Анатолий Спесивцев - Нужен нам берег турецкий

— …больше, наверное, кораблей мы не дождёмся. Пропали. То ли потопли, то ли ветром их назад, в Туретчину отнесло. Помянем не вернувшихся! — осунувшийся, с чёрными кругами под глазами, атаман войска Донского подал пример и встал с чаркой в руке.

Казаки, собравшиеся вокруг нескольких сдвинутых небольших столиков, дружно встали и осушили чарки. Такое приятное занятие решили совместить с ужином под местное вино. Однако начинать пришлось с поминания тех, кто не вернулся. Сверхудачный набег прошёл и для казаков далеко не бескровно, хотя из Стамбула прибыло намного больше людей, чем туда отплывало. К берегам Крыма добралось около пятидесяти тысяч, в то время как в поход выходило тридцать пять. Впрочем, доля в добыче полагалась только тем, кто шёл в поход, остальным довольно было и того, что их оттуда живыми вывезли. Так что добычу делили на чуть больше чем двадцать восемь тысяч очень неравных долей. Уравниловки казаки не признавали и не практиковали.

Всё захваченное золото и половина серебра пошли в общак, галеры и шебеки стали частью казацкого флота. Продовольствие пошло на прокорм разросшейся казацкой общины. Но на пригнанных в Крым кораблях обнаружили и много совершенно ненужного казакам груза. Перегружать их было некогда, привели с тем, что было в трюмах. Несколько судов были набиты тюками шерсти, приготовленной к вывозу в Европу. Там, в Голландии, Фландрии или Англии этот груз стоил бы немалых денег, а здесь был совершенно не нужен. Предстояло просушить намокнувшую в шторм шерсть и доставить её на тот рынок, где на неё будет спрос. Грядущие в Речи Посполитой события вынуждали везти эту добычу в Курск, чтобы выручить хотя бы десять процентов её стоимости в Амстердаме. Но кто ж казаков в Голландию пустит?

Весьма неприятно удивился Аркадий, когда услышал о своей доле в кофе.

— …Москалю-чародею полтора мешка кофе…

— Сколько?! Я же приказал загрузить десятка два, если не три, и до Крыма всё довезли, сам проверял.

— Вот и молодец, что этим озаботился. Остальные ушами прохлопали. Половину взяли пластуны, говорят, им кофий нужнее, три мешка сцапал Свитка, для своих разведчиков, остальное честно поделили между атаманами. Думаешь, один ты этот кофий любишь? Тебе как раз больше других досталось, за то, что сообразил загрузить его, — с заметным ехидством ответил Татаринов. Удивлённо-расстроенное выражение попаданца его явно позабавило.

Ещё Аркадию достался тюк парчи высшего класса. Он представил себя в одежде из неё, и ему поплохело — выходить на люди настолько попугаисто-павлинистым он не смог бы. Какие бы там моды на дворе ни царили. Главное же, с нынешнего дня он стал арматором-судовладельцем.

"Или как там раньше судовладельцев называли? В памяти что-то из "Графа Монте-Кристо" шевелится… Хорошее дело, с перспективой".

Однако если военные корабли казакам были нужны, то больше сотни торговых посудин для войска явно стали обузой. Решили большую часть их раздать долями старшине. Оказывается, самые оборотистые казаки уже подкатывали к Татаринову с подобным предложением ещё до вояжа в Стамбул. Тогда он отказал, суда были нужны для провоза десанта и вывоза награбленного, а сейчас, после очередного увеличения их количества, согласился. Атаманы его поддержали, и процесс пошёл. Попаданцу досталась одна пятая то ли фелюки, то ли поллуки.

— Добротное ещё судно, не новенькое, однак и не дряхлое, — характеризовал попаданцево приобретение Татаринов. — Обе мачты крепкие, в трюме течи нет. В безветренную погоду на вёслах сможет идти, их там двенадцать пар, но против ветра… вряд ли вытянет. Достать оттуда каменюки, и грузи что хочешь, немало влезет.

— Какие каменюки?

— Так мы это судёнышко гружёным камнем захватили. Эх-ма… сколько доброго товара в Стамбуле оставалось… жечь пришлось… — атаман заметно пригорюнился, вспоминая всё просившееся в надёжные казацкие руки добро, спаленное при отходе. — Только перегружать, сам понимаешь, времени не хватило. Не до того нам тогда было. Вот и прихватили корабль, с чем был, хоть оно нам… совсем не надобно. Но раз в шторм не потоп и даже не протёк, значит — добрый кораблик. Бери в нём долю, не пожалеешь!

