Александр Смирнов - Черный гусар. Разведчик из будущего
Фон Хаффман направился в кабинет, где был вход в подземный ход. Остановился у двери и, взглянув на Бертольда, произнес:
— О подземном ходе никому!
— Хорошо, господин барон.
Игнат Севастьянович открыл дверь, но, прежде чем войти, еще раз посмотрел на Бертольда.
— Прощай, мой старый друг! — проговорил он, скрываясь в темной комнате.
Сухомлинов не знал, удастся ли ему еще хоть раз вернуться в родное поместье барона. Он, не задумываясь, вскочил бы на своего коня да поскакал бы нагонять отряд, что ушел вперед, да только так Игнат Севастьянович поступить не мог. Сейчас ему предстояло ехать в Кенигсберг, где в придорожном трактире его должен был ждать Кеплер. Барон надеялся, что за время его отсутствия с храбрым малым ничего не случилось. Он надеялся, что даже если и были поползновения забрать того насильно в прусскую пехоту (благо рост позволял), они были доблестно отбиты и вербовщики ушли несолоно хлебавши.
В отличие от Сухомлинова, который и бывал-то в Кенигсберге только один раз, барон частенько (пока еще не служил в гусарском полку) туда наведывался. Таверна, в которой он велел остановиться Кеплеру и ждать его возвращения, была ему прекрасно знакома. Именно здесь Адольф провел все свои отроческие годы. Да и первую свою любовь он встретил именно в этом заведении. Вот только от любви той ничего уже и не осталось. Время стерло все раны в его сердце, девушка уехала в Баден-Баден и вышла замуж за знатного дворянина, а он встретил другую. Именно эта другая и стала причиной его нынешнего состояния. Ну, никак он не мог сдержаться, когда господин Мюллер стал вольно или невольно задевать своими необдуманными фразами Катарину.
Сухомлинов по интуиции отыскал трактир. Оглядываясь, нет ли поблизости подозрительных (с его точки зрения) личностей, вошел в здание. Тут же поинтересовался у хозяина, не снял ли у него комнату высокий молодой человек.
— Прибыл такой. Потребовал номер. Заплатил за проживание вперед и ушел к себе. Оттуда больше не выходил. Моя горничная попыталась доставить ему оплаченный ужин, но он ее просто не впустил, — с дрожью в голосе пробормотал трактирщик. — К тому же он прекрасно вооружен.
— Это мне известно, — молвил Сухомлинов.
Игнат Севастьянович затребовал поднос с едой.
А когда тот ему любезно был предоставлен, попросил отвести его к молодому человеку.
— Но он же вооружен… — взмолился трактирщик, понимая, что в его богоугодном заведении начнут стрелять.
— Ничего. Как-нибудь справлюсь.
Молодая служанка, которой и восемнадцати лет, наверное, не было, проводила его до номера. Игнат Севастьянович попросил ее постучать в дверь, а затем приказал уйти. Та выполнила его просьбу и тут же со всех ног умчалась обратно в зал.
— Тысяча чертей! — раздался голос Иоганна Кеплера. — Я же просил не беспокоить. Уходите, или я начну стрелять.
— Успокойтесь, Иоганн, это я.
— Барон!
Тут же дверь открылась. Кеплер был взъерошен. В руке он сжимал мушкет жандарма. Увидев фон Хаффмана с подносом, он другой рукой втащил его в дверь и тут же захлопнул.
— Что случилось, мой друг? — поинтересовался барон.
— Мне кажется, что на меня началась охота, господин барон. Как только я въехал в городские ворота, так тут же ощутил на себе чьи-то взгляды. Потом мне удалось узнать, кому они принадлежали. Эти двое, по всей видимости, вербовщики, проводили меня аж до таверны. Один куда-то ушел, а второй остался внизу.
Игнат Севастьянович поставил поднос на стол и подошел к окну. Заметил краем глаза, как Иоганн накинулся на ужин. Даже пожалел, что не заказал вторую порцию. Потом посмотрел на улицу и только теперь обратил внимание, что у одного из столбов вертится мужчина в темно-синем кафтане, белом парике и треуголке.
— М-да. Дела серьезные. Вот только я не пойму, почему они вас не взяли в трактире?
— Одному богу известно. Может, не хотят привлекать внимание. Дождутся, когда я выйду из таверны. Проводят до ближайшего леса…
— …и там вас посвятят в гвардейцы Его Величества, — закончил за него Сухомлинов.
— Вот именно.
— Только сейчас вы не один, Иоганн, и они вряд ли решатся на вас напасть. Тем более вы им нужны живым. А мы уж вдвоем по-любому можем оказать сопротивление.
— Вашими устами, барон, да мед пить.
— Забудьте о них, мой друг. Давайте наедимся вдоволь, а завтра поутру выступим в путь. — Игнат Севастьянович достал ларец и поставил на стол.
