Михаил Королюк - Спасти СССР. Инфильтрация
– И что адмирал? – ухмыляясь, поинтересовался Андропов.
– А! – Кравченко раздосадованно взмахнул рукой. – Налился злобой, покраснел, как помидор, и молча убежал с этим «экстрасенсом» в обнимку.
– Значит, все пустышки, – задумчиво протянул Андропов. Постучал подушечками пальцев друг об друга и привычно уткнулся подбородком в сцепленные ладони.
Полковник застыл, страшась смешать неловким движением ход начальственной мысли. Сидящий напротив волен в любой момент закрыть секретный институт, сказав лишь: «Я тебя породил, я тебя и убью».
– Ладно, – наконец прервал затянувшееся раздумье Андропов, – пока оставим эту тему. Давайте поговорим об успехах в прогнозировании… применительно к двум областям – климату и движению цен на биржах. Достиг ли кто-нибудь в мире успехов в прогнозировании климатических аномалий?
– Тут, товарищ Андропов, на мой взгляд, следующая ситуация. Принципиальных препятствий для построения таких прогнозов на не очень большом временном горизонте, скажем на год вперед, нет. Все упирается в разработку моделей и вычислительные мощности. Разработка моделей, в свою очередь, упирается в объем собранной информации об истории объекта. Таким образом, с точки зрения материализма решение таких задач – вопрос времени, рано или поздно мы это сможем делать. Но насколько мне известно, пока ни в СССР, ни в мире реальными успехами в этой области похвастаться не может никто.
– То есть никто в СССР не может построить прогноз, скажем, об аномально теплом лете в Бурятии в этом году?
– Нет, товарищ Андропов, нет таких центров.
– Хм… хорошо. А движение цен на биржах? Их принципиально можно предсказывать?
– Как раз этот вопрос мы предметно изучали в течение нескольких последних лет. Ответ – твердое «нет». На коротких временных интервалах цены движутся случайным образом, на длительных – являются результатом реакции игроков на поток слабо прогнозируемой информации. Причем здесь дело даже не в этой слабой предсказуемости новостей, но в том, что паттерн реакций игроков динамически меняется за счет их самообучаемости. Даже на два одинаковых сочетания событий, но разделенных парой лет, они могут отреагировать принципиально по-разному, поскольку имеют уже иной опыт. Таким образом, сочетание слабой предсказуемости информационного потока и непредсказуемости реакций на них делают прогнозирование цен занятием бессмысленным. В лучшем случае можно добиться только более-менее верного прогноза направлений движений, но не достигаемых при этом ценовых уровней.
Андропов извлек из папки листок и передал полковнику:
– Что вы скажете об этом?
Кравченко, похмыкивая и время от времени скептически выгибая бровь, изучил документ, потом в задумчивости пожевал нижнюю губу, словно пытаясь распробовать прочитанное на вкус, и начал осторожно рассуждать:
– Написано в целом профессионально, я сужу об этом по расставленным ограничениям на прогнозы. Вот это, – он ткнул пальцем, – «с высокой степенью вероятности» или особенно вот – «не учитывают влияние, которое может оказать на рынок информированный о прогнозе крупный спекулянт». Однако… из перечисленных прогнозов мы можем попытаться проверить только один, относительно закредитованности Польши. Относительно всего остального я остаюсь при своем мнении – сейчас делать такие прогнозы никто не в состоянии. Ни у нас, ни на Западе. – Он на мгновение замер, ловя за хвостик пришедшую мысль. – Или же появился какой-то математический гений, который смог сформулировать и решить неизвестную нам задачу. Но в любом случае для составления такого прогноза надо иметь доступ к массиву исходной информации – метеорологическим наблюдениям и историям движения цен на активы… Да еще неплохо бы иметь макроэкономические ряды. Ну и, обязательно, доступ к мощным вычислительным мощностям, а таких у нас в стране немного, и кто там работает – известно.
– Хорошо… чисто теоретически… Кто у нас в стране мог бы еще работать в этом направлении? Предположим, для себя, из интереса?
Кравченко замер, обдумывая, потом, незаметно вытерев под столом о брючину вспотевшую ладонь, ответил:
– Где-то рядом с этим работали Николай Пантелеймонович Бусленко, член-корреспондент Академии наук, и профессор Китов Анатолий Иванович. Оба – ученики Колмогорова.
Андропов поморщился, припоминая:
– Китов… Что-то знакомое. Какой-то скандал с ним был?
