Александр Самохвалов - Боевой разворот. И-16 для «попаданца»
— Кстати, а кого это я… вот так.
— Много будешь знать – не доживёшь до старости. Впрочем… Жуков – слышал о таком?
— Ну… знакомое что-то, — дурика изображаю. — Какой-то… Из Москвы. Во, этот, ну, ваш, НКВДшный мамлей сказал – начальник Генштаба… Неужто правда? Вот чёрт… Я не хотел!
— Если б ты только мог… представить себе, Костик… КАК я тебе позавидовал, когда узнал. Знать бы заранее, да чтоб выбор был… так может… а потом пусть хоть и вместо тебя, у той стенки. И не я один так, полагаю. Многие б тебе… позавидовали. Живые… и мёртвые тоже, — пауза – Если б узнали. Но узнать не должны. Никто. И никогда. Понял? Генерал ранен. При бомбёжке. Раны, они тоже разные бывают.
— Понял, понял… как не понять… после такого-то.
Идём дальше. Снова тот же автобус. Едем без фар, но шофёр, похоже, дорогу знает, как пять пальцев. Пару раз тормознули у шлагбаумов. Подъехали к штабу. Здесь не спали. Катилюс вышел, что-то объяснил одному из цыриков с винтарём, что у входа. Я тоже вышел – размяться. Альгидас обернулся:
— Костик… Ты был при этом… когда Батя. Фрол сказал. Он не видел… говорит, не мог – впереди был. А ты, говорит, навстречу…
— Навстречу. Горел Батя. Прыгать низко. Не знаю, сознательно, или нет… В голову колонны… немецкой. Только мне показалось, полёт до конца управляемым был.
— Точно? Ну, он выжить не мог? Ну, как Фрол, к примеру. А потом – в плен. Хорошо видел?
— Точно. Видел. Выжить никак. Море огня.
— Тогда слушай. Мёльдерса, значит, тоже он. И мосты. Оба.
— Понял. Стране нужны герои. Лучше мёртвые. Чтобы по яйцам… и всё такое прочее. Исключить. Ладно. Кто-кто, а Батя… В общем, сочту за честь. Помолчать.
— Теперь вот что ещё. Когда этого завалили… ну, Гейдриха. Вы тогда втроём были.
— Ну да. Фамилии не помню, только имена – Саша и Толик. Толика сбили, в самом начале, Саша со мною сел. Верхнюю плоскость ему пошкрябали, а так ничего.
— О бое том кому докладывали?
— Капитану Савченко. Но как-то так, мельком. Не знаю, успел он что-нибудь записать, или как. А вскоре погиб. При штурмовке.
— С аэродрома видели тот бой?
— Видели, конечно. Только… как антелигент бы сказал, анонимно. Хрен разберёшь, кто в какой "чайке" сидит. Так что если кому другому и Гейдриха записать, так я не против. Не за ордена и звания воюем. А после того… ну, как Варю… мне вообще… одно только и надо…
— Саша… младший лейтенант Журавлёв погиб вчера, при штурмовке моста. Вылетели трое, вернулся один. Толик тот твой как раз. Говорит, видел, как кто-то из группы мост таранил. Кто – не разобрал, конечно. Вот пусть Саша и будет тем героем. Посмертно.
— Ладно. Не жалко. Хороший парень. Героя можно каждому давать. Ну, из тех, кто с первого дни.
— Кстати, а Гейдрих тот, как по-твоему, куда упал?
— Дай бог памяти… Столько всего было. Значит так. Полагаю, Гейдрих ведущим первой пары был. Майор всё-таки. Хоть и запаса, говоришь… Их там четверо было. Худых "эмилей". Ну, "мессершмиттов" серии "Е".
— Знаю, какие серии у них есть. Давай-ка ближе к делу.
— Куда уж ближе… Оба ведомых упали рядом с аэродромом. Первый к западу, километра три от КП где-то, я его у Саши с хвоста снял, он во второй паре был, что сразу на "чаек" навострилась, второй же… к юго-востоку, пожалуй, где-то в полукилометре всего, он потом к ведущему второй пары пристроился, и оба на меня зашли… промазали. Ведущий же тот вообще целым ушёл, и если это Гейдрих был, то я в полном недоумении. Ещё я ведущего первой первой угостить успел, ну, в самом начале. От души. Но он ушёл сразу. На запад. Может, и свалился потом… даже… погоди-ка, скорее всего, так оно и есть. Дымил он знатно потому как, припоминаю теперь… А где – кто его знает.
— Ведомых-то быстро нашли. Примерно там, где ты сказал. Один вообще не поймёшь, другой же точно не Гейдрих. Унтер. Ну, унтер-офицер. Я, как узнал про это дело… Ну, про Гейдриха – от языков ещё… Сразу сообщил, по рации. Туда тем же вечером сводный батальон нагнали. На базе роты НКВД, ну, и отходивших частей.
— Помню, видел. Вечером в столовой. Не знал только, зачем столько сухопутчиков нагнали. К нам.
