Дмитрий Дашко - Лейб-гвардии майор
— Отличное предложение, — обрадовался принц. — С удовольствием принимаю его. Я сразу заметил, что вы очень хорошо говорите на русском: бегло и свободно. Как вам это удалось?
— За это надо благодарить Господа. Он наделил меня способностями, которыми я лишь не преминул воспользоваться. Принц хмыкнул, глядя на мою фигуру:
— Похоже, Господь и впрямь не скупился на дары, барон, и щедро одарил ими сверх меры.
Понятно, что я был в два раза крупнее кирасирского полковника, но мне бы не хотелось, чтобы принц начал комплексовать по этому поводу.
— Не стану спорить, ваше высочество. Однако посмею добавить: тем, что отпущено сверху, надо правильно распоряжаться. Чтобы окончательно сменить тему, я спросил у принца:
— Ваше высочество, вы сказали господину Геймбургу, что кроме русского языка изучаете ещё и космографию.
— И не только её. У меня с собой полно книг, — с удовольствием пояснил принц. — Есть труды по арифметике, геометрии, космографии, фортификации. Кто знает, вдруг они пригодятся?
— Вполне возможно. Скажем, фортификация. Полезная штука. Нам предстоит отстроить в Крыму немало оборонительных сооружений, иначе не сумеем закрепиться. Татары тогда вышибут нас в два счёта.
Геймбурга разговор разморил, он начал демонстративно клевать носом. Принц отправил его спать. Подполковник забрался на широкую печь и затих. Антон Ульрих велел принести ещё вина, и мы продолжили беседу. Я поднял чарку за здоровье его высочества.
— Подождите, фон Гофен, — взмахнул рукой Антон Ульрих. — Давайте лучше выпьем за победу русского оружия!
Эту бутылку мы приговорили за полчаса, зато за другой засиделись. Беседа текла медленно и непринуждённо, вместе с нею также неторопливо текло вино. Вспоминались весёлые истории, шутки. