Михаил Ланцов - Александр. Книга V [СИ]

— Мы уже там, — со снисходительной улыбкой произнес Грант.

— Мистер Грант, я попрошу вас воздержаться от подобных пошлых оценок. САСШ свободная, независимая держава, которая еще в состоянии поднимать каждое утро свой флаг.

— Конечно, мистер Гарфилд, конечно. Вы совершенно правы, — с легкой улыбкой сказал Уильям Грант.

…

Глава 39

Наспех расчищенное от обломков и оборудованное импровизированными трибунами, Марсово поле имело довольно грозный вид, будучи покрыто воронками от снарядов, которые не успели закопать. Их замечательно дополняли декоративные стены из руин прилегающих к полю зданий. Да и вид большого вала братской могилы, которую для французских солдат устроили прямо тут, не вселял радости в прохожих. К счастью, Павлу Игнатьевичу, командиру седьмого пехотного полка, которому было поручено погребение погибших на Марсовом поле, хватило ума расположить братскую могилу достаточно аккуратно, с торца, выходящего к реке. А не сикось-накось.

…

Александр стоял на грубо и наскоро сколоченной деревянной трибуне в своем парадном черном мундире и наблюдал за обстановкой. Бисмарк, Гарибальди и другие представители коалиции победителей, стояли вокруг него и увлеченно обсуждали всякие пустяки. Ему тоже бельгийский король Леопольд II что-то увлеченно рассказывал, но его слова казались таким малозначительным шумом, что русский Император только из вежливости краем уха слушал своего коллегу по монаршему делу и время от времени вставлял формальные реплики, выказывая свой "живой интерес".

— Дорогой друг, — перебил Леопольда II Александр, — похоже, что начинается.

— Что? — Несколько осекся бельгийский король.

— Парад начинается, — уточнил Император, сверившись с часами. Повернулся лицом к импровизированному плацу и окинул его взором.

Вдоль западной стороны Марсового поля стояли французы — простые обыватели, которых согнали сюда чуть ли не силой со всего Парижа и окрестностей, а также часть военнопленных под охраной. Тысяч пятьдесят было точно. Для них соорудили простые наклонные многоярусные трибуны, впрочем, мест для всех все равно не хватило, так что многие просто толпились, не имея возможности наблюдать плац.

…

…

Но вот, назначенный час пробил, и в громкоговорителях захрипели легкие помехи. После которых начал свое выступление формальный лидер коалиции — английский премьер-министр сэр Уильям Гладстон.

Тут стоит пояснить только один факт — появление русских громкоговорителей в Париже на совместном параде. Дело в том, что никто из европейских правителей о них и не думал, однако Александр настоял на применении этого новшества. Были определенные проблемы, но довольно быстро все утрясли. В конце концов, возможность произнести нормальную речь перед солдатами и обывателями была крайне соблазнительна для сэра Гладстона.

…

— Господа! — Начал свое выступление Уильям Гладстон. — Мы собрались с вами в этот знаменательный день, чтобы парадом ознаменовать прекращение чудовищной войны. Войны, которая унесла два миллиона жизней и поистине ужаснула мир. Еще никогда во время столь непродолжительной военной кампании не гибло так много солдат. Я очень надеюсь, что весь цивилизованный мир сделает надлежащие выводы и постарается в будущем решать все свои противоречия за столом переговоров. — Гладстон сделал небольшую паузу. — Об этом еще долго можно говорить, вспоминая каждого ушедшего бойца, который честно отдал свою жизнь за интересы своей Родины. Но не время и не место для этого. Война закончилась. И я приглашаю войска стран победившей коалиции пройти с триумфом по этому полю, посвященному богу войны — Марсу, который, без всяких сомнений, увенчал славой самых достойных. — Гладстон замолчал и спустя десять секунд заиграл оркестр.

Александр решил не мелочиться и расставил микрофоны не только на трибуне, для выступления политических лидеров и комментаторов, но и перед оркестрами, которые были предоставлены всеми странами-участниками коалиции. Даже такие второстепенные "вояки", как Дания и Богемия, выставившие всего по одной пехотной дивизии, и те, не постеснялись прислать для участия в параде полноценный оркестр.