Аркадий взял. Более того, не отходя, так сказать, от кассы, выменял ещё две доли, Срачкоробову и Васюринского, на кабардинских кобылок из приплода этого года. Гад таки постарался, и Чёрт ему помог, и названный Фырком венгерский жеребец не остался без дела, кобылы дружно ожеребились. Попаданец решил, что кабардинскую породу и без него черкесы сохранят и улучшат, а от примеси других породистых лошадей может что-нибудь своё, более подходящее для местных, не горных условий, получиться.

"Надо будет потом выменять и остальные доли судна. У любой вещи должен быть один хозяин, иначе жди беды. А с кофе пролетел, как фанера над Парижем. Фиг его знает, когда теперь новый достать удастся, боюсь, в ближайшие годы с османами (или теперь их правильно будет называть Гиреями?) будем не торговать, а воевать".

Окончательно мурзы созрели после показательного процесса над тремя из них. В присутствии множества уважаемых людей трое молодых идиотов, получивших высокие титулы глав родов благодаря "чистке" недавней гражданской войны, признались в намерении свергнуть хана и начать войну с казаками. Приговор был суров, но справедлив: казнь путём удушения. Его привели в исполнение тут же, на глазах большого количества людей. Многим потом намекнули, что несогласие с политикой хана может отрицательно отразиться на продолжительности жизни упрямцев. Инайет-Гирей закусил удила и решил, что главное для него — добраться с войском до вожделенной Анатолии, где будут выбирать султана. В этом он сильно ошибался, но где можно найти людей не ошибающихся? Удушенные мурзы так и не узнали, что их подтолкнули к заговору казачьи шпионы, рассказавшие потом всё страже хана.

В мае одна тысяча шестьсот тридцать восьмого года от рождества Христова огромная орда двинулась на север через Перекоп. Успевшие к тому времени переправиться через Днепр калмыки и черкесы пошли параллельно. Прокормиться на узком участке сотням тысяч лошадей было невозможно. Казаки из Крыма также двинулись на север, но на кораблях, оставив в занятых ранее крепостях сильные гарнизоны. Началась польская кампания.

* — Я, в данном случае, ничего не выдумываю, а лишь тороплю события. После завоевания Северного Причерноморья Российской империей большая часть тюрок-кочевников эмигрировала в Анатолию. Гнобили их в царской России весьма умеренно, а уж тем более — не угрожали геноцидить, но они ушли. Сами. Не пожелали жить в государстве, с которым сотни лет воевали. А уж жить под крылом бандитов… Сказывалось и то, что кочевники куда легче расстаются с пастбищами, на которых пасут свой скот, если у них есть возможность перегнать его на другие луга.

Разведку вели не только казаки у ногаев, но и ногаи у донцов и запорожцев. Вопреки некоторым плохим романистам, они не только враждовали, но и активно торговали, приятельствовали или, даже, дружили. Кочевникии, приезжавшие в Запорожье или на Дон сбыть своих лошадок или продукты животноводства, попутно вызнавали новости в казацких землях. Мурзы различных родов, кочевавших между Доном и Днепром, заранее узнали о концентрации черкесов в районе Азова, ранних сборах остававшихся в городках донцов, продвижении больших запорожских отрядов вниз по Днепру, сборе их у Самары. Знали, но сопоставить и сделать выводы не смогли. Не было у них аналитического центра.

По донским городкам и хуторкам, запорожским паланкам ходили слухи о грядущей большой войне с Польшей, ногаи посчитали эту подготовку первым признаком её приближения. В общем-то, они не ошиблись, только вот сначала казаки вместе с союзными им калмыками и черкесами зачистили степь от кочевавших в ней племён. Помимо обеспечения безопасности тыла, к такому шагу их подталкивала жажда трофеев. Казакам катастрофически не хватало лошадей для организации собственной конницы, черкесы пришли за невольниками, пленные девушки и мальчики для них стали хорошим товаром, калмыки увеличили свою мощь, подчинив обезглавленные ногайские роды.

Зато появление в степях огромных конных масс заметили все соседи. Разгрому старых врагов никто радоваться не спешил. Ведь на их место пришли более многочисленные отряды невиданных ранее всадников. Поляки стали собирать местное посполите рушение*. Одному кварцяному войску удара столь многочисленной конницы было не отразить. Коронный гетман Станислав Конецпольский даже заметно похудел от хлопот по организации отражения возможного нашествия на земли Речи Посполитой. Пока враждебности новые соседи не проявляли, однако их союзник, казаки, наводил на нехорошие подозрения. Отношение к себе и другим магнатам гультяев с приграничья гетман прекрасно знал.