Стилист - Геннадий Борисович Марченко
В зале кроме растяжки «Решение 24 съезда КПСС — в жизнь!» никакой рекламы. В будущем на таких мероприятиях от рекламных баннеров не протолкнуться, каждый конкурс превращался в шоу, сейчас же, на исходе 1973—го, ничего такого и в помине нет. Перед стартом конкурса с приветственной речью выступил секретарь горкома КПСС, курирующий службу быта, следом микрофон вручили древнему живчику, который с блеском в глазах вспоминал, как стриг чуть ли не самого Ленина, а затем возглавлявшая жюри Кондрашова озвучила условия проведения конкурса и пожелала всем удачи.
На всё про всё каждому давалось три часа. Члены жюри время от времени бродили между столиков, изредка что — то спрашивая у конкурсантов. Не миновала сия участь и меня.
— Ваша работа заявлена как «Осенний сад»? — поинтересовалась одна из членов жюри, придирчиво следя за тем, что я вытворяю на голове стоически переносившей третий час высиживания в кресле Лены. — Любопытно, любопытно.
Тут же бегали и вооружённые фотокамерами корреспонденты каких — то изданий, пугая народ своими фотовспышками. Один из них, представившийся корреспондентом «Огонька», пробегая мимо меня, спросил, как меня зовут и как называется причёска, записал карандашом в блокнотик и умчался восвояси.
Я управился буквально за пять минут до того, как, словно мы были боксёрами, прозвучал гонг. Всё — таки современные методы окрашивания намного более трудоёмки, и занимают больше времени, а мне как — никак предстояло окрасить «лепестки» волос в розово — белые тона с обещанием Лене после конкурса перекрасить её в однотонный цвет.
— Товарищи, заканчиваем! — объявляет в микрофон Долорес Гургеновна.
Не то чтобы я волновался, пока члены жюри подсчитывали баллы, но, как и в любом состязании, некий азарт, переходящий в лёгкий мандраж, всё же присутствовал. Не хотелось подвести свою парикмахерскую, Антонину, оказавшую мне доверие, да и моё самолюбие никуда не испарилось. Хотя надежды на успех были, учитывая комментарии находившихся поблизости соперников и реакцию спустившейся на манеж Вязовской. Она незаметно показывает мне большой палец, а Лена, оценив в отражении зеркала последний штрих, просто светится от восторга.
— Итак, объявляем имена призёров и победителя, — произносит Кондрашова.
В этот момент сердце моё забухало, а по спине, хотя в зале было не очень — то и тепло, потекла струйка холодного пота.
— Итак, третье место заняла работа под названием «Элегия», её автор — мастер парикмахерской «Чародейка» Ольга Барышникова.
Аплодисменты, цветы, грамота… Лучше бы деньги давали, мелькает прагматичная мысль.
— Второе место заняла работа под названием «Фантазия» мастера Любови Плаксиной из парикмахерской «Красный мак».
Аплодисменты, цветы, грамота. Мой лоб покрывается холодной испариной, блин, уж лучше бы лауреатом стать, чем вообще без награды остаться. Такого провала я не переживу.
— И наконец, — после театральной паузы объявляет Кондрашова, — первое место на чемпионате Москвы и хрустальный кубок присуждаются ещё одному мастеру парикмахерской «Чародейка» Алексею Бестужеву. Его работа называется «Осенний сад».
Ослепительные вспышка фотокамер, овации, крики девчонок из группы поддержки, а у меня с души словно… нет, не камень, гора свалилась. Хотя она вроде бы с плеч сваливается? Да по фиг, главное, что победа за мной.
Кубок я передаю Антонине, она бережно принимает полуметровую хрустальную вазу. Нас обступили журналисты, задают вопросы мне, Вязовской, пара вопросов перепадает и моей модели. Сияющую счастьем Лену фотографируют в разных ракурсах, корреспондент «Службы быта» обещает, что в журнале фото выйдут в цвете, так как выставлять такую красоту в чёрно — белом варианте — преступление.
В этот момент директор цирка вежливо отодвигает корреспондента в сторону, подводя нам крепкого мужчину примерно моих лет и женщину, на вид постарше своего спутника.
— Чурбанов, Юрий Михайлович, — протягивает руку мужчина.
У него крепкое рукопожатие и открытое, улыбчивое лицо. Его спутница также улыбается, и представляется Галиной Леонидовной. То, что это дочь генерального секретаря, я уже начал догадываться, услышав имя и фамилию будущего заместителя министра внутренних дел СССР.
— Очень приятно!
Я галантно целую руку, безымянный палец которой украшает золотое кольцо с крупным бриллиантом. Похоже, с трудом скрывшей довольную улыбку Брежневой — Чурбановой (интересно, она после замужества сменила фамилию или предпочла фамилию всемогущего отца?) это нравится. Всё ж таки нечасто советским женщинам, даже дочерям генсеков, целуют руки. При своей простоватой внешности в дорогом платье и бриллиантах Галина Леонидовна выглядит немного аляповато, будь моя воля, я бы приодел её более гармонично.
— Долорес меня пригласила, и не зря, работы просто чудесные. Мы с Юрой не смогли к началу подъехать, но самое главное, к счастью, не пропустили, — говорит она, теперь уже улыбаясь более открыто. — Очень хорошая работа, достойная первого места, да, Юра?
Тот согласно кивает, делая вид, будто разбирается в женских причёсках.
— Можно я чемпиона украду на минутку? — словно бы ко всем сразу и ни к кому конкретно обращается Галина Леонидовна, берёт меня под руку, отводит чуть в сторону. — Алексей, вы в своей «Чародейке» работаете в понедельник, 31—го декабря?
— Да, Галина Леонидовна.
— А заканчиваете во сколько?
Мне захотелось спросить «А вы с какой целью интересуетесь?», но вместо этого я вежливо ответил:
— Я во вторую смену. Но день сокращённый, предпраздничный, и мы в 5 вечера расходимся.
— Ясно… Видите ли, этот Новый год мы с мужем собираемся встретить в компании, скажем так, близких людей за городом. У меня к вам просьба… Не могли бы вы мне в понедельник, как совободитесь, сделать какую — нибудь необычную причёску, чтобы все просто попадали?
— Отчего же, легко, Галина Леонидовна, — самонадеянно заявляю я. — Вы к нам в «Чародейку» приедете?
— М — м — м, боюсь, моё появление в вашей парикмахерской вызовет слишком большой ажиотаж. Давайте лучше я пришлю за вами машину к концу рабочего дня. Обещаю, я вас не обижу, — добавляет она.
— Хорошо, в таком случае к 17.00 жду транспорт. Красить волосы не будем? Тогда возьму просто набор инструментов и косметики.
Галина Леонидовна говорит, что косметики у неё навалом своей, причём французской, и я соглашаюсь, что действительно, французская будет, пожалуй, предпочтительнее. Она возвращается к мужу и они уходят, меня тут же обступают коллеги, всем интересно, о чём со мной говорила Брежнева (решил называть её всё же про себя девичьей фамилией), но я отбрёхиваюсь, что это государственная тайна. А Лена заявляет, что сегодня она хочет весь день щеголять с этой причёской, и я