Первыми шли англичане, как организаторы коалиции. И, надо сказать, Александр первым предложил этот порядок. Даже несмотря на то, что это именно русские войска переломили ход боев на французском фронте и взломали оборону Парижа. Нет, Император не старался каким-то образом умалить заслуги своих войск. Ни в коем случае. Просто он хорошо помнил из когда-то услышанной заметки о ведении публичного выступления, что самые сильные впечатления оставляют слова вступления и завершения. И хотел немного схитрить, уступив первый шаг своим политическим противникам, великодушно позволяя им попасть в расставленные для них сети.

Впрочем, Гладстон и Бисмарк о подвохе, который задумал Александр, ничего не знали, но напряглись основательно от странной уступчивости победителя. Впрочем, отказываться им было не с руки, так что пришлось, скрепя сердце, пойти впереди. Уильям Гладстон ожидал практически всего, чего угодно, вплоть до какого-то взрыва, совершенного сумасшедшим французским солдатом с кофром, наполненным нитроглицерином. Но подвох оказался совершенно в другой плоскости.

Дело в том, что на 1871 год в распоряжении всех стран антифранцузской коалиции практически не имелось никаких достойных торжественных песен. Конечно, кое-что было, но те наработки, достигнутые Российской Империей за последние полтора десятилетия, были абсолютно вне конкуренции. Разрыв был настолько колоссален, что его можно сравнить с расстоянием, которое отделяет Антарктиду от тропических лесов Гвианы.

…

Вот из-за поворота на Марсово поле вышли последние коробки датских вооруженных сил, идущие под какое-то невнятное пиликание оркестра, попытавшегося за пару недель до проведения парада подобрать и доработать под внезапно появившиеся нужды какие-то камерные композиции. Впрочем, русские войска сразу после датчан не вышли, а выждали небольшое время, после чего из-за руин поднялись восемь малых дирижаблей, которые так замечательно зарекомендовали себя в минувшей военной кампании и двинулись относительно ровным строем на малой высоте вдоль площади.

Само собой, все внимание зрителей оказалось практически сразу приковано к этим летающим диковинкам, а не к датчанам, части которых завершали парадное шествие перед главной трибуной, идя просто как бедные родственники.

И вот, после того, как последняя датская шеренга минула микрофон комментатора, тот объявил: "А теперь на Марсово поле выходят вооруженные силы Российской Империи! Поприветствуем первый в мире военно-воздушный флот, без которого не было стольких побед доблестной русской армии!" И через три секунды после завершения этой небольшой вступительной речи заиграл хорошо знакомый многим читателям марш Авиаторов, кое-как восстановленный по воспоминаниям Александра. Само собой, без слов, чтобы не дразнить слушателей некими крылатыми аппаратами, каковые только разрабатывались в секретном НИИ в России.

Через несколько секунд после начала игры музыки по дирижаблям пробежала волна приказов и, чуть вздрогнув, они сбросили большие полотна знамен Российской Империи, которые развернулись под тяжестью грузов. Причем, заметно убавив скорость хода.

Сразу же после этого акта из-за поворота выдвинулась русская пехота с ее, разительно отличавшейся от современников формой и силуэтом. Если бы какой-то житель начала XXI века взглянул на нее, то не поверил бы своим глазам, так как из-за поворота уверенным шагом в твердых, аккуратных батальонных коробках выдвигался анахронизм, совершенно не вписывающийся в 1871 год. Все дело в том, что Александр постарался воспроизвести советскую военную форму образца 1943 года, подспудно внеся в нее ряд технологических поправок. Например, повсеместно заменив гимнастерку кителем, да пехотный стальной шлем, использовал не советский, а немецкий, как более удобный. Но в целом, на Марсово поле в августе 1871 года вышла фактически советская пехота конца Великой Отечественной войны. Ее вид настолько диссонировал с прошедшими перед ней "пафосными колоннами", что даже местные хроноаборигены, обратили на это внимание.

Самым интересным эффектом во всем этом деле было то, что с эстетической точки зрения, советская военная форма была для обывателя образца 1871 года не самой красивой. Ее бы даже назвали безвкусной или отвратительной, а русского Императора окрестили скрягой, который не желает разориться на приличную одежду для своих солдат. Но все это "было бы", потому как ценность форме придает не внешний вид, а военные успехи, которые к этой "чудной одежке" уже прилипли и не малые. Так что, французы, особенно из числа военнопленных, и приглашенные делегаты смотрели на эту непривычную форму с уважением и страхом, скрываемым в той или иной степени.