Левицкий Михайлович - МАРК КРАСС
– Достойна отца! Достойна Цезаря! – восхищались Юлией те граждане, которым удалось сквозь железную стену легионеров проводить взглядом дочь Цезаря.
Начало свадебной процессии поравнялось с домом Помпея, и Юлия, такая же спокойная и невозмутимая, вошла в широко распахнутую дверь.
Именно сорокашестилетний Гней Помпей Великий был избранником блистательной Юлии – мечты римских поэтов. Простоватый сенатор во втором поколении с трудом скрывал радость, разбавленную тщеславием и гордыней, когда драгоценнейшая жемчужина Рима переступила порог его жилища.
Боги щедро одарили красотой единственную дочь Цезаря, а от отца она унаследовала острый ум и необыкновенные способности. Подобно Гаю Цезарю, Юлия добивалась успеха в любом деле, за которое бралась: она писала стихи, великолепно играла на кифаре, а ее познания в литературе были настолько велики, что девушка могла бы вести споры с лучшими философами Рима. Родись она мужчиной – ее, несомненно, ожидало бы самое блестящее будущее, но римские законы и традиции оставили женщине малое поле для деятельности.
Юлия нисколько не тяготилась своей участью стать женой человека незнатного происхождения и вдвое старше ее. По римским понятиям для новобрачных это был обычный возраст. Мужчины, как правило, вступали в брак, добившись определенных успехов на том или ином поприще и побывав на войне. Очень часто молодые вдовы выходили замуж повторно, и это не встречало осуждения со стороны общества. Туллия, дочь Цицерона, была замужем три раза.
В первый раз она стала вдовой, не достигнув и двадцати лет, когда ее сорокалетний муж покинул сей бренный мир. Так что у Юлии не было причин быть недовольной браком с прославленным военачальником, по римским меркам вовсе для нее не старым.
Такой роскошной свадьбы Рим еще не видел. Лучшие повара со всего мира, прежде услаждавшие изысканный вкус восточных владык, трудились над блюдами для свадебного стола. До изнеможения плясали профессиональные танцовщицы, привезенные Помпеем из Сирии и выписанные из Испании. Нежные греческие флейты сменяли привычные римскому уху дудки, свирели и рожки. Утонченные греческие гетеры развлекали гостей беседой. Для любого присутствующего они могли подобрать тему для разговора в соответствии с его интересами и степенью образованности. Каждый, кто общался с этими мастерицами своего дела, получал именно тот комплимент, который хотел услышать.
Огромный дом Помпея едва вместил приглашенных. Здесь была вся знать Рима, сенаторы и всадники, иноземные послы и разбогатевшие вольноотпущенники – словом, все, кто хоть что-нибудь значил в жизни Вечного города, чье слово имело хотя бы малейший вес. Тем более странным могло показаться отсутствие на свадьбе, ставшей подлинно римским праздником, Марка Туллия Цицерона. Ведь Цицерон всегда считался другом Гнея Помпея и до восточного похода был с ним в очень близких отношениях.
Еще недавно купавшийся в лучах славы спаситель Рима оказался совершенно ненужным Риму сегодняшнему. И достиг такого положения Цицерон, как это ни странно, отчасти благодаря своему красноречию. У оратора была весьма скверная привычка отпускать остроты в адрес ближних, причем довольно обидные и даже оскорбительные. Этот его талант получил свое окончательное развитие, когда Цицерон стал консулом и за свои деяния удостоился признания римским народом.
Мишенью для острот Цицерон все чаще стал избирать товарищей по сенату, людей сильных и влиятельных. Однажды Марк Красс сказал, что никто из Крассов не прожил дольше шестидесяти лет. В ту пору ему уже шел шестой десяток. "Ты знаешь, что римляне с радостью услышат об этом, и заискиваешь перед ними", – поддел его Цицерон.
В другой раз Марк Красс, бывший самым влиятельным человеком Рима, заявил, что ему нравятся философы-стоики, утверждающие, что богат тот, кто добродетелен. "А не тем ли они тебе нравятся, – заметил Цицерон, – что, согласно их учению, все принадлежит мудрому?"
Вдобавок к злословию боги наградили оратора непомерными честолюбием и самомнением, совершенно лишив скромности. Ни одно заседание сената или суда не обходилось без выступления Цицерона, начинавшегося рассказом о том, как он разоблачил Лентула и уничтожил Катилину. Его книги и речи писались с единственной целью – воздать похвалу самому себе. Рассказ о том, как он расправился с заговорщиками, Цицерон в сотый раз повторял любому, даже случайному собеседнику, и собеседников с каждым днем становилось все меньше. Человек, который часто повторяется, не может вызывать симпатию, когда же он постоянно занимается самовосхвалением – вызывает отвращение.