– Можно и так сказать… – осторожно согласился Кравченко. – Он в пятьдесят девятом направил в ЦК КПСС проект по созданию системы вычислительных центров Министерства обороны, объединенных между собой каналами связи. Предлагал использовать эту систему для решения не только оборонных задач, но и задач народнохозяйственного комплекса – так называемая «концепция двойного назначения».
– А, припоминаю… Потом лет через пять это направление Глушков с подачи Косыгина развивал?
– Да. В общем, в свое время он предложил сделать нечто подобное тому, что сейчас в США называют сетью АРПАНЕТ. Поскольку во вводной части проекта была критика сложившейся на тот момент ситуации с использованием вычислительных средств в Министерстве обороны, то его в результате выгнали из партии и уволили из армии. Сейчас он обретается то там, то здесь, в последнее время занимался медицинской кибернетикой… Человек он увлекающийся…
Юрий Владимирович быстро записал что-то в ежедневник.
– Еще кого-нибудь назовете?
Полковник страдальчески наморщил лоб и покраснел от натуги:
– Э-э-э… больше никто в голову не приходит.
Андропов помолчал, разглядывая подчиненного.
– Ну что ж… Я вашу позицию понял, спасибо. Возьметесь за перепроверку по Польше?
– Да, товарищ председатель. – Кравченко с энтузиазмом наклонился вперед, всем своим видом выражая готовность вскочить и прямо сейчас побежать заниматься этим вопросом.
– Хорошо. Определите, какие вам нужны данные, попросим польских товарищей.
Завершив встречу, Андропов еще какое-то время заносил записи в ежедневник, затем отложил «паркер», привезенный Громыко из Нью-Йорка, и вызвал порученца:
– Так, опять тебе путь-дорога в «Красную звезду». Вот, отвези главреду…
Вторник 19 апреля 1977 года, 15:25
Ленинград, проспект Москвиной
Порывистый южный ветер бросил в лицо несколько мелких брызг. Недовольно отвернувшись от пустынной проезжей части проспекта, мазнул взглядом по газетному щиту на стене. О, «Красная звезда», а рядом – «Советский спорт»… Мгновение поколебавшись, покрутил головой и, не заметив ничего подозрительного, приблизился к первой странице спортивной газеты. Старательно скосил глаза влево, на рядом наклеенную полосу армейской, и тихо прихрюкнул: аж все четыре фамилии в одной статье, эти фантомы становятся популярны… Ладно, дома в спокойной обстановке вчитаюсь в текст, вдруг какие намеки есть. А что у нас интересного в «Советском спорте?» Ага, таблица чемпионата страны по футболу. Странно, половину команд не знаю. А, это первая лига… Потеряв интерес, начал отворачиваться, но тут глаз вычленил в тексте под таблицей фразу:
«Нистру» Кишинев – «Спартак» Москва 3:2».
Моргнул – нет, не показалось, все верно. Первая лига, московский «Спартак», проигрыш. Кто-то хлопнул меня по плечу:
– Что, первую лигу изучаешь?
– А, привет, Димон. Да, за «Спартак» переживаю. Надеюсь, они смогут там все же закрепиться, жалко ведь будет, если во вторую съедут. Такая команда, – я восторженно покачал головой, – без нее в первой лиге будет чего-то не хватать.
– Правильно понимаешь политику партии, молодец. Тут ведь как все устроено: кто болеет за «Спартак», у того стоит не так. А кто болеет за «Динамо», у того стоит не прямо!
– А кто болеет за «Зенит?»
– Народная мудрость гласит, – Димон торжественно поднял палец к небу, – кто болеет за «Зенит», у того всегда стоит!
– А еще? – заулыбался я.
– Еще девчата хором вот такое кричат: «Хочу ребенка от Казаченка! Хочу второго – от Желудкова! Хочу третьего – от Клементьева!»
– Здорово… А матерные есть? – Я заинтересовался всерьез.
– Мы что, идиоты? – обиделся Димон и, зябко передернув плечами, добавил на полтона тише: – Да нам мужики на трибунах за матерные кричалки вмиг головы пооткручивают… Там все серьезно, козлов тут же учат.
Тут мой взгляд остановился на незнакомом значке на лацкане Димона. Серп и молот, а под ними надпись… Я не поверил своим глазам и перечитал, потом еще раз… Потом согнулся в пароксизмах хохота.
– Ты что? – осторожно спросил Димон. – Эй, Дюха, ты что?
– «Голубой патруль», – простонал я, размазывая слезы. – Держите меня…
– Ну да, а что? Я пол-лета в «Голубом патруле» провел, с парнями из местного клуба «Юный натуралист».
Меня согнуло еще раз. Димон с опаской посмотрел на меня и на всякий случай отошел на шажок.
