Возрождение Феникса. Том 2 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич
— Булат, прием. Где вас носит? Живо сюда — тушить этих.
— Тут-то мы, прием, отвлеклись немножко. Сейчас будем.
Не дожидаюсь, рвусь дальше — азарт уже взыграл в крови, ощущается подъем. Хочется разрывать плоть и ломать с хрустом кости. Хочется сжигать!
Пригнувшись, вдоль стены бегу к огромному стеклянному "аквариуму" посреди опенспейса. Видимо, кабинет руководителя. Какофония выстрелов снова пробуждается. Симфонию пистолетных щелчков разбавляет что-то громыхающее и взрывательное, вместо ритм-группы. Опять Тимофей балуется осколочными? Или у бандюк нашелся гранатомет? Вообще, я хотел сохранить биокомбинат под базу СБ. Расположение удобное, да и глушь кругом, а то Катя пока ничего подходящего не нашла по приемлемой цене. Либо очень дорогое, либо там, где не надо. А тут все условия. Так что решено. Тем более, что нынешние хозяева скоро съедут.
У перегородок перед "аквариумом" схватываюсь с пятеркой последних. Среди них затесался и глава банды Басмач. Кмет, зараза. Характерная наколка в виде россыпи снежинок украшает щеку. Каждый кристаллик — чье-то убийство. Есть снежинки большие как градины. На международном зэковском языке они означают крупных криминальных авторитетов. А есть совсем маленькие, почти точки. Дети. Эта тварь умертвляла детей.
Басмач бросается в рукопашку чуть ли не вперед своих подчиненных. Хм, необычно. Кметы ведь любят полагаться на артподдержку целиком и полностью. Но тут пол под ногами замерзает, и я чуть не поскальзываюсь. Понятно, опять подвох.
Отскок назад и чуть в сторону. Одновременно выбрасываю петлю из Змея — сверху по кочерыжке Кмета. Он от неожиданности аж падает на задницу. Пока встает, разделываюсь с тремя. Слабаки, один только с доспехом. Да и тот сдулся от двух ударов. Дальше я снова скручиваю Змея — враги прижали, не размахнуться. Взмахиваю свободной рукой — из рукава эффектно выплескивается стая Рарогов, словно голуби у фокусника. Следом за птичками сам прыгаю на ошеломленных врагов. Раздаю хуки и апперкоты горящим кулаком. Обмотки Змея довольно полыхают. Шшшшш…. Плоть горит, зверь кормится, я убиваю. Ну ладно, пока просто калечу.
Люди падают, истекая кровью. Все, кроме Кмета. Крики тонут в сытом шипении Змея. Я, уставший и мокрый от пота, поворачиваюсь к Басмачу и усмехаюсь. Он вздрагивает. Глаза его мрачно горят из-под нахмуренных бровей. Быстрым движением я сдираю с себя пропотевшую лыжную маску. Вдыхаю пропахший гарью горячий воздух. Затем прыгаю к врагу, как брошенная сверху веревка.
До Кмета метр. Он пытается своими стрелами меня опрокинуть. Выхватываю одну за другой ледяные палки и небрежно кидаю к его ногам. Басмач бледнеет, но упрямо держит кулаки у исколотого лица. Ну, посмотрим, насколько тебя хватит.
* * *
Когда светловолосый дьявол ловит стрелы, будто они просто висят в воздухе, как гроздья винограда, Басмач осознает — это конец. Безвозвратный.
Кмета пробирает дрожь, и он радуется, что недавно облегчился. Он хотя бы умрет как мужчина.
Басмач вскидывает кулаки, без надежды, просто потому, что так надо. В смысле, сражаться до конца. Перун, вроде бы, так велит. Или Велес, неважно.
Атака «дьявола» оказывается неуловимой для взгляда. Лишь светлые волосы взметаются в полутьме, как шелк. Белое лицо кажется невероятно красивым, несмотря на капельки пота. Совершенным, как смерть.
А в следующий миг Басмач падает на колени. Отчаянный кашель рвется из горла, словно там застряла куриная кость. Он зажимает ладонью блестящий черный ожог на боку.
— Булат, прием, — выпрямляется светловолосый. — Это последние, должно быть. Обыщите всё тут. Лебедь, прием. Всех живых скидывайте в один угол. Не убивайте. Я сам пройдусь по каждому.
Он бросает удивленный взгляд на Басмача, мол, ты еще не вырубился. А потом резкий удар ногой выбивает из Кмета дух, вместе с передними зубами.
Просыпается он уже с мориновыми наручниками на руках. На грязном полу, заплеванном кровью. Рядом хрипят его подручные, тоже связанные. Избитые и обожженные. Из шестидесяти человек выжило, дай Сварог, пятнадцать. Но ненадолго. Пес, Бавар и Бизон истекают кровью от пулевых ран. Это замечает и сивоусый боец «дьявола»:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Господин, трое через полчаса опустеют. Может, пристрелить сразу?
