Курсант: назад в СССР 2 - Рафаэль Дамиров
Степанов вопил, пытался проморгаться и, как ненормальный неистово махал доской.
Я откатился в сторону и вскочил на ноги. Вражина уже продрал зенки и ринулся в атаку. Перехватил доску так, чтобы вмазать ребром. Если прилетит — трындец мне.
Я пятился назад, делая вид, что вот-вот дам стрекоча. Степанов несся со скоростью паровоза. Когда до него оставалось несколько шагов я резко рванул навстречу, молниеносно сокращая расстояние. Противник не ожидал такого выпада и спешно обрушил на меня доску. Но было поздно. Я уже поднырнул под его руки и схватил их. Доска мелькнула за моей спиной и шлепнула по хребту. Но удар я успел погасить. Спина осталась целой, а деревяшка выскользнула из рук Степанова и зарылась в землю.
Степанов обхватил меня ручищами, связывая мне кулаки. Я пытался вырваться и залепить ему хук, но потерял равновесие и мы вместе завалились в траву. Противник очутился сверху, с его массой это огромное преимущество. Я в сотый раз пожалел, что не занимался в свое время борьбой. Ударник почти всегда проигрывает борцу.
Но на мое счастье курица — не птица, а сталевар — не борец. Со спортом Степанов, видно, что дружил, но никак не с борьбой. Вместо того чтобы взять меня в толковый захват и придушить или поломать болевым, он вцепился ручищами в мое горло, пытаясь раздавить кадык. Из глаз моих сыпанули искры, во рту появился металлический привкус, но так задушить лишь слабака можно, а я не такой. До морды его не достану, руки короче, и я схватился за его левую кисть. Крутанул резко влево наружу. Щелк! Хрустнул сустав. Степанов завопил и отвалился от меня, как напившийся крови клещ. Я “стряхнул” его подальше от себя и, откашливаясь, поднялся на ноги. Тот уже тоже встал и, прижав сломанную руку к груди, что-то шипел.
Я плохо понимал его проклятия, но там точно были слова: “сука” и “убью гада”. Я подскочил к нему, в ответ тот махнул здоровой рукой сбоку. Пытаясь зарядить в ухо. Но отточенным движением я ушел от удара приседом. Нырок. Хрясь! Мой кулак припечатал челюсть. Самое нежное место на морде. Голова противника откинулась, и Степанов завалился спиной в бурьян. Не шевелился.
Все, нокаут. Фух… Я вытер лоб рукавом и присел рядом на корточки, пошарив по карманам поверженного противника. Вытащил паспорт и массивный ключ, похоже от гаражного замка. Наверное, там беглец хотел на первое время укрыться.
Сзади послышался хруст и сопение. Подоспел запыхавшийся Погодин. Лицо белое, рубаха вылезла из брюк, рукав куртки порван. Будто, не я принял бой, а он. Тяжело ему далась битва с забором.
— Фух! — выдохнул он. — Ты его его поймал!
— Конечно! Пока тебя, Федя дождешься, можно еще парочку жуликов изловить. Или самому ласты откинуть. Что так долго? Он чуть меня доской не пришиб!
— Прости, Андрюха! Я не акробат, чтобы так через заборы лазать. И псина злющая. Вон как куртку подрала. А мне ее мама только на прошлой неделе купила. Теперь ругаться будет. Глянь, ее можно зашить?
— Хрен с курткой, давай буди тело, только представься, мол, милиция, стоять, бояться! Учись Федя с криминалитетом работать. Ты не барышня кисейная, а опер советский. Привыкай.
— Тебе хорошо, ты вон боксер, спортсмен, а я юрфак закончил.
— Запомни, Погодин, главное оружие милиционера не мускулы и не пистоль, а то, что на “Н” начинается.
— Это что же?
— Н-нтелект, Федя…
Глава 22
Степанова пришлось везти в управление через травмпункт. Пользуясь удостоверением, как пропуском, мы проскочили без очереди на рентген. После чего задержанному экстренно наложили гипс.
Я ничего не спрашивал о причастности его к убийствам, и так сегодня отличился. Не стоит слишком выпячиваться перед москвичами. Пусть думают, что мы случайно его поймали.
Все геройство я решил повесить на Федю и заставил его выучить легенду: поехали на фабрику, там кадровичка пояснила о конфликте Степанова и Зверевой. Решили проговорить с уволенным, а тот вдруг попытался скрыться. В ходе преследования криминалист Петров, который присутствовал изначально в качестве провожатого по фабрике, сумел догнать Степанова, так как обладал спортивной подготовкой. Степанов неожиданно оказал жесткое сопротивление и напал на Петрова. В ходе нападения сломал лучезапястный сустав. Вроде все складно. Получается, мы как бы случайно подозреваемого в убийстве установили. Для молодого опера и слесаря — самое то легенда.
В управе сдали Степанова начальнику розыска с рапортом от имени Погодина и с моим подробным письменным объяснением по факту причинения Степанову травмы.
Я вернулся в свой отдел. Время тянулось долго. Мне не терпелось узнать, что поведает Степанов. Сознается ли? Того ли мы вообще взяли?
Налил себе чаю. Не успел сделать глоток, как прискакал Погодин.
— Андрюха, собирайся!
— Куда? — я отставил кружку.
— Главный москвич тебя вызывает. Следователь Горохов.
— Черт! Что там ему Степанов про меня наплел?
— В том-то и дело, что ничего пока. Они его под протокол сейчас допрашивать будут, хотят, чтобы и ты при этом присутствовал.
— На фига?
— А я знаю? Они мне не докладывали, просто за тобой послали, меня самого на допрос никто не приглашал. Наверное, считают, раз ты задержал его, то сможешь в ходе допроса что-то ценное прояснить. При тебе Степанов не так юлить будет.
— Он не сознался?
— Пока нет.
— Бл*ха… Надеюсь, мы не ошиблись. Иначе мне за его перелом аукнется. Если что, придется на самооборону списывать. Но, опять же, проникновение незаконное на территорию дома…
— Так оперативная информация же была. Имели полное право проверить.
— Опер или участковый имел право, а я кто? У меня даже удостоверения нет. Ладно, прорвемся. Уверен, что Горохов и цаца московская умеют жуликов колоть. Иначе бы их сюда не прислали.
— Что ты так волнуешься? — недоумевал Погодин. — Если ошиблись — отпишемся. Ну взыскание влепят, ну извиняться заставят. Не растаем…
— Ага, — скептически покачал я головой. — А Трошкина кто из изолятора вытаскивать будет? Парень он добрый и к подобным местам не привык. Как бы не сломался и не наговорил на себя ничего лишнего.
— Он, конечно, не кремень, но наговорить на себя — это же дурость полная.
— Эх, Федя… Мало ты еще пожил. Не знаешь многого…
— Ну, пожил-то я поболее твоего. Я
