Ревизор: Возвращение в СССР 6 [СИ] - Серж Винтеркей
— Мы с ним и в школе, и на заводе… Эх! Славный у тебя был дед! — пояснил он, потрепав по голове парнишку, державшего транспарант с гвардии сержантом Фёдором Ивановичем Гиреевым.
Наконец, появился Шанцев с портретом сурового подполковника в руках. Лицо директора было торжественным и серьезным.
Сказав собравшимся несколько фраз о том, что все живы, пока о них помнят, и никто не забыт и ничто не забыто, он решительно поднял на вытянутой руке своего подполковника и скомандовал:
— Вперёд! Наши отцы с нами!
Мы пошли организованной толпой. В отличие от первомайской демонстрации шутить никому не хотелось. Все были серьёзны и сосредоточены. Смотрели вперёд, как будто бросали кому-то вызов.
Подумал поначалу, что это из-за расстроившегося рабочего, что увидел фото павшего друга. Но люди, которые присоединились к нам с соседней улицы, были также сдержанны и молчаливы, если не сказать мрачны.
Спросил бабушку, что происходит, почему все настолько суровы?
— Тут же все друг друга знают, — ответила она. — что ни портрет, то свой, родной или знакомый. Вспоминаем, скольких потеряли. Война выкосила, такое впечатление, полгорода…
Да, маленький город, свои нюансы. Совершенно не ожидал, что будет настолько подавленное настроение у всех…
А праздничные песни, доносившиеся из динамиков у горкома, слышатся всё громче. На подходе к Площади заметил припаркованную машину телевизионщиков. Снимали пока общий план. Поспешил догнать Сатчана, пользуясь тем, что мы были ещё далеко от журналистов.
— Посмотри на людей, — шепнул я ему.
— А что такое? — озабоченно спросил он.
— Взгляни на их лица, — подсказал я. — На них нет радости. Праздник Дня Победы мы превратили в День скорби по погибшим. Телевизионщики прямо по курсу. Надо срочно что-то делать, народ как-то взбодрить. Иначе будут неприятности. Можешь представить, какой контраст будет, когда на фоне праздничных репортажей покажут наши мрачные лица?
Комсорг огляделся по сторонам, убедился в правоте моих слов и остановил свой взгляд на мне. На лице его отражалась сложная работа мысли. Давай-давай, соображай, не всё же мне самому делать.
Транспаранта у него не было, но он догадался, выходя с завода, взять в руки красное знамя.
— Слава героям! — вдруг закричал он во всю глотку, размахивая своим знаменем над головой.
— Урааа! — прокричал я, догадавшись, что он делает.
— Слава героям!.. Ура!.. Слава! — отозвалась дружным хором наша толпа.
— Слава победителям! — опять заорал Сатчан.
— Урааааа! — опять заорал я в ответ, показывая всем пример.
С противоположного конца улицы послышалось ответное «Ураааа!».
— Слава Великой Победе! — проорал комсорг.
— Урааааааа! — дружно поддержало его множество голосов.
Ну вот — тест на сообразительность Сатчан в моих глазах прошел и ситуацию исправил. Пошло дело. Народ оживился. Люди вдохновились, вспомнив суть праздника. На лицах появились улыбки и радость. Так мы и вышли прямо на телевизионщиков. Молодец Сатчан. Не зря свой хлеб ест. Хоть и блатной, а соображает быстро, когда надо.
Довольный собой комсорг остановился перед камерой, чтобы попозировать на фоне толпы и ответить на вопросы.
А мы вскоре вышли к Площади, где слились со встречным потоком Бессмертного полка. Люди с живейшим любопытством разглядывали транспаранты друг друга, общались, вспоминали, кто-то знакомился.
Пацаны и девчонки с транспарантами в руках крутились возле взрослых и подслушивали их разговоры, иногда с удивлением, а иногда откровенно зависнув с открытым ртом. Когда ещё услышишь историю семьи?.. Да, это не XXI век. Здесь не встретишь ребенка, а тем более подростка, который не знает о Великой Отечественной и не гордится победой в ней.
Вскоре началась торжественная часть. Много было сказано слов про погибших в той войне горожан, и не только военнослужащих, приводились конкретные цифры. Потом выступающий плавно перешёл на горожан — кавалеров различных орденов и Героев Советского Союза. Оказывается, Святославлю очень даже есть, кем гордиться. Нас призвали с высокой трибуны чтить память своих павших отцов и быть достойными их.
Молодцы в горкоме, подготовились. Необычная, неформальная речь, судя по реакции горожан.
Выступления военных напомнили мне показательную тренировку по каратэ, которую я как-то посетил. Солдаты делали упражнения также дружно и синхронно, повторяя за своим командиром, как ученики за сенсеем.Кирпичи дробили с большим азартом, получилось очень впечатляющее выступление. Мальчишек в толпе было много, так что выступления военных сорвали настоящие овации.
