Rein Oberst - Чужой для всех
— Все будет отлично, господин гауптман, — вскочил с бревна офицер. — У меня хорошее предчувствие.
— Тем не менее, это мой приказ. Берите и спрячьте у себя в надежном месте.
— Слушаюсь, господин гауптман.
Эберт спрятал кассету и письмо в нагрудный карман и вытянулся перед командиром батальона.
— Что вы вскочили, садитесь. Есть еще одна просьба. — Франц замялся.
— Говорите, командир, я все выполню.
— Спасибо, Карл. Это необычная просьба. Об этом никто не знает. Я доверяюсь впервые… Когда мы прорвемся, наш путь лежит через поселок Поляниновичи. Рядом с ним через ручей расположен другой поселок Заболотное. Там… там живет… моя жена, Карл, — тихо проронили губы Франца.
— Кто? — Эберт вновь вскочил и остолбенел.
— Да-да, Карл, — Франц поднял на лейтенанта свои проникновенные серые и чуть грустные глаза. — Мы не поженились. Это долго рассказывать. Сейчас нет в этом необходимости. У меня увели невесту. Это сделал ее брат. Тем не менее, мы были обручены. Обручены словами любви друг к другу.
— А когда это произошло, господин гауптман? — удивленно и недоверчиво спросил Эберт.
— Это было в самом начале войны с русскими. В июле 41 года.
— И вы все это время молчали и никому не говорили?
— Да, Карл. Это так. Моя мама дала согласие на этот брак. А когда я приехал в поселок, чтобы увезти мою Верошку, ее выкрали эти варвары.
— О, боже мой! — воскликнул молодой офицер. — Это невероятно господин гауптман! Что вы рассказали, это невероятно!
Эберт нервно закружился вокруг капитана, подбирая подходящие слова. — Простите меня, господин гауптман, — наконец выдохнул он. — Силовая разведка и наши рейды по тылам русских – это все для нее? Это все для того, чтобы ее увидеть? Наши ужасные страхи, смерть боевых товарищей здесь, когда за каждым кустом чудится русский солдат, это из-за нее?
Франц молчал.
— Вы же офицер Вермахта. Вы гауптман панцерваффе, вы же кавалер Рыцарского креста, Железного креста, — почти закричал, не помня себя в изумлении Эберт. — И все это ради русской женщины? А как же Фатерлянд, наш великий немецкий народ, идеи Фюрера? Это что для вас пустой звон?
— Прекратите истерику, Карл, — не выдержал словесного напора Франц и схватил его за руку. — Все в жизни бессмысленно, если не будет великой по силе и простой для понимания цели.
— Нам цель указал наш великий Фюрер! — выпучив глаза фальцетом завизжал вдруг молодой офицер и выдернул свою руку. На губах Эберта появилась пена. Он хватал воздух от негодования. — Фюрер поставил немецкий народ в ряд превосходный над другими нациями. Мы лучше всех! Мы сильнее всех! И смыл жизни немецкого солдата доказать это другим.
— Это ошибка, Карл! — пытался остановить боевого товарища Франц. — Доказать через что? Через смерть, насилия и убийства? Вот арсенал наших средств!
«Цель оправдывает средства!»
Это изречение иезуита Эскобару, этот девиз ордена иезуитов запали вам в душу, не так ли?
Кто мыслит и говорит по-другому – тех на виселицу? У кого череп и цвет глаз другой – в крематорий? Кто не подходит по генотипу «арийский» – уничтожить?
Залить полпланеты в крови и все для того, чтобы доказать что ты лучше и сильнее? А когда же жить, Карл? Жить простой жизнью. Любить и воспитывать детей. Как жить потом в окружении людей, оставшихся в живых, которые тебя люто ненавидят? Это что, цель жизни?
— Вы предатель нации, господин гауптман? — выкрикнул Эберт в лицо командиру, да так громко, что стоявшие солдаты вскочили и заволновались.
— Молчать! — захрипел Франц и сильно тряханул его за грудь. — Молчать, сопляк паршивый! Не тебе давать мне оценку. Я предан Отечеству и его народу. И то, что мы сделали в тылу, это во имя спасения армии. Но это не запрещает мне любить и думать о любимой, даже если она не немка. Тебе понятно это, лейтенант? Понятно? Черт тебя побери!
Франц затряс Карла с такой силой, что тот не сопротивлялся, а только судорожно хватал ртом воздух и болтался как груша. Когда Франц выдохся и поставил офицера на ноги, то тот выглядел, словно выжатая половая тряпка. Его шатало и тошнило. Чтобы не упасть, он всем телом прислонился к березе и тяжело дышал. Франц также молчал, восстанавливая дыхание. Наконец, Эберт придя в себя, исподлобья посмотрел на командира и тихо вымолвил: — Что я должен еще для вас сделать?
