Анатолий Матвиенко - Подлодки адмирала Макарова
— Третья, пли! Срочное погружение на семьдесят футов! Все в нос! Лево руля! Убрать перископ!
Лодку мотануло так, что капитан рухнул на боцмана. Погасли лампы. Уши заложило грохотом. Как сквозь вату, капитан почувствовал удары винта над самой рубкой: машина обреченного корабля накручивала последние обороты. Ланге успел подумать, что совершенно зря стрелял с такой малой дистанции, пароходов для избиения хватает.
— Всплытие под перископ! По местам стоять.
В уверенности, что охотники не смогли разгадать прыжок под винты, Ланге осмотрелся чуть спокойнее. В сотне саженей за спиной зарывалось носом в воду последнее судно. Следовавшее за ним также дало лево руля. Канонерок не видно за транспортами. Стало быть, последние три торпеды надо использовать быстро.
— Полный вперед, к всплытию стоять! Вправо двадцать!
«Катран» вырвался из воды, заметно наддав скорости.
— Четвертая, пли!
Капитан выглянул из рубочного люка. Тотчас защелкали пули. На пароходе под двуглавым австро-венгерским орлом люди видели, как неумолимая подлодка выстрелила в надводном движении. Торпеда погрузилась и не видна. Но незавидная судьба шедших впереди судов не оставляла сомнений, скоро будет… Взрыв!
«Катран» обогнул корму по плавной дуге меньше кабельтова. Остаточный пар соединился с силой электромоторов, пока котел набирает температуру. Трагедия четвертого парохода была видна без бинокля и перископа. Одетые в серые шинели австрийские, мадьярские, чешские, боснийские, хорватские солдаты, которым война с Россией нужна не больше поноса, пытались спустить шлюпки, рассчитанные только на численность команды, просто прыгали за борт в еще холодное мартовское море, тащили бочонки, сундуки, пытались рубить мачту…
Оставив тонущего австрийца позади, подлодка полным ходом налетела на два британских судна, одно не менее двух тысяч тонн, следующее чуть поменьше. Снова крики и неразбериха на палубе. Ланге рассмотрел капитана, вышедшего к борту и хладнокровно разглядывавшего своего убийцу в подзорную трубу. Отдадим должное английским офицерам — умирать тоже нужно уметь, не посрамив истерикой Юнион Джек.
Шестому транспорту нежданно-негаданно повезло. Торпеда бессильно всплыла у борта. Ланге помянул недобрым словом место, откуда выросли руки выделавших сие недоразумение, оценил расстояние до нарисовавшихся с двух сторон канонерных лодок, захлопнул люк и объявил погружение. Тускло светясь внутри аварийными лампадками, хлюпая сочащейся водой и поискрывая отсыревшей изоляцией, «Катран» на малом ходу пополз к южной оконечности Галлиполи — на базу Седулбахир.
Конрад Карлович не увидел, как австрийское судно, назначенное к закланию шестой неудачной торпедой, круто отвернуло и сочно врезалось в борт англичанина, с лихвой возместив брак в русском снаряде.
Лейтенант Лещенко, опоздавший на час к бесчинствам своего командира, увидел беспорядочно рыскающие по морю пароходы, двух подранков — от одного осталась корма, второй лежал на боку — и полудюжину броненосных или просто деревянных канонерных лодок. Малые военные корабли сновали среди неразберихи словно овчарки среди всполошенно разбегающегося стада. Ближе к берегу шествовали три больших броненосца, своим видом показывая: суета за кормой ниже нашего достоинства.
В начале атаки наперерез сунулся кораблик меньше тысячи тонн водоизмещением. Геройствовал ли, заметив бурун перископа и оберегая транспорт, или нечаянно попал — неведомо. Увидев, что первая торпеда идет в малоценную добычу, капитан выругался, довернул лодку, поправил упреждение на большой пароход и скомандовал пуск второй торпеде. Оба корабля подорвались с промежутком чуть больше минуты. От близкого взрыва лодку тряхнуло, лейтенант заслушал рапорты о повреждениях и решительно врубился в середину англо-австрийского скопления. С пуском шестой торпеды у борта рвануло так, что «Терпуга» на несколько секунд легла на бок. Отсеки наполнились криками боли. Последующий взрыв вызвал настоящий потоп в носовой части.
— Срочное всплытие! Самый полный вперед!
Вода вокруг рубки расцвела зловещими цветами снарядных разрывов. Чудовищный молот бил снова и снова, вымещая на раненой субмарине английский гнев за разоренный конвой.
— Право руля! — заорал Лещенко, едва не смытый за борт волной от близкого попадания.
