедил Аттиан.
– В Аквитанию, к Лукию Попликолле. Тот тоже согласный на Рим идти!
– В последний раз спрашиваю, – проговорил Аттиан, – все, сказанное тобой, правда?
– Истинная правда!
Префект отер лицо, постоял, подумал и двинулся к выходу. Киклоп направил стопы туда же. Децим Юний поджидал его в коридоре, но смолчал, только молнии метнул из глаз.
Идти пришлось долго. Префект претории шагал небыстро, припадая на больную ногу.
– Может, понести тебя? – прогудел Киклоп. – Я смогу!
– Верю, – усмехнулся Аттиан, – но если я перестану ходить, меня тут же догонят болезни!
– А мы куда?
– В конюшню!
Префект провел Киклопа к стойлам и показал шестерку прекрасных вороных коней, крепких, очень подвижных, широколобых.