— Пока ничего, — резко ответил Ольбрихт. У него дрожали пальцы рук. Он не мог справиться с охватившей его лихорадочной дрожью. — Пока ничего, — второй раз уже мягче повторил он. — Если вы мне понадобитесь, я вам скажу об этом. Все, идите. Успокойтесь сами и успокойте солдат. Впереди у нас трудный бой. Выступаем через двадцать минут…
— Слушаюсь, — вяло ответил офицер и, развернувшись, хотел было идти прочь.
— Подождите, Эберт, — Франц достал из внутреннего кармана гимнастерки маленькую фляжку из нержавеющей стали, недавний подарок адъютанта Риккерта, нервно открутил крышку и сделал несколько больших глотков коньяка. — Выпейте и вы в знак примирения.
— Спасибо¸ — сухо ответил лейтенант и также приложился к фляжке.
— Разрешите идти, господин гауптман?
— Идите, Карл. С Богом!..
Франц сделал еще несколько глотков коньяка и, прислонившись к березе, устало закрыл глаза. Ему настоятельно надо было поговорить с другом, с Клаусом Виттманом. Он чувствовал перед ним свою вину. Ему надо было получить его моральную поддержку перед боем.
Он сконцентрировал свои мысли и энергичным потоком направил их в правое полушарие мозга, туда, где более двух месяцев назад, после его контузии, неожиданно вселилось сознание другого человека, прибывшего из далекого 21 века, который был непревзойденным военным профессионалом-спецназовцем.
Новое сознание стало практически вторым «я» Франца. Оно не мешало ему жить. Но в экстремальных ситуациях самостоятельно подавляло его разум и выступало коалиционной силой, используя весь боевой потенциал организма. Как результат – боевой профи высочайшего класса. В такие минуты Франц уже не мог разобраться кто же он на самом деле – Франц Ольбрихт с новым мозгом или Клаус Виттман в новом теле.
Лишь в минуты затишья коалиция распадалась, и он мог поговорить с новым другом, которого он называл иногда с улыбкой «космическим бродягой». Именно сейчас и был такой случай.
— Теперь, Клаус, ты все знаешь обо мне, о моей русской жене Вере, о том далеком 41 годе. Я тебе не говорил об этом. Просто это очень личное, — пошли его сигналы в правое полушарие. — Ты не в обиде на меня, железный рейнджер? Не молчи, поговори перед боем со мной, может в последний раз, — новый посыл энергии. — Ну что ты молчишь? Скажи что-нибудь. Мне станет легче.
И тут в полушарии что-то щелкнуло, как всегда во время их мыслительных сеансов, и раздался насмешливый баритон Клауса.
— Если бы не предстоящий бой, я бы тебя покрыл трехэтажным матом за то, что ты меня сейчас отвлекаешь. Что ты растревожился. Жена так жена. Почему бы и не русская. Не пойму я вас в ту войну. Сплошная идеология. Арийцы. Комиссары. Чуть драки не было с командиром взвода. Надуманно все это. Какая разница, какой национальности жена. Лишь бы она была верной и любимой. И вообще, почему ты молчал. Зачем эти все тайны. Ведь мы – почти одно целое.
— Извини, Клаус, не мог сказать. Слишком это личное. Но и ты мне никогда не говорил о своей семье, о своих детях, жене. Какие они у тебя? Расскажи вкратце.
— Хватит, замолчи! Оставим это, — вдруг грубо, оборвал Франца Клаус, меняясь моментально в настроении. — Иди, лучше готовься к бою. Он будет жарким. О личном потом. Я к тебе не лез с расспросами и не встревал в ваш разговор с командиром взвода. Вот и ты не лезь ко мне. Понял мой ответ?
— Понял, — с обидой буркнул Франц, не получив планируемую индульгенцию, и круто развернувшись, недовольный последовал к танку.
— Обиды только оставь, капитан. Не к месту этот разговор. Соберись, — вдогонку крикнул ему Клаус. — Хочешь, встретиться с женой, сначала прорвись через русские кордоны и останься в живых. А о личном, — вдруг голос Клауса осекся, но через паузу он с хрипом продолжил, — обязательно поговорим. Ты все узнаешь обо мне. Кстати. Если тебя убьют, что будет со мной. Не знаешь?
Франц молчал, одевая русский технический комбинезон.
— И я не знаю. Так что береги себя, не забывай, что нас двое. Ты в ответе за меня. Понял? А то, что ты скрыл от меня свою маленькую тайну я не в обиде. Знай. Я чувствовал, что в твоей душе творится что-то неладное. Но не влезал с расспросами. И еще, — как бы извиняясь за свою грубость, добавил Клаус, — ты можешь на меня всегда положиться. Чтобы ни случилось, я тебя в беде не оставлю.
— Спасибо и на том. Приготовиться к бою! — одновременно понеслась мысль и команда в эфир, и Франц резко закрыл за собой командирский люк.