Лодка двигалась прежним курсом. Он свалился в центральный пост по колено в воду, в слабом свете от люка увидел тело рулевого с окровавленной головой, дикие глаза штурмана и свободно качающийся штурвал. Командир налег на рукояти, выворачивая его вправо.
Только штурвал помог удержаться на ногах, когда снова ударило. Из рубочного колодца обрушился водопад. Затем прозвучал последний, главный удар. Лещенко жестоко влетел грудью в рукоятки, все стоявшие упали вперед на переборки, механизмы, рычаги… «Терпуга» на восемь футов вошла в борт англичанина.
Спотыкаясь о комингсы дверных проемов и тела упавших в воду людей, уцелевшие подводники кинулись к спасительному выходу. Когда последний схватился за трап, вода в центральном посту стояла по грудь, а темнота пропиталась хлорной вонью.
Сцепившиеся русский подводный корабль и австрийский пароход, оглашавшие море стонами сминаемых шпангоутов, были обречены. Затем лодка скользнула в пучину кормой вперед, открывая огромную брешь в трюме австрийца. К чести подданных Франца-Иосифа, они спасали из воды всех — своих и чужих, подняв шестерых подводников. Лещинского среди них не оказалось.
«Кракен» поспел на закате. В полутора милях от берега стали три броненосца, развернув казематы бортов к форту «Иван Калита». Меж тяжелыми кораблями и урезом воды столпились уцелевшие от двух атак транспорты. Килем вверх плавали останки тральщика, там и тут из воды косо торчали верхушки мачт. Минное заграждение собрало свою жатву.
Русское укрепление чадило клубами черного дыма. Средь руин изредка мелькали вспышки, тяжелые «чемоданы» летели к броненосцам, не причинив им заметных разрушений. Гораздо чаще плевались малые пушки, выкашивая союзный десант.
Лейтенант Черноусов не мог в перископ разглядеть в мелочах картину победоносной высадки. Он заметил себе, что вооруженная мелочь огибает главные силы мористее, явно охраняет их от неожиданной атаки. Была бы вторая подлодка рядом, не грех утопить и броненосцы, и малотоннажных «собачек». А если еще и плавбаза с запасами торпед… В бою не место мечтаниям, надо обходиться имеющимся.
Обозревая морскую поверхность, капитан заключил, что меньше всего нападение ожидаемо со стороны суши. Там толкутся транспорты, убывает глубина, могут попасться сорванные с минрепа мины, изредка падают недолеты из форта. В общем, зона, куда по здравому размышлению соваться совершенно немыслимо. С корабельных батарей туда обращены сотни глаз. Как раз перископ они не заметят.
Лодка развернулась в глубине, чуть не задев рубкой пустой транспорт на якоре, а килем подводные камни. Черноусов вышел наугад, с известной долей везения попав в промежуток меж самыми крупными британцами. После гибели «Пираньи» лейтенант впервые произнес заветные слова: «первая, пли!», «вторая, пли!» Настоящая музыка для подводника, похоронный марш для ее целей.
Не успела достичь английского борта первая пара, как «Кракен» вошел в левый поворот. После взрыва на «Девастейшне» вахтенные соседнего броненосца впились глазами в волны, замечая зловещий бурун за перископом. Зазвучали рапорты, подчеркивая полную беспомощность экипажа: секунд через тридцать пуск торпед, на лодку орудия быстро не направить, поднять якорь и убежать — тоже не выйдет.
Когда торпеда взорвалась под ватерлинией «Тандерера», Черноусов продолжил удивлять дальше. Он притерся бортом к обреченному броненосцу, попав в мертвую зону его орудий и укрывшись им от канонерок, двинул вдоль корпуса и ювелирно отправил торпеду в корму третьего бронированного корабля, на этот раз — австрийского корвета. Не дожидаясь последнего взрыва, капитан приказал пройти вперед две сотни футов, забрать вправо и ложиться на дно.
Сурового раската от пятой торпеды так и не последовало. Вместо них неподалеку застучали колотушки от обстрела водной поверхности. Шансов повредить подлодку, затаившуюся на дне в неизвестном для охотников месте, не больше, чем убить клопа, наугад тыкая иголкой в подушку. Тем более с каждым выстрелом ограниченного огневого запаса в воду бестолково улетали шиллинги и фунты стерлингов.
— Ваше благородие, — прошептал гардемарин. — Помните депешу из Адмиралтейства касательно долгого хранения торпед на лодках?
— Да-с, Владимир. Вы правы. Из пяти пущенных взорвались две. Не могу взять на веру, что трижды промахнулись в упор.
— Стало быть, единственная оставшаяся — тоже ненадежна. Как вы чаете ею распорядиться?
