Дочь Революции (СИ) - Карнов Тихон

У вахтёрской коморки неподвижно лежал крематор. Валяющийся рядом «Сварог» был смят, а бак огнемёта — пробит. По полу, переливаясь, растекалось топливо. Уняв в коленях дрожь, вестница в считанные минуты поднимается наверх и застывает перед указателем с номерами квартир. Память подсказывает повернуть направо. Элегический фон продолжает ухудшаться. Фильтры противогаза горчат. Закашлявшись, вестница припадает к стене. Коридор расплывается кляксой. Перед глазами мошками роятся хлопья субстрата.

«Асфриксия», — голосом Кемрома всплыло воспоминание о лишившихся рассудка синекамских охотниках. Непослушными руками Лайне стянула с головы клюв и отбросила его. Субстрат у головы уплотнился. Полезли волосы. Нестерпимо заныла, обгорая, кожа. Девушка почувствовала, как элегия впивалась в губы и выжигала глаза.

Щурясь, Анастази слепо шарила руками перед собой. Отражение, мелькающее в замызганных зеркальных поверхностях, едва на неё походило.

Пространство вокруг начало искажаться. Точно кошмары, дремавшие не одно десятилетие на границе сознания, высвободились и обрели материальность. Двери, мимо которых Анастази проходила, хаотично распахивались и захлопывались. За каждой из них находилось нечто, едва ли напоминающее убранство квартир. Улицы, магазины, школьные классы и парки — всё неведомым образом умещалось в скромный метраж. Жильцы, не успевшие выбраться из своих апартаментов, с воплями паники носились по комнатам, точно не могли найти выход. Анастази не понимала, что происходит. Впрочем, не меньше она сомневалась и в том, что хочет в этом разобраться на своей шкуре.

Следом за Корвином Анастази забежала на четвёртый этаж. Всякий раз, когда удавалось сократить дистанцию, Рейст отдалялся: как бы Лайне не бежала, мужчина шёл быстрее. Со стороны казалось, что его скорость не менялась вовсе, а искажалось пространство.

Внезапно Корвин скрылся за одной из таких дверей. Переступив порог, девушка словно очутилась в квартире, где провела своё детство.

— Какого [лира]?.. — Анастази потрясённо замерла.

На кухне скрипнули половицы. Девушка непроизвольно попятилась — упершись в дверь, вестница нащупала ручку и дёрнула. Та не поддалась. Анастази повернулась и увидела, что всё, вплоть до замочной скважины, поросло органикой.

— Зи? — Девушка услышала голос брата. — Это ты?

Тем временем за дверью что-то заскрежетало. Будто тысяча лезвий пытались процарапать преграду снаружи.

— Элиот?..

Близнец вышел из ванной комнаты, рукой закрывая левый глаз. У него там, напоминала себе Анастази, протез.

— Я думал, — продолжил Элиот и убрал от покрасневшего глаза руку. Не протез, свой собственный, — ты не вернёшься. Почему ты мне ничего не сказала?

Это не её брат, с запредельной чёткостью понимала Анастази. Оно выглядело как он, говорило его голосом, но вело себя в точности так, словно вырвалось из кошмаров. Запахов девушка не слышала, но гнетущее чувство, точно пришедшее из паллиатива, охватило в её сердце.

— Ты обещала вернуться, — напомнил Элиот и с упрёком посмотрел на неё. — Ты опять меня кинула.

Тем временем Элиот — то, что притворялось им — подошёл к вестнице практически вплотную. Буквально зажал её в угол. Исходящего от человеческого тела тепла Анастази не ощутила. Стоило ей на мгновение прикрыть глаза, как она вмиг почувствовала себя в одиночестве. В безопасности. Однако вскоре это переменилось: когда расстояние меж Анастази и существом сократилось до пары сантиметров, вестница услышала пробирающий до мозга костей запах прокисшего мёда — в точности такой, какой она неоднократно чуяла ещё в квартире на Ковне.

— Ты обещала, — повторил Элиот, и Анастази, вжавшись в стену, попыталась отвернуться, — что вернёшься.

Когда она ненароком глянула вперёд, призрачно серые глаза находились совсем близко. Элиот — почти интимно — наклонился к ней и провёл языком по её губам. Покрасневший глаз разорвался, и из дыры полезли черви. Лайне, не в силах шевельнуться, зажмурилась, когда дурно пахнущая слюной наждачка коснулась её кожи.

