Внедрение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич

– Я не отвергаю. – Остальное я подумала, но говорить не стала. Пусть останется так. Мои рассуждения ничего не изменят.

– Вот и правильно, – вдохновился Ренат Равильевич, – мы, как семья. Если бы Олежка не был в тебя влюблен, я бы познакомил со своим сыном. Он пограничник, заместитель начальника заставы. Приезжает в отпуск. Но и Олежка мне как племянник. Уж прости, мы тут по-стариковски фантазируем.

– Да уж нашлись деды, – смеюсь я. А интересная позиция. Идеальный агент должен быть другом или родственником. И наоборот, если родственник против – он враг. Но в мыслях плавать мне не дают:

– Маша, ты мне поясни по всей этой ситуации. По простому. Могут быть такие таблетки, что съел и в другой мир переместился или в стену прошел?

– Про такие не слышала. Но теоретически, кто знает? Я буду ближе к нашему делу. Там стимуляторы, которые позволяют разово выбросить большое количество энергии. Но потом откат обратно.

– Как у наркоманов? Сначала кайф, потом депрессия.

– Наверное. И еще модуляторы сознания. Это сильнее действует на человека. Они здесь основные. На короткий миг они переводят восприятие и управление на другой уровень. А это чревато, сами видели, чем. И нужно понимать то, что делаешь. То есть, подготовка обязательна. Поэтому я очень сомневаюсь, что съев таблетку можно физически переместиться. Увидеть невидимое, думаю, можно. Но толку от этого мало, а последствия серьезные. Это как дверь открывать и никуда не идти.

– Но каковы перспективы для фармакологии, даже если в теории возможно, – воскликнул компаньон, – а, Семеныч!?

– Тут целый институт нужен, – задумчиво ответил тот.

– Но у противника уже есть, – Ренат Равильевич смотрит на меня.

Я пожимаю плечами:

– Вы же не знаете, кто там был.

– Пока не знаем, но обязательно выясним.

Глава 7

– Аллочка, есть мнение поставить тебя по церковной линии.

– Хотели же в медицинский? – Она совсем смущена. Через полгода школа кончится. С куратором выбрано направление. Никого лечить ей не придется. После небольшой практики направят на руководящую работу. А далее – к вершинам. Причем тут церковь? – Я не оправдала доверие?

Доверие оказано недавно. Ее привезли за город в какой-то музей. Она так поняла. В одном из корпусов в подвале оказался весьма светлый зал. Стены обшиты деревом. Круглый огромный стол из половин бревен. А у стены что-то вроде трона, на котором примостился согнутый человечек с острыми глазками.

Ей велели быть в платье. Выбор пал на светло-зеленое. Польское. Было в нем что-то военное: погончики, кармашки на груди, три серебряные пуговки, стоячий воротничок. И удобное. Грудь правильно обтягивает, а вот ниже пояса просторная юбка в складку. Косметику запретили в любом виде.

Кроме дедка на троне, были еще несколько незнакомых мужчин. Куратор налил ей кофе и усадил в сторонке. Минут через пятнадцать ее позвали. Дедок скользнул взглядом:

– Аллочка, деточка, сколько тебе лет?

– Семнадцать, – ответила она. От деда шло странное ощущение волнами. Холодно-опасное.

Дедок сделал знак. К ней подошли двое. Спереди и сзади. Один завел ее руки за спину. Другой, не слова не говоря, расстегнул пуговицы на вороте. Затем резко разорвал платье до пояса. Одной рукой сорвал лифчик. Алла вздрогнула. Движение сильное и быстрое. Лямки лопнули, не повредив кожу. Нельзя теряться, глаза не отводить. И еще она поняла, что мужчина ее не хочет. Просто такая у него работа. Или перевидал тут многих. Тот, что сзади, подвел ее к трону. Это был высокий и широкий стул темного дерева. С сиденья свешивалась шкура короткого волоса. «Антилопа, что-ли? Или лось» – пришли мысли.

– Деточка, возьмись за меня и покричи, – дед не улыбался.

Вопросы они не любят. Как поняла, так и сделала. Она опустилась. Ее ладошки с алым лаком ноготков легли на колени в военных брюках. Своды зала заполнил пронзительный визг. Пока хватало воздуха. Потом вдохнула. И еще. Дедок прикрыл глаза.

На ее короткие волосы легла холодная рука. Скользнула по щеке:

– Молодец, хватит. Так ты по медицине хочешь?

– Анатолий Иванович так рекомендует.

