Роберт Силверберг - Царь Гильгамеш (сборник)
Сердце Энлиля было тронуто состраданием. Он увидел, какие разрушения принес потоп, и его охватила скорбь. И он взошел на борт ковчега Зиусудры. Он взял царя за руку и взял руку его жены, притянул их к себе и дотронулся до их лба, чтобы благословить их. И Энлиль сказал: «Ты был смертен, но больше ты не смертный. Отныне вы будете как боги, и будете жить вдали от рода человеческого, в устьях рек, в золотой земле Дильмун».
Так были вознаграждены Зиусудра и его жена. И там, в земле Дильмун, живут они по сей день, вечные, неумирающие, двое, кто верой и терпением возродил мир в те дни, когда Энлиль наслал потоп, чтобы стереть человеческий род с лица земли.
Вот такую повесть слыхал я от арфиста Ур-кунунны, когда был ребенком во дворце Лугальбанды.
30
Я продолжал свои блуждания в горе и безумии. Но теперь у моих странствий была цель, как бы жалка и безумна она ни была. Не могу сказать, вам, сколько месяцев я шагал, не могу вспомнить, по каким степям, горам, долинам и равнинам. Иногда солнце висело передо мной как огромное око злобного белого огня, посылая волны жара, которые кружили мне голову и туманили разум, когда я шагал сквозь них. Иногда солнце было бледным и висело на горизонте за моей спиной, или слева от меня. Я не могу сказать, что это была за дорога, куда я направлялся. Я встречал реки, и переправлялся через них. Не думаю, чтобы это были Две Реки наших земель. Я пересекал болота, места, где влажный песок чавкал подо мной, как грязь. Я шагал по дюнам и сухим пустыням, я прокладывал себе дорогу в зарослях какого-то колючего тростника, который хлестал меня, как мстительный враг. Я питался мясом зайцев и кабанов, бобров и газелей, а там, где они не встречались, я ел мясо львов, волков и даже шакалов. Когда мне не попадались звери, я ел коренья, орехи и ягоды, а там, где нечего было есть, я не ел ничего. И это не имело для меня значения. Во мне была божественная сила. Передо мной была божественная цель.
Через какое-то время я подошел к горе, которая, как я знал, зовется Машу, которая стережет восход и заход солнца. Сдвоенная вершина Машу достигала высоты небес, а ее склоны спускались до врат подземного царства. Говорят, ее склоны сторожат люди-скорпионы, люди, которые только наполовину люди, а наполовину — скорпионы, с выгнутыми хвостами, в которых таится смертоносное жало. Ходят слухи, что один их взгляд убивает. Я не увидел никаких людей-скорпионов, когда поднимался на Машу. Вернее сказать, я встретил каких-то несчастных печальных страшилищ совсем не смертоносного вида. Может быть, наслушавшись рассказов из третьих рук, люди превратили их в чудовищных людей-скорпионов. С рассказами путешественников всегда так происходит.
Но я не отрицаю, что почувствовал страх, когда впервые встретился с ними, когда я набрел на плоское место, лежащее между двумя вершинами. Существо, наверное какое-то время наблюдало за мной, прежде чем я его заметил, оно стояло на возвышении надо мной, спокойно сложив руки на груди.
Энлилем клянусь, странно было на него смотреть! Наверное, оно больше было человеком, чем кем-нибудь другим, но там, где виднелась его кожа, она была жесткая, ороговевшая и темная, очень похожая на панцирь скорпиона. Я сразу замер как вкопанный, и вспомнил, что мне рассказывали о стражах этой горы, об их смертоносном взгляде. Я быстро закрыл глаза рукой и посмотрел вниз. Сердце мое забилось от досады.
На языке, очень похожем на язык пустынников, скорпионоподобное существо произнесло:
— Тебе нечего меня бояться, пришелец. У нас тут гости так редки, что жалко их убивать.
Эти слова меня успокоили. Я пришел в себя, опустил руку и без страха уставился на существо. Я спросил:
— Это гора Машу?
— Да.
— Тогда я и впрямь очень далеко от дома.
— А где твой дом и зачем ты его покинул?
— Я из города Урука, — ответил я, — и зовут меня Гильгамеш. А оставил я свой дом потому, что ищу то, чего дома не мог найти.
— Гильгамеш? А разве не так зовут царя в Уруке?
— А ты откуда это знаешь, здесь, в таких дальних горах?
— Друг мой, все знают царя Гильгамеша, который на две трети бог и только на треть смертный! Есть ли на свете человек, счастливее его?
— Должно быть, есть, — ответил я. Медленно я поднялся по тропинке, усыпанной обломками скал, поравнялся с человеком-скорпионом и тихо сказал:
— Знай же, что я и есть царь Гильгамеш. Или, вернее, был им, потому что оставил свое царство.
