Акула пера в СССР - Евгений Капба
— Понял вас, Василий Николаевич, всё сделаю. Завтра в девять буду на проходной!
— Я их предупрежу, чтобы вас пустили, — Волков энергично кивнул. — Знаете, Белозор… Я ведь прессу читаю. И вот судя по вашим статьям — вы наконец поняли, чего хотите… Нет, не так. Вы решили жить по-другому, в корне изменить себя. Да! Все хотят, чтобы что-то в жизни произошло, и боятся, как бы чего не случилось. Вы перестали бояться. Я — давно не боюсь. Кажется, мы сработаемся.
Он пожал мне руку на прощанье своей сухой, крепкой, как черенок топора, ладонью и вышел вон из кабинета.
Если у Исакова энергия была жаркая, молодая, прыгающая — он заряжал ею людей, и хотелось бегать, прыгать и суетиться вместе с ним, то при виде Волкова желание было только одно — пригнуться и подождать, пока стихийное бедствие пронесет мимо. Его сложно было назвать позитивным и добрым человеком, но мало кто мог лучше него организовать и настроить работу в любом начинании, любом проекте. Кажется, всей Дубровице, а может быть и всему Союзу повезло, что он выбрал светлую сторону и связал свою жизнь с производством. Из него мог бы получиться устрашающий злодей: какой-нибудь криминальный авторитет или большой чин в спецслужбах.
Я поспешил следом за Волковым — заседание проходило в городском Доме культуры, и встретиться здесь с Машенькой Май мне не улыбалось. Сцена бы последовала практически наверняка, а сцены я не любил — от слова совсем. Даже Тасины слезы по поводу моего мнимого адюльтера несколько выбили меня из колеи. Но — Таисия была искренней, и, главное, отходчивой. Она умела признавать свои ошибки — черта для женщин чрезвычайно редкая. А Машенька, не к ночи будет помянута…
А Машенька целовалась вовсю в гардеробе с каким-то офицером. Почему с офицером? Так я видел его погоны. Капитан, получается. Мне пришлось ускориться, чтобы миновать просматриваемый участок, но слегка растерянный взгляд Май я поймал через огромное, в полстены зеркало. Вот ведь гадство! Еще вообразит себе невесть чего — например, что слежу за ней, или еще какую несуразицу…
Я вышел через черный ход в смешанных чувствах. Женщины, женщины… Дичь-то какая! Правильно в песне пелось: первым делом — самолеты! Ну а девушки…
* * *Про девушек надумать я не успел, потому что полетел в кусты, получив хороший такой удар в поясницу. Повезло мне с белозоровской координацией — тело само сгруппировалось, и я покатился по земле, собирая на костюм собачьи какашки, прошлогоднюю листву и мелкие щепочки. Судя по звукам, за мной сквозь заросли ломился как минимум носорог, а потому самой лучшей тактикой показалось откатиться в сторону. Бежать от носорога — дурацкая идея.
Носорог он и есть носорог — пробежал мимо по инерции. На голову ниже меня, квадратный и мясистый малый лет двадцати пяти, белобрысый и курносый. И пьяный. Господи Боже, другие попаданцы сражаются с нацистами, спасают миры от вторжения демонов, упокоивают нежить, а я… А я могу с алкашами подраться.
Он здорово меня разозлил вообще-то, этот курносый носорог.
— Какого хера тебе от меня надо? — всё-таки уточнить стоило.
Вдруг он перепутал?
— Я те покажу, как к чужим бабам шастать! — парень явно не был настроен на конструктивный диалог.
Он ринулся на меня снова, размахивая кулаками. Ну вот такой у нас народ — добродушный и пофигистический, в массе своей. И черты эти сохраняет до последней крайности, ну или до донышка выпитой емкости с алкоголем. Донышко — это такой портал в другую реальность, где белорус превращается в паладина истины и рыцаря справедливости. Он может наговорить злых и очень обидных вещей, ведь правда же! Люди должны знать правду! Может пойти расшибать голову соседу — ведь сволочь же! Сволочей таких под небом голубым терпеть не положено!
А то, что правда эта никому ни шла ни ехала, и сам — точно такая же сволочь, как и сосед — это как бы и не важно. Вот и тут — очередной народный мститель, решил кровью смыть позор…
— Ты часом не обознался? — всё еще пытался решить дело миром я, уклонялся от его мощных и неуклюжих выпадов.
Публика в скверике за ДК развлекалась вовсю — не каждый день ведь увидишь, как посреди центра города волтузят друг друга два огромных мужика! Еще и подбадривали, мол, дави, дави его! То ли в этот период народ действительно решал вопросы с помощью кулаков достаточно часто, то ли я вызывал у местных массу раздражения — но в будущей жизни драки для меня были нонсенсом, а тут превращались скорее в правило. И нескольких дней не проходило, чтобы мне не пытались размозжить всю голову!
— Ты… Сраный… Белозор! Я те покажу! — пыхтел курносый.
Ну всё, точки над «и» расставлены. Мне удалось достать его по печени и отскочить в сторону. Я никаких чужих баб не трогал. Тасю чужой я не считал, да и восстань ее муж с того света — вряд ли бы он выглядел как обветренный и мясистый провинциальный увалень. Значит — виноват настоящий Белозор. Значит…
— Да нафиг мне твоя Маша! Я вообще всех Май за километр обхожу! — эта фраза почему-то привела его в замешательство, и я сумел — раз-два — крепко приложить ему по лицу справа и слева.
Драться без перчаток, даже без обмоток — удовольствие ниже среднего. Лицо — оно твердое! Кулаки я себе ссадил и пальцы ушиб — больно. А парниша осоловело глядел на меня сбежавшимися в кучку глазами, его явно шатало, а потом он спросил:
— Якая-такая Маша? — и уже падая на сырую землю пробормотал: — Ня ведаю ниякай Маши.
Алкоголь для белоруса — как волшебный напиток для галлов. Тоже — суперспособности проявляются. Например — знание роднай мовы. Некоторые, правда, начинают размовлять на идише, или имитировать характерный акцент — но это уже совсем другая история.
