Завещание фараона - Ольга Митюгина
— Вот что ты подумал… Нет, Ипатий. Не влюбился. Хотя, может, со стороны так оно и выглядит. Это… сложно объяснить. Понимаешь… Я восхищен ею — как человеком. Она проявила такие качества, которые я очень ценю в людях. И которые прежде не встречал в женщинах. К тому же Агниппа еще и красива. Поэтому… ну да, наверное, я немного увлекся. Но… не стоит придавать этому слишком большого значения.
Ипатий с облегчением выдохнул.
— Значит…
— Значит, я хочу понять, не обманулся ли я, — перебил Атрид. — Я поживу у них пару недель, не больше. Мне хочется пообщаться с ней, получше узнать. Убедиться, в самом деле ли она такая, какой кажется.
— Но… — опешил Ипатий.
Царь отмахнулся.
— О государственных делах не волнуйся. Я буду приходить каждое утро и заниматься ими до вечера. Если же вдруг случится что-то, требующее моего немедленного вмешательства, когда меня не будет во дворце — ты знаешь, где меня искать.
Молодой советник не находил слов, только хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
— Царь!.. — вскричал он наконец. — Не кажется ли тебе, что за эти пару недель девчонка так оплетет тебя, что… — Он запнулся. — У Афродиты золотые сети; те, кто прельщается их блеском, запутываются в них и потом вырываются со страшными ранами!
Агамемнон улыбнулся — и упруго поднялся с трона.
— А из них вообще не надо вырываться, Ипатий, — сказал он, хлопнув друга по плечу. — Не бойся. Я в них не попаду. До завтра!
С этими словами юноша выбежал из дворца, счастливый от чувства свободы. Две недели! Две недели он может пожить как обычный парень, без фальшивых и скучных церемоний двора. Общаться с людьми, которые ему нравятся, с которыми ему хорошо… Общаться как с равными, не ощущая той незримой стены, что всегда ограждала его от…
От простого человеческого тепла.
Неужели он не может себе позволить хотя бы недолго побыть рядом с девушкой, которая ему понравилась?
Да, она не блистала ни положением, ни богатством — но сколько в ней таилось света, сколько искренности!
О боги, пусть всего пару недель — но его проклятущий царский титул их у него не отнимет!
И полетели дни. Агниппа ткала и вышивала, Мена продавал ее рукоделье на базаре и готовил еду. Атрид каждый день с утра «уходил на работу», но всегда старался вернуться пораньше, чтобы помочь старику с домашними делами. Ухаживал за деревьями в саду, перечинил все поломанные вещи, подправил забор и переделал еще тысячу мелких дел.
С Мена они быстро нашли общий язык, подружились, часто за разговорами засиживались допоздна. Агамемнон в первый же вечер поздравил себя с предусмотрительностью: перед тем как вернуться, он завернул в квартал горшечников и за серебряную монетку уговорил хозяина одной из мастерских отвечать любому, если кто будет расспрашивать, что да, он взял в обучение некоего Атрида из Беотии, а вот именно сейчас просто отправил его с поручением. И вообще, не приветствует, чтобы учеников и работников отвлекали от дела.
Как выяснилось, эта предосторожность оказалась отнюдь не лишней: на следующее утро Мена в самом деле дал себе труд пройтись до ремесленных кварталов и порасспрашивать, не нанял ли кто работника либо ученика. Выяснив, что Атрид не солгал и его действительно взяли на работу, Мена искренне обрадовался и устроил вечером, по возвращении юноши, настоящий праздник: ведь это же здорово, что он так быстро нашел в Афинах заработок!
Агамемнон только смущенно улыбнулся, покачал головой — и сказал сам себе, что с этим египтянином надо держать ухо востро. И добрый ведь, но…
Странный.
Слишком недоверчивый.
Тем больше ценил царь дружбу этого старого опытного воина — опекуна Агниппы.
О, Агниппа…
С ней все было сложнее.
В первые же дни они премило преодолели взаимное смущение и стали разговаривать все чаще и чаще. Девушка начала выходить в сад и во двор, когда Атрид там работал — чтобы вынести еду и помочь чем-нибудь. Поддержать доску скамьи, пока юноша ее приколачивал, или подыскать подходящую жердь, чтобы подвязать саженец… Конечно же, молодые люди не молчали. О чем они только ни болтали! Атрид не мог не замечать, насколько совпадают их взгляды и суждения о самых разных вещах, насколько Агниппа умеет каким-то непостижимым образом коснуться самых глубоких струн его души — о которых он сам не подозревал.
Юноша и не заметил, как простой интерес превратился у него в глубокую искреннюю привязанность.
А вот девушка прекрасно понимала, что привязывается к постояльцу все больше и больше, видела, что то же самое происходит и с ним. Чем все это может закончиться? Во что вылиться? К добру ли их взаимная симпатия?..
Полная сомнений и колебаний, Агниппа постаралась остановиться. Она стала реже говорить с Атридом и под любым предлогом начала избегать встреч с ним.
Молодой человек всполошился. Он ничего не мог понять. Откуда такая перемена? Может, он чем-нибудь обидел девушку, раз она ему ни словечка не скажет?.. Но чем? Ведь все было так хорошо!
Только теперь он понял, насколько к ней привязался.
Неужели ему и вправду так важно ее расположение? Но почему?
«Она мой друг! — сам себе сказал царь. — Мой близкий друг! Конечно, когда твой друг на тебя сердится, есть причина тревожиться!»
Однажды, на исходе второй недели, когда Мена ушел на базар, царь решил задержаться и наконец поговорить с девушкой. В конце концов, никуда эти государственные дела не денутся. Подождут!
Поговорить с Агниппой наедине было куда важнее…
Нарвав ландышей в саду, юноша уже поднимался на крыльцо, когда столкнулся в дверях с Агниппой. Девушка, думавшая, что Атрид уже отправился в свою мастерскую, отшатнулась и, покраснев, развернулась, чтобы убежать, но Агамемнон ласково поймал ее за руку.
— Агниппа, — просительно заговорил он, с нежностью глядя на это золотоволосое чудо. — Давай поговорим. Скажи, неужели я чем-то обидел тебя?.. Ты на меня сердишься?
— Я?.. — изумилась она, вскинув на молодого человека кроткий взгляд своих черных глаз. — На что?.. Нет, Атрид, ты ошибаешься!
— Но мне так