Мы изучали друг друга, глядя в глаза. Никто из нас, похоже, не знал, как отнестись к другому. Мой страх совершенно прошел, хотя вид его кожи вызывал у меня содрогание. Не знаю, было ли это существо, похожее на скорпиона, демоном или просто каким-то несчастным с врожденным уродством. Глаза его, смотревшие на меня, были грустными и добрыми, а я никогда не встречал демона с грустными и добрыми глазами.
Потом существо повернулось, сделав мне знак следовать за ним, и медленно, неуклюже ковыляя, побрело по крутому откосу к маленькой хижине, сделанной из плоских камней и веток. Там было еще одно существо, подобное скорпиону, — женщина, еще более уродливая, чем мужчина, с толстой желтоватой кожей, которая была изрыта шрамами. Неужели мужчина-скорпион ухитрился найти себе подругу, страдавшую от того же недуга? Или эта женщина была его сестрой, которая унаследовала уродство от той же самой крови? Я никогда этого не узнал. Может быть, что женщина была ему и сестрой, и подругой. Дали бы только боги, чтобы люди эти не породили целый род себе подобных! Видно сердце у нее было доброе, потому что она немедленно принялась за работу, заварив что-то вроде чая из перетертых древесных иголок и земляных орехов, чтобы напоить меня. Время было позднее, воздух становился все холоднее. Скоро показались звезды на сером вечернем небе.
Мужчина сказал:
— Этот скиталец — Гильгамеш, царь Урука, чье тело создано из плоти богов.
— Понятно, — сказала она, совершенно не удивившись, будто он ей сказал: «Это козопас Кишудул» или: «Это рыбак Ур-шухадак». Она налила чай в грубую черную глиняную чашку и подавая мне, сказала:
— Даже если это бог, ему надо выпить что-нибудь горячее.
— Я не бог, — сказал я ей. — Во мне есть божественная кровь, но я смертный.
— Понятно, — сказала она.
— Он пришел сюда, чтобы что-то найти, но не рассказал, что именно, — сказал мужчина.
Женщина пожала плечами.
— Что бы то ни было, здесь он этого не найдет.
И, обращаясь ко мне, добавила:
— Здесь ничего нет. Здесь холодно и пусто.
— То, что я ищу, находится еще дальше.
Она пожала плечами и молча потягивала чай. Казалось, ей было все равно, чего я ищу и почему я здесь. Что ей Гильгамеш и все его муки? Она жила здесь, в этом ужасном месте, и если странствующий печальный царь пришел к ней однажды холодным вечером в поисках тайн и выдумок, то какое ей до этого дело? Я рассматривал ее. Лицо ее, казалось, состояло из складок и морщин. Но я увидел, что глаза ее были теплыми и нежным, глазами женщины. Казалось, что чудовище сожрало ее, и только ее глаза выглядывали из его оболочки.
В мужчине было больше любопытства. Он спросил:
— А что же ты ищешь, Гильгамеш?
— В Уруке, — сказал я, — ко мне пришел незнакомец, звали его Энкиду, между нами возникла такая дружба, которая связала нас сильнее, чем любящих.
— А потом он умер?
— Ты это знаешь? — спросил я изумленно.
— Не знаю. Просто я вижу, как твое горе висит над тобой, словно черная туча.
— Я рыдал над ним дни и ночи. Я не хотел отдавать его на погребение. Мне казалось, что если я буду плакать как безумный, мой друг вернется ко мне, к жизни. Но этого не произошло. И когда он умер, моя собственная жизнь опустела. Я стал бродить по пустыне, как охотник, — нет! как безумец. Я вижу, что кроме смерти, меня ничего не ждет, а знать, что впереди смерть, — это лишает мою жизнь всякого смысла. Смерть — мой враг.
Я посмотрел человеку-скорпиону прямо в глаза.
— Я хочу победить смерть! — вскричал я.
— Мы все должны умереть, — сказала женщина уныло и кротко. — Иногда она приходит даже слишком поздно.
— Может быть для тебя! — сказал я свирепо.
— А она придет, хотим мы того или нет. Слушай, лучше принять ее, как она есть, чем с ней воевать. Эту войну не выиграешь.
Я покачал головой.
— Ты ошибаешься. Сколько времени прошло со времен потопа? А Зиусудра все еще живет!
— Да, по особой милости богов, — сказала она. — Но он — один-единственный. Такого не повторится.
Слова ее были как ушат холодной воды на голову.
— Ты уверена? Откуда ты это знаешь?
Человек-скорпион положил руку мне на запястье. Она показалась мне жесткой, словно дерево.
— Тихо, тихо, друг. Ты слишком разволновался. Чего доброго, наживешь лихорадку. Если боги и решили в кои-то веки пощадить Зиусудру, тебе что до этого?