— Я обещала вернуться, — проговорило существо, и к когда Анастази открыла глаза, увидела перед собой себя.

Оно снова изменило облик, стало ниже и меньше. Несколько мгновений девушка смотрела на свою зеркальную копию — на рот, растянутый в болезненной улыбке, и пьяно блестящие глаза. Оправившись от первого шока, вестница оттолкнула существо от себя, и оно тотчас изменилось. Исказилось. Привлекательность молодости трансформировалась в изуродованную Федрой массу, сотканную из сочащихся медовой лимфой нарывов и опухолей плоть.

Повторился удар в дверь. На этот раз её пробило: в дыре показалась металлическая лапа роботария. Падальщик, пытавшийся всё это время вызволить из заточения девушку, начал крошить дверь.

Выбравшись из квартиры, Анастази рефлекторно задержала дыхание. Элегическое загрязнение стало столь велико, что плотность парящего в воздухе субстрата мгновенно забила нос. На лестнице в глазах окончательно потемнело, и только благодаря усилиям своего временного спутника Анастази выбралась наружу.

Эпизод третий

Карпейское Каэльтство: Градемин (Новоград)

Вестаниловская 28-1

2-26/995

— Ну посмотрим, как они справятся без АДАМ… Выслали всех пилотов и стоят с пафосными минами… — под нос бормотала Нина, складывая вещи в рюкзак. — Превозмогаторы [драные]…

Выпрямившись, она сдула упавшую на лоб прядь и упёрла руки в бока. На застеленной кровати лежал распечатанный билет на автобус. До выезда оставалось чуть больше пары часов. Девушка, взволнованно закусив губу, взяла распечатку в руки. Обнаружила, что место её шло 47-ым. Точно таким, под каким значился их с матерью номер в сгоревшей «Каэльтине Дунарии».

Листок выскользнул. Недоброе предчувствие овладело Ниной. В надежде отвлечься, она подошла к окну и застыла, когда увидела у староградского причала непобедимую «Каэльтину Дунарию» — теплоход, переживший всех своих тёзок.

Из каждого утюга и самовара звучали гимны почившего царства. Слова, написанные чуждым языком. Лучшие теноры мёртвого мира воспевали Карпейское Каэльтство, его независимость и свободу, и Дунари, как бы вторя им, утягивала речной флот на дно. Рубиновые волны сокрушали лайнеры и сухогрузы. Разваливали водные вокзалы и городские причалы. Только «Каэльтина Дунария» ещё держалась на плаву: члены команды вёдрами выливали заливающуюся за борт воду, не позволяя кормилице погубить свою дочь.

— Он что, всё ещё здесь? — Нина, силясь высмотреть кого на верхней палубе, прищурилась.

Разблокировав протофон, девушка написала Ливерию. Затем ещё раз и ещё. Когда прошло более получаса, а ответа всё не было, Нина решила позвонить. Ей было всё равно, сколько это будет стоить — об этом она не думала, когда один за другим капали гудки.

Звонили в Карпейском Каэльтстве нечасто — из-за дороговизны связи. Мгновенной последняя никогда не была. Сетевых мощностей обычно хватало только на обмен текстовыми сообщениями, а взаимодействия с фотографиями и видеоматериалами из-за ограничения скорости требовали некоторое время на загрузку.

— Нина? — Из-за шума воды голос Евгения едва пробивался. — Ты чего звонишь?

— Мне кажется, — взволнованно начала та, поглядывая на качающийся корабль, — или я и вправду вижу твой теплоход?

Связь перманентно ухудшалась. Динамики разрывались хрипами и бьющим по микрофону ветром. Нина поморщилась, когда посторонние шумы сорвались на душераздирающий писк.

— Не кажется, — донёсся ответ. — Ты что, ещё не уехала?

— Нет. Я это… Я пыталась записаться на Нисхождение. Не взяли… А эвакуационный автобус… Я боюсь на нём ехать.

— Если хочешь, — сказал русский, — давай ко мне. Мы уплывём, как починим генератор, но сейчас бы нам не помешала твоя помощь.

Нина приняла его приглашение. У неё оставалось меньше часа до закрытия Моста Вечности. В тот момент девушка ясно осознала, что домой больше не вернётся. Когда со сборами было покончено, посыльная в последний раз окинула взглядом свою комнату, после чего пошла на выход.