— Вовремя, получилось, нагнали. Потому как тем же вечером на аэродром парашютный десант сбросили. С батальон где-то. Усиленный. Которые первыми выбросились, тех на поле, остальных счетверёнками посекли. В воздухе. Вместе с транспортниками. Потери, правда, всё равно большие получились. Очень. Отчаянные они, парашютисты эти. И подготовка… Ну так как, насчёт Бати с Сашей?
— Нехай.
— Тебе всё равно… выше ордена… благодарность… от САМОГО! Просил передать – страна нэ забудет своих героев.
Изображаю понимание торжественности момента. Хотя мне этот Сам… та ещё сволочь, насколько могу судить. Хотя стоит ли? Судить, в смысле… Нам, тем более… Детям просравших великую державу. Построенную им.
— И ешё. Огромное персональное спасибо от Димы. Ну, Павлова. Немцы, то есть, языки мои поделились, у фюрера ихнего форменная истерика была. По слухам. Но достоверным, вполне. Это же он приказал десантников использовать. И ещё – поменять направление удара. На Пинск. А это не менее суток. Простоя. К тому же туда они так и не пошли… передумали, похоже. Или Гейдриха своего нашли. Вот и ещё полдня. Может, у Димы что ещё и получится. К тому же и советчиков поубавилось. С твоей помощью. Да и так…
Подошёл штабной, мы обратно в автобус и на взлётку. Вывел к знакомым смутно бипланистым серым теням. Пара Р-пятых. Печальный силуэт Жидова. Офорт "Грустное ожидание". Какие-то, похоже, ПДСники приглашают на нижнее крыло, меня справа, Жидова слева. Катилюс спокойно комментирует:
— Мы так в Испании делали, способ отработанный. Безопасный… можно сказать.
Одели в утеплёнку, примотали стропами и какими-то ремнями брезентовыми, спросили – не туго ли? — но ответа не ждали, движок заработал – поехали! Как сказал классик Юра. По другому, впрочем, славному поводу.
Резво взмываем в ночное небо, поток начинает свою по-предутреннему промозглую песенку где-то за шиворотом, приподнимаю голову – кажется, так меньше задувает. К левому же боку, наоборот, от движка тянет жаром, плохо сгоревшим бензином и палёным маслом. В общем, обычное дело в нынешней авиации. Что с открытой кабиной, что с закрытой. Даже в шунтовом симуляторе учтено. Но на крыле Р-5 воняет как-то уж очень отвратно. Не предназначено оно для транспортировки пассажиров, и всё тут. Ладно, перетерплю часок.
Значит, Жукова. Георгия Константиновича. Будущего маршала будущей Победы. Потенциально. Невовремя его на клубничку потянуло.[198] Нет, я не ханжа – всё понимаю, и давно уже не пытаюсь даже искать ангелов во плоти. Далеко не старый ещё мужик, война, опасность, семья далеко.[199] Не снесло б у меня крышу, не полез бы, ей-богу. Не изнасилование, чай. Пьяное приставание – да, хамское – тож да, но не более того. У милой девочки, к тому же, на тот вечер кое-какие планы могли иметься уже. Надеюсь. Впрочем, ладно. Что сделано, то сделано. Будет теперь, скорее всего, другой Маршал Победы и парады принимать, и у Исторического музея бронзоветь конной статуей. Рокоссовский, к примеру. Он как раз где-то здесь ту войну начинал… Оно, может, и к лучшему. Мне, конечно, трудно судить, без военного образования и особого интереса в военной истории, но – дедуля с папулей, как примут на кухне – пусть и нечасто такое случалось, но бывало, что греха таить, да и невелик сей грех – обычно вдрызг рассоривались по всем такого рода вопросам, но всегда сходились в одном – оценке личности Георгия Жукова, его полководческого дара и роли в одержании той воистину Великой Победы. По их мнению, он был не лишён некоторого полководческого таланта, особенно если сравнивать с прочим окружением, но не более того. А знаменитые мемуары его оба иначе как "Воспоминания и измышления" никогда не называли.[200] Нет, я и это не считаю большим грехом. Людям вообще свойственно некоторая субьективность восприятия, не говоря уж о суждениях. У ментов, вон, даже поговорка есть – "Врёт, как очевидец". Недаром. Будучи официально главным и основным летописцем множества событий, для которых являешься единственным если не вообще, то, как минимум, всё ещё живым действующим лицом, опровергнуть и оспорить некому, а кому есть, те вынуждены подстраиваться, время такое было, трудно, нет, почти невозможно удержаться от того, чтобы не приукрасить себя, любимого. Особенно такому, как данный конкретный – может быть, и в этом будущем всё равно – маршал…[201]
Интересно, кстати, удастся ли теперь Павлову сделать хоть что-нибудь. Хотелось бы надеяться, но вряд ли. В моей реальности армии понадобились очень хорошие учителя и полтора года времени, чтобы научиться учителей этих бить. Слишком рыхло всё, чересчур много некомпетентности. Вон, "чайки" на штурмовки вовсю гоняют, а потом жалуются, что бомбёров некому сопровождать. Да и злости пока той нет, чтоб через не могу, но сделать… а не просто лихо погибнуть за Родину, за Сталина… Словно застрелиться…
