Русская война 1854. Книга пятая - Антон Дмитриевич Емельянов

— В итоге перед германской нацией сейчас стоит два пути: объединиться либо вокруг Австрии со всеми другими народами, что входят в состав ее империи, либо вокруг Пруссии, что позволит не разбрасываться силами и создать ядро для быстрого роста новой великой державы. Державы, которая будет союзна России и всегда благодарна за ту помощь, которую она оказала.

А вот мы и подошли к делу. Хоть мне и очень хотелось напомнить, что ни Франция, ни Австрия не смогли свою благодарность сберечь, я просто ждал продолжения.

— Поделитесь с Пруссией не обрывками, а всеми вашими технологиями. «Киты», «Чибисы», «Медведи» — с нашим трудолюбивым народом мы сумеем наладить выпуск всего этого за считанные месяцы, а потом… Пруссия сможет оказать помощь России не как нейтральная страна, а как полноценный союзник на поле боя.

Я думал… Если бы не недавний разговор с Александрой Федоровной, то, честное слово, решил бы, что Бисмарк шутит. Ну или считает меня за идиота. Кто будет говорить о союзе стран с обычным полковником? Кто будет верить другому человеку просто на слово?.. А потом вспомнил, какая сейчас эпоха. Романтизм — вера в людей, в наивные идеалы. Но я-то не такой, и та же бывшая императрица уже улыбалась, зная мой ответ.

— Нет, — я покачал головой.

— Почему? — Бисмарк тоже не удивился. Ну да, он ведь тоже слышал наш разговор, все понял, но просто не мог не попробовать. Упорный он, будущий железный канцлер. Еще один.

— Что ж, я расскажу, а заодно… Вы уж выслушаете и мое предложение? — я посмотрел на пруссака, и тот кивнул.

Глава 18

Расскажи кому в будущем: на днях беседовал с женой Николая I и Бисмарком — в психушку сдадут. Несмотря на все процессуальные сложности. А мы вот сидим, и эти двое на самом деле готовы меня слушать: не факт, что договоримся, но слушают! И воспринимают всерьез. Наверно…

— Начну с причины отказа, — я поймал взгляд Бисмарка. — Может показаться, что предательство Австрии убило веру в союзы, но… Меня больше смущает другое. Не станет ли так, что оружие, в которое обратится Пруссия, обернется против России? Не из-за глупости, стечения обстоятельств, а потому, что именно для этого вас и создавали.

— Вам стоит следить за словами, — будущий железный канцлер нахмурился.

— Я могу не продолжать, если обида сильнее разума.

— И кто вас так учил общаться с посланниками других держав?

— Война. Война, которой между нами мне очень не хочется.

— Хорошо, я постараюсь сдерживаться, — Бисмарк откинулся на спинку своего кресла.

— Тогда… — я на мгновение прикрыл глаза. — Начну, как и вы, с Венской конференции, которая разделила Европу, словно специально постаравшись, чтобы там не осталось ни одной самостоятельной силы. Вы же помните то время: Испания в упадке, Италия раздроблена, Германия раздроблена, даже Франция, которая сохранила большую часть территорий, лишилась части окраин. Вроде той же Швейцарии, где, например, прятались от вас члены «Молодой Германии», устраивая бунты и подначивая народ к новой революции. И ведь смогли… А потом исчезли, словно их и не было, бескровно и с энтузиазмом уступив место новым лидерам-буржуа.

— Вы хотите сказать, что все эти процессы кем-то управлялись?

— Если честно, я не верю в какую-то тайную силу, чьего могущества было бы достаточно, чтобы организовать и воплотить в жизнь столь сложную задумку, растянутую на десятки лет. Но я не сомневаюсь, что в каждой стране сейчас появилась новая элита, которая готова добиваться своего схожими методами и которая хотела бы встроиться в новый мир глобальной экономики и торговли, где на вершине пищевой цепочки уже есть главный хищник.

— Британия? — Бисмарк задумался. — А вам не кажется, что это просто ваши с ними противоречия заставляют видеть врага там, где его нет? Да, Англия сильна, да, их желание лезть в чужие дела и навязывать свою волю раздражает, но… Их возможности не бесконечны.

— Согласен, и я бы не стал примерять их на роль врага рода людского. Хотя, если вспомнить наш недавний разговор… — я бросил взгляд на Александру Федоровну. — Именно оттуда сейчас идут все те идеи, что вроде бы выглядят хорошо, но на деле словно специально извращают свою суть. Свобода от помещиков заканчивается рабством на заводе, равенство определяется толщиной кошелька, а братство остается только красивым словом, в реальности же важно лишь «я». «Я», которое разрушает семью, общину, государство, веру.

— И нашу идею, вы считаете, тоже извратили? — Бисмарк смотрел мне прямо в глаза.

— Нет, но мне кажется, что вы просто не понимаете, к чему она приведет в текущем виде. Или понимаете, но лукавите перед самим собой, делая вид, что это дело настолько далекого будущего, что детали уже не имеют значения. Давайте, господин Бисмарк, скажите как политик, как умный человек: что будет делать Пруссия, получив сильное производство и не менее сильную армию, которая поставит ее в ряд сильнейших великих держав?

— Будем расти, — пруссак не стал врать. — Я понимаю, что капиталу нужны новые территории, но, я уверен, Россия и Пруссия смогут их поделить.

— Ложь! Но допустим, что мы примем этот тезис. Вот только как быстро бы вы ни росли, те же Англия и Франция уже опережают вас лет на десять. И что за это время случится? Россия будет расти по суше, Англия подомнет под себя Азию и Америку, Франция заберет Африку. А что будет делать Пруссия, когда станет сильнее, чем когда-либо, но осознает, что мир уже давно поделен?

Опираясь на послезнание, было так легко нарисовать эту картинку. Интересно, а что думает об услышанном Бисмарк? Злится, что его раскрыли, удивляется перспективам или… Просто считает чушью? Эх, жаль, нельзя залезть в голову другому человеку.

* * *

Отто фон Бисмарк слушал откровения русского полковника и с трудом удерживал в кулаке свои чувства. Да, что-то подобное он представлял и раньше, о чем-то догадывался, но такой единой цельной картины у него точно не было. Словно каждый раз, когда он пытался ее мысленно составить, какой-то невидимый голос просил его не спешить. Мол, еще столько сложностей впереди, зачем дразнить судьбу — а на самом деле он просто боялся даже думать о том, к