«Дьявол» бросает равнодушный взгляд на раненых:
— Прижгите им дырки, они еще должны пожить.
Бойцы «дьявола» деловито распаковывают сигнальные ракеты, поджигают их и прислоняют брызгающие искрами фонтаны к ранам бандитов. Гортанные крики боли раздаются на весь биокомбинат. Басмач содрогается. Звери проклятые!
«Дьявол» наклоняется над Кметом. Только теперь бандит замечает, насколько этот монстр молод. Совсем ребенок. Зато вымахал размером с Алешу Поповича. Гребаные акселераты-школьники.
— Сударь, у меня к вам выгодное предложение, — спокойно произносит «дьявол», и эта отстраненность неимоверно бесит Басмача. — Вы говорите, кто вас нанял громить ресторан «Ермак», за это мы вас не мучаем перед смертью.
— Ресторан? — не верит услышанному бандит. — Так это всё ты устроил из-за какого-то ресторана?!
— Верно, — кивает светловолосое исчадие.
— Но мы… мы даже никого не подстрелили! Только подожгли зал! Погром обычный! За что, за что всё это, твою мать?
— Не смей упоминать мою маму — иначе выбью последние зубы, — буднично говорит парень. — Ты только разгромил ее ресторан, а я уже покрошил всю твою банду. Смекаешь, по какому тонкому льду ходишь?
Басмач судорожно сглатывает:
— Это Пес сделал! Пес и Бавар! Грохни этих двоих, а остальных отпусти!
«Дьявол» качает головой.
— Мне плевать на конкретного исполнителя. Точнее, не так — они тоже будут наказаны, заодно. Слышал о солидарной ответственности? Если группа не контролирует своих членов, то наказывают всех. Я не собираюсь бегать за непосредственными виновниками, иначе ты, чего доброго, укрывать их начнешь. Лучше я уничтожу вас всех. Но сначала скажи, кто наниматель.
— Отпусти меня, только меня одного, тогда скажу, — мычит Басмач, и связанные бандиты с ненавистью смотрят на главаря. Режут его глазами на ветчину. Но плевать! Главное — выжить! Вернуться к сыну и дочери!
— Нет, ты умрешь, твоя семья умрет, твои любовницы умрут, твои близкие друзья умрут, семьи твоих друзей … Если же сдашь нанимателя, тогда умрете только вы со своей сворой. Выбирай, как тебе удобнее.
— Я скажу, — бандит пристыженно опускает голову. Мало того, что всё равно подохнет, так еще лишился уважения соратников.
— Ну, сколько еще мне ждать?
— Это люди рода Гнездовых, точнее их посредник, но он мне разболтал по секрету, мы давно вместе работаем.
— Гнездовы? Из Выборга? — «дьявол» выпрямляется. Вопрос, конечно, риторический. У дворян из разных родов не бывает одинаковых фамилий. — Вот и старые недруги объявились.
— Грохать бандитов? — деловито спрашивает сивоусый.
— Нет, лучше отправим подарком уважаемому Ладомиру Гнездову, — усмехается дьявольский отрок и резко наносит очередь ударов в грудь Басмача. Не сильных. Но почему-то разум бандита сразу мутнеет, с тяжким хрипом он падает лицом на пол. Напоследок слышит: — Вырубите всех, а потом тащите тела по очереди ко мне.
Глава 24 — Донские сувениры
Рано утром, напротив московской усадьбы Гнездовых, останавливаются три черных фургона. Стекла затонированы, номера машин нечитаемы. СБ сразу бьют тревогу. Дружинники Гнездовых с автоматами наперевес бросаются к воротам и берут на прицел глянцевые кузовы.
Задние двери фургонов распахиваются почти одновременно, наружу выкидываются по одному связанные люди. Голые, не считая трусов, частично обожженные, с затравленными глазами. Но, на удивление, почти не избитые, не считая того, что ужасные ожоги расчеркивают бледную кожу.
Вскоре тротуар устилает ковер из стонущих тел. В этот миг откуда-то из-за угла появляются телевизионщики и газетчики. Вспышки фотоаппаратов мигают без остановки, их владельцы не спускают пальца с кнопки, чтобы не упустить зрелищный кадр. Избитые бандиты, грудой вываленные у ворот выборгских дворян. Почти сразу репортеры узнают среди связанных верхушку «донских». Информаторы в полиции уже доложили, что этой ночью малоизвестный род Беркутовых разгромил их базу и подал сопутствующий иск в Управу благочиния по обвинению тех же «донских».