На концерт на Площади осталась уйма народу. Прошёл слух, что приехали артисты из Москвы! Кто это так расстарался? Неужели у Сатчана даже на такое связей хватило?
Любопытно стало, кого из Москвы сейчас привезти могли? Предложил бабушке и Галие остаться посмотреть. Они охотно согласились.Никого из знакомых артистов я в итоге не увидел, хотя, возможно, кто-то из известных в будущем деятелей искусства начинал как раз вот с таких провинциальных праздничных концертов.
В разгар представления на нас неожиданно вынырнула из толпы Никифоровна. Вот так встреча!
— Анька! Ты когда вернулась? — воскликнула приятно удивлённая бабушка.
— Ночью. Эля! Мы с тобой переезжаем! — безапелляционно заявила подруга бабушке. — Эля! Там такой дом! Потолки — О! — показала она куда-то в небо. — Кирпичный! На берегу озера.
— Окстись, Ань! Сколько он стоит? — с сомнением, но продолжая улыбаться, глядя на счастливую подругу, спросила бабушка.
— А, что? Стоит сколько? Ну, как раз, две наши с тобой халупы если продать, то и хватит.
— В одном доме жить будем? — уточнила бабушка, растерянно уставившись на Никифоровну.
— Ну а что, мы с тобой в четырёх комнатах не потеряемся?
— Потеряемся… — задумчиво согласилась бабуля и повернулась ко мне. — Что скажешь? Не жалко будет лестницу свою продавать?
— Нет, бабуль. Совсем не жалко. Это что за место? — уточнил я у Никифоровны.
— Деревня Коростово. Это на западе от Москвы.
Я не смог вспомнить, что это за деревня, сколько ни напрягал память.
— Соседи там очень хорошие, — продолжала рекламную кампанию Никифоровна, — я уже со всеми перезнакомилась. Очень интересные люди. До Москвы недалеко, до родни моей тоже. А лес какой! Мы там точно приживемся.
Тут Галия, смущаясь, спросила, не обижусь ли я, если она домой пойдёт. Мама болеет…
— Конечно, дорогая, иди, — сказал я. — А я в больницу к Славке схожу, а то давно не был.
Галия ушла, мило со всеми попрощавшись и чмокнув меня в щёку, а я переключился обратно на Никифоровну.
— А не помните, какое там шоссе?
— Вроде, Пятницкое.
Не Рублёвка, конечно. Но если не очень далеко от Митино, там район неплохой, да и метро рядом будет со временем… А если дом приличный, да усовершенствовать его еще потом, то вполне привлекательный вариант может получиться.
К тому же ну ее, Рублевку эту. Грохнут еще за участок, когда там цены в космос улетят в 90-е. Оно мне надо! Было бы глупо так облажаться со вторым шансом.
— Нужно карту посмотреть, — решил я, — на словах непонятно.
Тут концерт закончился. Народ стал расходиться. Бабуля с Никифоровной пошли по своим делам, обсуждая будущие перемены. А я поспешил к другу.
Зашёл по дороге в булочную, взял Славке московских плюшек, чтоб не с пустыми руками идти. Да и ему приятно будет. Хотя мать его наверняка балует разносолами, с ней не посоревнуешься.
Настроение было отличное. Мероприятие наше удалось. Очень хорошая идея: погибшие воины и живые ветераны в одном строю. Люди расходились по домам очень вдохновленные. Прямо, тронуло…
Шёл и придумывал, какими словами буду рассказывать об этом Славке. Он же пропустил всё.
На крыльце больницы чуть не столкнулся с Германом. Тот выскочил из дверей с таким видом, как будто только что с кем-то серьёзно поцапался. Даже не поздоровался. Такое ощущение, что вообще меня не заметил.
Что случилось? Что он тут делал? Эмма в Брянске… Клару Васильевну выписали… Ничего не понимаю.
Славку застал в очень плачевном состоянии, на нем лица не было.
— Как дела? — спросил я. Он только попытался отмахнуться в ответ загипсованной рукой, типа, отстань. — Всё нормально? — не отставал я.
Он молча кивнул.
Пытался развлечь его рассказом о сегодняшнем праздновании Дня Победы. Но он вообще не вникал в мои слова. Никак не реагировал. Тогда я прямо спросил его:
— Слав! Что случилось?
— Ничего, — буркнул друг, пряча взгляд.
Вот те раз. Герман как ужаленный выскочил. Этот говорить не хочет. Да, что они тут не поделили-то? Что за разборки устроили?
— Всё разрешится, Слав, — дотронулся я до его плеча. — Держись, друг. Всё будет хорошо.
— Ты не понимаешь! — прорвало,