Цицерон растерял своих друзей, и этим не замедлили воспользоваться враги. Один из них – народный трибун Клодий – внес на рассмотрение сената предложение, что всякий, кто казнил или приговорил к смерти римского гражданина без суда, объявляется преступником и подлежит изгнанию. Всем было ясно, что речь идет о Цицероне, который в свое время отправил палачей к знатным заговорщикам. Оратор, не дожидаясь решения сената, оделся в знак протеста в траурные одежды и вскоре покинул Рим.
Поэтому отсутствию Цицерона на свадьбе Помпея и дочери Цезаря никто не удивился: ведь оратор на глазах всего Рима с поразительным упорством наживал себе врагов и одновременно терял друзей. Гораздо большее удивление вызвала мирная беседа Красса, Помпея и Цезаря. Эти три человека на празднике были неразлучны, словно братья или добрые друзья. До нынешнего дня Помпей и Красс не общались уже добрый десяток лет и даже в сенате старались садиться подальше друг от друга. Что за сила смогла побороть годами копившуюся неприязнь двух влиятельнейших римских сенаторов? И как в компании Помпея и Красса, чьи имена всегда были на слуху у римлян, оказался ничего замечательного не совершивший Гай Юлий Цезарь?
После разгрома мятежников Катилины Цезарь в должности пропретора должен был отправиться в Дальнюю Испанию. Там началась война с местными племенами, и новый пропретор жаждал как можно скорее попасть в неспокойную провинцию, чтобы испытать себя на поле битвы.
И тут произошла досадная задержка. На Цезаря ополчились многочисленные кредиторы, потребовавшие немедленной выплаты долгов. Их тоже можно было понять: должник отправляется на войну, и неизвестно, вернется ли живым.
А долги у расточительного Цезаря были немалые – двадцать пять миллионов сестерциев. С таким трудом Гай Юлий добился испанского наместничества – и теперь имел больше шансов оказаться в долговой тюрьме, чем в Дальней Испании.
В отчаянии Гай Юлий обратился к самому богатому человеку Рима – Марку Крассу. К удивлению многих, Красс в один день расплатился с самыми настойчивыми кредиторами Цезаря, а иным от своего имени выдал поручительства. Впрочем, чему здесь удивляться: богач считал Цезаря способным и подающим большие надежды человеком и полагал, что в будущем дружба с ним может оказаться весьма полезной.
Дальновидный Марк Красс не ошибся в новом наместнике Испании, по крайней мере, в его недюжинных способностях. Цезарь молниеносно разбил мятежных каллаиков и лузитанцев, затем покорил еще несколько племен и расширил границы провинции до Внешнего моря. Не забыл пропретор из захваченной добычи пополнить и собственную казну – недавние трудности с отъездом просто обязывали его это сделать.
В короткий срок наведя порядок во вверенной ему провинции, Цезарь, не дожидаясь преемника, отправился в Рим. Он рассчитывал получить триумф и надеялся успеть к выборам консулов. Гай Юлий решил добиться высшей должности в Риме во что бы то ни стало.
Рассказывают, что когда Цезарь проезжал мимо небольшого городка галлов, его спутник со смехом спросил:
– Неужели и здесь есть соперничество из-за должностей, споры о первенстве, раздоры среди знати?
– Что касается меня, то я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме, – без тени иронии ответил Цезарь.
У ворот Вечного города наместник Дальней Испании оказался перед выбором: лицам, претендующим на триумф, запрещалось въезжать в город, а граждане, ищущие консульской должности, наоборот, обязаны были находиться в черте Рима. Выставив свою кандидатуру на консульскую должность, Цезарь мог ее и не получить, и вместе с тем лишиться триумфа, такого желанного для любого военачальника.
Друзья советовали предпочесть триумф, а консульской должности добиваться на следующий год, но Цезарь привык рисковать. Из легкодоступного меньшего и труднодостижимого большего он всегда выбирал последнее. С криком: "Голосуйте за меня!" – Цезарь через легендарные Коллинские ворота вступил в Рим.
Целеустремленность, настойчивость и упорство победили – Юлий Цезарь стал консулом. Более того, он оттеснил своего слабовольного товарища по должности Марка Бибула и фактически один управлял Римом. Современники острили по этому поводу, говоря, что такое-то событие произошло не в консульство Цезаря и Бибула, а в консульство Юлия и Цезаря.