Дедок вопросительно глянул на того. Холодные пальцы сбросили с плеча рукав платья.

– Подними руки.

Алла послушно вытянула руки из обрывков и подняла вверх. Дед наклонился к подмышке и втянул воздух. Губы недовольно поджались. По кивку стоящий сзади взял ее кисть и завел за спину. Боль заставила ее выгнуться дугой. Она дотронулась пальцами до затылка. «Сломает» – пронеслось в голове. Но ее вернули в прежнее положение. Поставили на ноги. И еще несколько разона почти касалась волосами пола, не в силах сдерживать стон. Потом обратно ее не поставили. Холодные пальцы сдернули капроновые чулки вместе с трусиками. Она почувствовала ветерок между ног.

– Нет, не медицина. Толя, это, конечно, хорошая мысль, но она сможет больше.

Ее поставили прямо. Недавний мучитель заботливо набросил на плечи плед с косичками.

– Деточка, попей чайку. – Старик повернулся к куратору.

Ее вывели в отдельную комнату. Рука болела. Между ног намокло. Если бы трахнули, стало бы все понятно.

Личную жизнь она считает очень удачной. Миша ухаживает за ней. Она ему дала. Да и другие поглядывают.

За все надо платить. С ценой она согласна. Семинарист тогда поимел ее в соседней комнате. После разговоров про высокие материи впился в губы. Она только нежно ахала, как учили. Задание выполнено. А что до «морали», так глупости все это. «Ссаной дырки не жалко», как говорила одна из учителей на явочной квартире.

– Сейчас очень многое изменится. – начал объяснять куратор, – для простого обывателя. Но на то он и обыватель. Ты уже не простая, а весьма перспективная птичка. Ведешь себя правильно. Тебе и дорога.

– Но с церковью же борьба? Или надо внедриться?

– Борьба скоро кончится. Вот тысячелетие крещения Руси отметим всей страной и все, зеленый свет. А внедриться надо. Но позже. Ты должна настроиться и понимать свою роль. Будешь игуменьей монастыря. Очень удобно. Девушки в полной твоей воле и без документов.

– Разве есть в Ярославле монастыри?

– А скоро откроют. Буквально, в новом году и начнем. Не будем тысячелетия дожидаться. План известен, чего тянуть? Поучишься немного и туда.

– Я справлюсь?

– Великий сказал, что справишься. Ты даже не представляешь, какое благо он тебе предлагает. Какой самый большой кайф в жизни?

– Не знаю. Счастье, наверное.

– А счастье, это что?

– Любимый человек, деньги, уважение.

– А что их объединяет? Не знаешь? Власть. Любимый, значит, твой. Тебе принадлежит. Деньги, понятно, дают власть над людьми и вещами. Уважение, значит, ты властвуешь в какой-то степени над теми, кто тебя уважает. Согласна?

– Согласна.

– А самая кайфовая власть какая?

– Абсолютная? – в голове вертелось про абсолютную монархию.

– Самая кайфовая – это власть над душой. Когда человек и плачет и ругается, а все равно к тебе приползает, потому что в твоей власти не его деньги, и не тело, и даже не ум, а все нутро. Душа. И вот когда ты делаешь с ним, что хочешь, а он подчиняется, терпит и любит тебя, это и есть высшее наслаждение.

– Как обезумевшие от любви поклонники?

– Лучше. Секс не вечен. И безумие желания лечится временем. А это не лечится, и выбора нет. Вот что тебе предлагает Великий. Цени такое доверие.

– Как же я так смогу? Где взять такую силу?

– Все просто. Она и так есть. Представь, что огромный магазин в Москве. ГУМ, например. Там продавцы всякие, начальники отделов и прочие. И товар нескончаемый. Да еще и жизненно необходим. Полный дефицит. А мы раз, и зашли, и сами торговать стали. Прежних продавцов или расстреляли, или выгнали. И начальников своих поставили. И директора магазина. Да еще и других магазинов рядом нет. Не к кому, кроме нас и пойти.

– А хозяина магазина разве нет?

– Про хозяина давно ничего не слышно. Правда, продавцов присылает время от времени. Но мы их или сразу в расход или к себе переворачиваем. А ты будешь руководить клубом самых преданных покупателей. Честно говоря, я думаю, что никакого хозяина и не будет. Есть автоматическая подача товара и продавцов. А он просто не может придти сам. Так вот, сейчас такое время настает, что совсем всех продавцов поменяем. И тебе есть место в этом мировом замысле.