Коррупционер - Роман Феликсович Путилов
— Это ж сколько золота всего, я даже представляю плохо — полковник удивленно завертел головой: — ладно! Чай попили? Молодцы, не задерживаю более.
Я подхватил, осоловевшего от начальственной ласки, Олега, и, откланявшись, выметнулся из кабинета:
— Ну что, Олег, надо хоть на посту появится, да и машину отогнать, а то, с нее в арке, уже, наверное, дворники сняли.
— Пашь, а что это за машина?
— Олег, задрал. Продал цыганские сигареты и купил машину.
— Врешь же!
— Ну, конечно вру.
— Эй, стой — гортанный крик раздался сзади. Мы обернулись, два чернявых мужичка в клочковатыми, с проседью бородами, стояли у черной «Шестерки», явно, перекрашенной не на заводе, и манили нас пальчиком.
— Эй, иди сюда, не бойся.
Я сплюнул сквозь зубы в сторону мужичков и потянул замершего Олега за собой.
— Эй, погоди, разговор есть, да стой ты — цыгане заспешили за нами.
— Олег, палку мне дай
— Зачем?
— Просто дай палку.
Олег неохотно расстался со своим оружием. Я принял дубинку и стал охлопывать ею себя по ноге.
Цыгане, опасливо уставились на дубинку в моей руке, и остановились где-то в метре от меня.
— Ты маму свою зови «Эй» и пальчиком ее мани. Поняли, меня, ромы?
— Эй, начальник, ты не ругайся, мы договариваться пришли.
— Говори.
— Ты зачем наших женщин бьешь? Зачем весь товар забираешь? Давай, по-хорошему, договоримся. Ты нас не трогаешь, мы тебя не трогаем….
— О, классно. То есть вы меня не трогаете? Долго думал?
— Ты Павел, да? — вперед выступил тот, у кого цепь на густо-волосатой груди была потолще.
— Я то Павел, а ты кто?
— Меня Рамиром зовут. Скажи, Павел, ты почему такой упрямый? Мы к тебе по-хорошему, со всем уважением…
— Слушай, Рамир, я ваших баб и старшего, не знаю, как его зовут, предупреждал, что вам всем хана. Я же с ними пытался по-хорошему договориться, меня послали. Так что не обессудь, больше я с вашим племенем мирно жить не буду.
_ Слушай, не будь таким злым, скажи, сколько ты хочешь, мы договоримся!
— Десять тысяч.
— Что?
— Я говорю — десять тысяч рублей, и мы договорились.
Цыгане переглянулись, и синхронно развернувшись, молча пошли к своей машине. Олег, выпучив глаза, как филин, молча стоял, пытаясь переварить размер моей коррупционной составляющей.
— Паша, а зачем тебе десять тысяч?
— «Ниву» новую возьму, буду на рыбалку ездить. Мне «Нива» нужна. Она скоро в кредит будет продаваться, без всяких очередей.
Следующим утром, после развода, меня пригласили в кабинет замполита. Кроме него, в кабинете сидел незнакомый майор.
— Разрешите, товарищ майор? — бодро ввалился я в логово политического руководителя, предвкушая заслуженное нематериальное поощрение, типа путевки в «Артек».
— Присаживайся, Громов. — замполит указал на стул у стенки: — Хотим поговорить с тобой. — Слушаю вас, товарищ майор.
— Громов, ты комсомолец?
— Конечно.
— И в чем твоя комсомольская активность проявляется?
— Ну как в чем… Участвую в собраниях, взял обязательство в этом году бесплатно отработать не менее двухсот часов в личное время… Да, во всем, товарищ майор — я ничего не понимал, но чувствовал, что путевки в общесоюзный лагерь или снимок у развернутого знамени отдела, вкупе с благодарственным письмом родителям, мне выдавать не собираются.
— Я председатель комитета комсомола городского управления майор Журавлев — включился в разговор гость: — И у комсомольской организации управления, к тебе, комсомолец Громов, возникли вопросы. А вопросы очень серьезные. Мы понимаем, что сейчас в стране объявлены плюрализм и демократия. Но, если ты член комсомола и сотрудник милиции, то антисоветской деятельностью заниматься тебе нельзя. Вон, рапорт пиши, и после увольнения делай что хочешь.
— Писец, извините, товарищи майоры, вы, вообще, о чем говорите? О какой антисоветской деятельности? Я даже на оккупированной территории не жил!
— Стелешься, да, Павел. А мне говорили, что ты тип очень мутный. А ты же в юридическом учишься? Я вчера вызов на сессию видел у начальника. А ты знаешь, что если твои товарищи проголосуют, что тебе не место в рядах ВЛКСМ, то из института тебя попрут очень быстро.
— Так, стоп! — Я хлопнул ладонью по полированной столешнице: — Не хочу бередить старые раны, но ваш предшественник, товарищ замполит, не к ночи будет помянут, перед своим арестом тоже меня пугал исключением из института.
— Нет, ты видел, какой наглец — обозленный замполит толкнул в бок городского «комсомольца»: — Он меня еще пугать будет! Вот, очень жаль, что не успел подполковник тебя выгнать, но ничего…сейчас я тебя….
— Подожди, Вячеслав Семенович, давай спокойно — «городской» успокаивающе похлопал разбушевавшегося замполита по плечу.
— На вас, товарищ Громов, пришло заявление, что вы позавчера сорвали проводимое под эгидой горкома ВЛКСМ культурно-музыкальный фестиваль народной и средневековой европейской музыки, а также спокойно смотрели на открытое хищение денег у руководителя фестиваля Бочарова И.Н., не принимая установленных законом мер по задержанию преступников. На заявление Бочарова И.Н. о грабеже, не реагировали, а в довершении всего допустили высказывания антисоветского и антикомсомольского содержания. Что-то можете объяснить, Громов?
— Я что-то вообще не понимаю, о каком фестивале идет речь!
— Короче, Павел, из Горкома ВЛКСМ пришло распоряжение о рассмотрении твоего поведения на комсомольском собрании комсомольцев РОВД. Готовься, завтра к шестнадцати часам в Ленинскую комнату чтобы пришел, для тебя явка обязательна. И комсомольский билет не забудь.
Так как, с определенной натяжкой, музыкальным фестивалем можно было назвать танцы трио скрипачек возле ЦУМа, я проводив Аллу до квартиры и выгуляв Демона, не взирая, на полнейшее нежелание это делать, двинулся в сторону кубиков общежития консерватории, отстоящих от моего дома метров на пятьдесят.
— Где триста двадцатая комната? — номер комнаты Инны я знал, поэтому с деловым видом двинулся в сторону нужной лестницы, пока пожилая вахтер не начала задавать вопросы, с какой целью я интересуюсь данной комнатой. Постучав в нужную дверь, и дождавшись, вроде бы, разрешительного звука из-за двери, я шагнул в тесную комнату на четыре кровати.
