Знойные ветры юга ч.2 - Дмитрий Чайка
— Это может сильно повредить нашей торговле, государь, — сказал Александр. — Но теперь это уже неважно. Я полагаю, что архонт Само ударит нам в спину этим летом, когда вы поведете войско, чтобы отвоевать Сирию.
— Так чего вы ждете? — налился кровью император. Раскаленный обруч вновь сжал тисками его многострадальную голову. — Мы не выдержим еще одну войну на два фронта! К черту торговлю! Мне плевать на завывания купцов и столичного простонародья. Зачем я кормлю целую ораву твоих шпионов, Александр? Раздавите уже, наконец, эту змею!
— Будет исполнено, государь, — сказал протоасикрит Александр, и добавил. — Может быть, ваша царственность, нам стоит послать в летний поход гвардию варангов? Это наша лучшая пехота.
— Пожалуй, — согласился император, не обращая внимания на бледность собственной жены. — Для охраны дворца от черни хватит и других бездельников.
— Ваша мудрость не знает границ, — Александр низко склонился и не разогнул спину, пока торжествующая улыбка не сошла с его лица. Он вновь стал совершенно спокоен, когда произнес. — Воистину, это самое верное из ваших решений, государь. Варанги неудержимы в бою, они пинками и затрещинами разгонят этих дикарей-арабов.
Глава 40
Начало июня 636 года. Братислава.
— Бегом! Бегом! Бегом! — ревел взводный, который бежал рядом и подгонял Берислава затрещинами. — Вот ведь навязался на мою голову, сраный слабак! Да где ты рос, недотепа? У мамки под юбкой?
Кросс! Это было то, что Берислав ненавидел всей душой. Юркие жилистые пацаны из его взвода бегали легко, словно лесные тарпаны. Они едва касались носками ног земли, а вот он…! Берислав и в подметки не годился тем, с кем его свела судьба. Он был настолько же хуже их там, где нужна была сила и ловкость, насколько все они вместе взятые уступали ему самому в учебе. Там ему равных не было, и только так он смог приспособиться к жизни в мужском коллективе, подсказывая всем подряд, давая списать, а то и вовсе, повторяя в казарме с мальчишками то, что они не усвоили в классе. Именно это и спасало его от колотушек, неизбежных для самого слабого пацана во всей роте. А уж для Арни он и вовсе стал вторым учителем, ведь здоровый мальчишка был довольно туповат. Берислав делал за него домашние задания и помогал на контрольных, и только это не давало его жизни превратиться в сущий ад. Впрочем, учеба закончилась в начале мая, и начались непрерывные тренировки, после которых Берислав падал без сил. Он уставал так, что даже есть не хотел. А здесь он хотел есть всегда, даже во сне. Он и не знал раньше, что такое голод. А теперь вот, когда нежный жирок сошел с его тощего синеватого тела, запредельные нагрузки требовали еды день и ночь. До того доходило, что он огрызаться начинал, когда кто-то пытался оттолкнуть его в очереди за кашей. Он! Огрызаться! Вот бы мама удивилась! Он вроде бы почти втянулся в местную простую и понятную жизнь. Но начались каникулы, и втягиваться нужно по-новому. Бег и подтягивание — это просто ужасно!
— Как он, Милан? — спросил глава школы Хотислав, который наблюдал с пригорка, как гоняли малышей из восьмой роты. — Совсем плохо?
— Совсем, боярин, — развел руками тот. — Взводный волком воет. Спит и видит, как бы избавиться от него. Думает, что он сынок какого-то жупана, которого тот от ключницы прижил, и нам за ненадобностью сплавил. Злится, считает, что мы его тут за взятку держим, а с ним не делимся. Я не разубеждаю.
— Может, в роту к лекарям его переведем? — задумчиво сказал Хотислав.
— Рано еще, — возразил Милан. — Он же первогодок. Да и государь осерчает. Подумает, что мы свою работу плохо делаем. Полгода всего прошло, как он у нас.
— Позови-ка его ко мне после занятий, — Хотислав повернулся и собрался идти к себе. — Надо что-то с мальцом делать, Милан, иначе сломают его тут. Вот тогда настоящая беда будет! Как мы тогда государю в глаза смотреть будем?
— Это что за мальчонка гарцует, боярин? — спросил ротный, взгляд которого упал на черного, как смоль жеребца, которого выезжали на школьном ипподроме. Там сейчас было непривычно пусто, только всадник этот.
Конь творил чудеса. Словно не конь это был, а обезьянка дрессированная. Милан даже рот раскрыл в удивлении. Конь поднимал ногу и замирал по команде. Конь бил копытом соломенное чучело, разрывая его в клочья железной подковой. Конь словно превращался в птицу, перелетая через самые заковыристые препятствия. Щуплый всадник достал из колчана красивый, покрытый блестящим лаком лук и положил в мишени дюжину стрел на полном скаку. Всадник с гиканьем пустил коня галопом, а потом встал на одну ногу и спрятался за массивным туловом. От резкого толчка с головы мальчишки слетел колпак, и на спину упала роскошная волна иссиня-черных, с искрой, волос.
— Так это же… — промычал ротный.
— Княжна Юлдуз, — подтвердил его догадку Хотислав. — Дурь сгоняет. Сам государь распорядился. Чтобы на глазах была, значит. Умаялись ее по лесам ловить. Она давеча двух варнаков приголубила. Слышал?
— Не-е-е… — замотал башкой Милан.
— Да сбежала опять на охоте, — сказал Хотислав, — и на беглых напоролась. Государь эту забаву не жалует, сам знаешь, а вот княгиня Мария любит с соколом позабавиться. В общем, беглые хотели коня у нее взять, а саму ссильничать. Она тогда одного конем насмерть стоптала, а второго плетью по глазам ударила и метательным ножом в горло добила. Государь волком воет. Дни считает до свадьбы наследника. Он ей вообще запретил за пределами школы на коня садиться. Только здесь теперь княжна и может пар выпускать. Три раза в неделю. А если хорошо себя ведет, то четыре.
— Не, ну так-то у нее зачет за полугодие, — посмотрел опытным взглядом ротный на ипподром, где княжна продолжала свои упражнения. — Я бы даже сказал, автомат.
Истерзанное тело болело везде, где только могло болеть. Берислав даже не представлял раньше, что болеть могут даже уши. Стандартная дистанция в две мили, которую тут почему-то называлась «трешка» давалась ему хуже всего. Мальчишки на себе его тащили, чтобы дойти до финиша. И неизбежно их взвод был последним, а потому получал наряды вне очереди. Берислав прятал глаза от друзей, которые смотрели на него волком. Хотя… Какие они ему друзья! Он же слабак, обуза для всех. Нет у него здесь друзей. Владыка Григорий и сестра Умила — вот и все его друзья в этой жизни.
— Воин Иржи! — услышал он злобный рык