— Я бы предпочел посетить кирху и помолиться, барон. Кстати, вы когда в последний раз исповедовались пастору?
Игнат Севастьянович задумался. А ведь верно. Со священнослужителями он давненько не общался. Последним, с кем ему удалось побеседовать с глазу на глаз, был пастор из его имения. Аж с апреля месяца, а на дворе уже середина осени. Неужели жизнь в Советской России сделала его атеистом? Нет, решил он, от Бога отворачиваться нельзя. Вот только религию поменять можно. И не только ему одному.
— Давненько, — признался барон.
— Вот то-то. Может, все наши неприятности из-за этого?
— Не думаю. Собор посетить нужно, но только не здесь и не сейчас. Вот как только выберемся из Кенигсберга, так сразу это и сделаем. По суше нам с вами ехать теперь опасно. Уж больно много желающих помешать нам.
— Что же делать, господин барон?
— Тебе сидеть и ждать. А я в порт пойду насчет корабля договариваться. Глядишь, кто-нибудь и согласится.
Игнат Севастьянович раскрыл ларец и начал извлекать содержимое. В основном украшения, доставшиеся ему от родителей. Мешочек с золотыми монетами. Их хватит не то что корабль нанять для плавания в Ригу, а даже на нечто большее. К тому же внутри оказалось письмо от отца. В прошлый раз, когда Адольф прибыл на похороны, у него просто руки не дошли, а потом, когда в тело вселилась душа Сухомлинова, уже не до этого было. Игнат открыл послание и начал читать. И чем дальше в текст он погружался, тем сильнее и сильнее бледнел. Наконец не выдержал и выругался. Отменно по-русски. Отчего тут же уловил на себе удивленный взгляд Кеплера.
— Я себя все время корил за смерть господина Мюллера, а оно вон как выходит, — пояснил барон. — Бюргер тот большой мразью был.
Объяснять Иоганну, с чего он сделал такие выводы, фон Хаффман не стал. Зачем посвящать человека в подробности «своей» жизни? Сейчас о будущем думать нужно, а не причитать, что все могло бы быть по-другому. Вряд ли судьба даст ему еще один шанс изменить прошлое. Игнат Севастьянович сложил все обратно в ларец и взглянул в окно. Наступил вечер, а это значило идти в порт было уже бесполезно.
— Ладно, — молвил он. — Нужно хорошенько выспаться. Вполне возможно, что завтра мы покинем Кенигсберг. Надеюсь, что ночью нас с тобой никто не потревожит.
Слова оказались пророческими. Никто за всю ночь не попытался проникнуть к ним в комнату. Зато сразу же, как только наступило утро, Игнат Севастьянович собрался в порт. Он извлек из ларца несколько монет. Запихнул их в кармана камзола. Сухомлинов уже собирался выходить, как за окном вдруг застучали капли дождя.
— Вот незадача, — прошептал барон, понимая, что в такую погоду не всякий согласится выйти в море. — Ну, если не удастся нанять корабль, то придется уходить по суше.
Фон Хаффман опасался, что со дня на день закончится навигация и не всякий согласится пережить зиму в незнакомых краях.
— Жди меня тут, — проговорил он, обращаясь к Иоганну.
Вот только Кеплер и сам не собирался. Зато барон считал, что в их случае промедление смерти подобно. Никто не придет в таверну и не предложит свои услуги перевозчика. Поэтому Игнат Севастьянович, спустившись на первый этаж, выпросил у хозяина на время плащ. Он готов был его купить, да вот только владелец заведения не собирался продавать, но, увидев монету, согласился одолжить.
Всегда стоит надеяться на лучшее. Поэтому тому, что фортуна ему вновь улыбнулась, Игнат Севастьянович не удивился. Смельчака, что согласился отправиться с ними в Ригу, несмотря на непогоду, он все-таки нашел. Обнаружил в портовом трактире. Старик рыболов сидел за дальним от входа столиком и пил пиво. Почему-то он сразу приглянулся Сухомлинову. Игнат Севастьянович усмехнулся и направился прямиком к нему. Ожидал встретить пруссака, а встретил курляндца. Остановился перед ним, хотел было попросить разрешения присесть, но рыбак заговорил первым:
— Ну, что встал как истукан?! Дело есть, так садись.
Барон взглянул на лавку. Была та просаленной и грязной. Хозяин не очень-то заботился об удобстве посетителей, да и понятно. Ближайший трактир был отсюда довольно далеко, а мореходам всегда хотелось обмочить горло здесь и немедленно. Прежде чем присесть, Игнат Севастьянович повернулся и крикнул хозяину заведения:
— Рому!
Шнапса не хотелось, пива тоже. Местная атмосфера требовала чего-то экзотического. И таким напитком для барона оказался ром. Рыбак удивленно посмотрел на пруссака, но ничего не сказал. Дождался, когда для барона принесли напиток и тот сделал глоток, и только после этого спросил:
