Александр Доставалов - По ту сторону
На черной дешевой стенке, состоявшей из множества полочек, где за полированными дверцами прятались одежда и белье, выделялась одна красивая, центральная полка с зеркалами. Собственно, зеркал как таковых на ней не было, только амальгамная основа в глубине, создающая своеобразный объем и «глубину» для нескольких хрустальных безделушек, что на ней стояли. Именно там, опираясь на стеклянную рыбу, примостилась небольшая цветная фотография: Надя в черном красивом платье с букетом живых цветов в этой же комнате на фоне этой же стенки. Очень удачное фото Ивс когда-то, несколько лет назад, сам печатал этот снимок. При входе в комнату он всегда на него смотрел, как бы снова слыша переливы давно отзвучавшей, прекрасной мелодии, вспоминая мгновения, когда они были по-настоящему счастливы.
И на этот раз еще на входе, приоткрывая дверь, он бросил взгляд в сторону снимка, и там, в зеркальной глубине, ему почудилось какое-то движение. За хрустальной посудой, чайником и снимком ничего конкретного Ивс не увидел, просто что-то неясное шевельнулось там, где никогда не было никаких теней, и привычный за многие годы взгляд уловил в комнате чье-то присутствие.
Фальшь.
Вместо того чтобы шагнуть в комнату. Ивс остановился в дверях. С кухни доносился шум льющейся в чайник желтой воды. Ивс знал ее звук, знал, как она наполняет чуть наклонившийся набок в тесной раковине чайник, знал, как желтый оттенок постепенно исчезает, теряясь по мере наполнения и на фоне накипи стенок. На балконе как-то чуть громче обычного ворковали голуби. В комнате перед ним не было никого и ничего, ни звука, почти могильная тишина. И все же Ивс кожей почувствовал опасность. Медленным, мягким движением он потянул из-за пазухи складной нож, раскрыл его и поставил на фиксатор. Привычка иметь в кармане нож осталась еще со времен бесшабашного студенчества, когда в Германии это было совершенно необходимой модой. Длинное узкое лезвие блеснуло в электрическом свете и придало ему уверенности. В конце концов, Надя этой его слабости не видела и видеть не могла, а он, разумеется, не собирался ей отчитываться в том, что только что заходил в ее комнату с раскрытым ножом. Уже делая шаг вперед, Ивс почувствовал сбоку чье-то тихое дыхание и начал поворачиваться в ту сторону.
Дальнейшее смешалось в один кровавый, матерно кричащий клубок.
Мелькнувшие справа руки попытались набросить на него удавку, но Ивс успел пригнуться, и петля скользнула в пустоту, сам же он пырнул лезвием что-то мягкое, брызнувшее на руки кровью, на нем повисло мускулистое тело, с нечеловеческой силой выкручивая руку с ножом. Ивс сопротивлялся как только мог, тяжело дыша и пиная ногами мебель — но все вокруг странно перевернулось, и он уже валялся на полу. И только Ивс подумал о том, что надо бы закричать, как пронзительно завизжала Надя, хлопнул выстрел и тело на нем дернулось, а хватка стальных рук как будто ослабела; послышался глухой удар во входную дверь, кто-то спрыгнул с Ивса и метнулся к окну, а сам он — сколько ни вспоминал в дальнейшем свои действия, не мог вспомнить ни малейших признаков страха — тяжело прыгнул вслед за высоким парнем в эсэсовской форме, схватил его за сапог и споткнулся о катившуюся по полу бешеную кошку, в которой с трудом можно было узнать Надю — она царапала и рвала длинными ногтями лицо белобрысого парня, тот пытался загородиться руками с пистолетом и как-то ее отпихнуть, в двери уже ломилась охрана Ивса, а сам он держал, пытался держать за ноги яростно сопротивлявшееся, скользкое от крови тело высокого эсэсовца со все еще висящей на руке металлической струной. В следующую секунду Надя отключилась от удара пистолетом в висок, лежавший под ней «эсэсовец» выхватил из кармана гранату, но рвануть чеку не успел, гранату вышибли, и она, ребристо постукивая, покатилась в угол. На террориста навалились оба охранника, один из которых уже получил то ли шальную, то ли прицельную пулю. На балконе высокий «эсэсовец», весь залитый кровью, яростно матерясь по-польски, сшиб третьего охранника Ивса, что успел соскользнуть с крыши на крики и шум борьбы, и выпихнул его за перила так, что охранник еле цеплялся за остов балкона, обрезая руки осколками стекла. В этот момент Ивс профессионально ударил «эсэсовца» в спину рукояткой ножа; жилистое тело обмякло и сползло на пол. Охранник, хлюпая разбитым носом, продолжал цепляться за раму, медленно перемещая себя обратно на балкон.
Ивс развернулся, но все было уже кончено. На полу без сознания лежали Надя и второй «эсэсовец», запястья террориста были в наручниках, пистолет, валялся рядом, а из располосованных ногтями щек и шеи густо сочилась кровь. Ивс аккуратно положил на подоконник сломанный нож — где и когда сломалось лезвие, он не заметил, проверил Надин пульс и вышел в ванну приводить себя в порядок. Раненный в плечо охранник, морщась, говорил в коридоре по телефону, вызывая подкрепление и скорую помощь. Ивс тщательно сполоснул руки и вытер их полотенцем, не оставив на нем розовых следов, затем глянул в зеркало и поправил сбившуюся прядь волос.
Разгром подполья в Варшаве начался уже через несколько часов. Специальная группа бойцов Рябова перекрыла все возможные пути отхода и взяла живыми девять из пятнадцати подозреваемых, и все они попали в лаборатории. Допросы террористов вели абсолютно верные Ивсу люди по программе прим четыре-бис, и уже через час-полтора то, что осталось от этих бойцов-маки, показывало против генерала Семенова, «вспоминая» внешность и адреса его людей. В тот же вечер люди из СД арестовали самого Семенова; Ивс превосходно и логично увязал в своем рапорте несопоставимые вещи: действия польских террористов, два побега, диверсию в Дели и реальный, хорошо документированный компромат, который скопился у него на русского генерала. Шелленберг, который теперь очень редко принимал участие в политических сварах, ознакомился с документами и подтвердил своевременность ареста. Ивс пережил несколько очень неприятных часов, потому что решение фюрера могло бы быть и прямо противоположным. Семенова доставили для допроса в одну из подконтрольных Ивсу лабораторий; это была уже полная победа. Наиболее мощная группировка при ЦК, противостоявшая лично Ивсу и желавшая краха плану «Счастье народов», оказалась обезглавлена, а немногие промахи самого Ивса получили дополнительный уровень страховки.
На Семенова теперь можно было спихнуть что угодно.
От генерала торопливо открещивались все, на кого он еще вчера уверенно опирался; впрочем трудно было осуждать людей, спасавших свою шкуру. Да и помочь Семенову не смог бы уже никто. Даже сам Шелленберг, поменяй он свое решение.
Генерала вот уже несколько часов допрашивали в различных режимах прим.
ГЛАВА 25
Под ногами скалолазов хлюпала ржавая вода, смешанная со снегом. Дороги практически не было, остатки разбитых снарядами и гусеницами бетонных плит поросли мертвым кустарником и увядшей бурой травой. Единственными живыми существами, иногда мелькавшими между развалин, были длинные черные крысы с осклизлыми хвостами. Воздух вокруг был ужасен. Ребята не ощущали этого из-за масок и фильтров, которые не снимали вот уже несколько недель, но было видно, как в воздухе стоит густая, серая взвесь. Настоящий химический туман, который колыхался под ветром, медленно рассеиваясь на вершинах холмов и открытых пространствах и вновь скапливаясь в низинах. В оврагах с трудом просматривалось дно. Иногда к серому цвету добавлялся ярко-желтый или оранжевый, и проникновение газовых волн друг в друга, медленное их смешение или выкрест создавали картины странных, почти космических туманностей. Это напоминало рождение и смерть галактик с яркими пятнами желтых, фантастических звезд и мертвыми глазницами выбитых окон, когда какой-нибудь двухэтажный домишко выныривал на поверхность. По обочинам время от времени попадались ржавые остовы автомобилей со сгнившими колесами. Кислотные испарения выедали все дочиста. Надежда найти какой-нибудь «неисправный грузовичок», окрылявшая их во время пребывания в пещере, теперь исчезла полностью.
Черные скелеты деревьев, видимо, все-таки оживали, пытались ожить каждую весну, грязный снег под ногами иногда смешивался с остатками опавшей листвы или выцветшей хвоей, но сплошного ковра, как обычно в лесу, нигде не было.
Когда однажды над ними пролетела птица, все долго смотрели ей вслед,
На одной из бесчисленных рек бассейна Иртыша скалолазы срубили плот. Бревна вязал Игорь, вязал хитрым морским способом, прорезая по каждому торцу кольцевые пазы-насечки и прожигая раскаленным прутом бревна насквозь. Крепление не было жестким, но узлы держались мертво, да еще и подтягивали друг друга. Почти три недели скалолазы спокойно сплавлялись вниз по реке, отдыхая от тяжелого перехода, отсыпаясь и отъедаясь рыбой. Течение, кроме одного-двух участков, где река широко разлилась, было довольно быстрым. На перекатах им даже пришлось поволноваться, но все обошлось благополучно. Вода здесь оказалась почти чистой, во всяком случае, рыбы ловилось много, и скалолазы не останавливались даже на ночевки. Костер жгли прямо на плоту, на специальном возвышении в центре; там же стоял большой шалаш-палатка, защищавший от весенних дождей.
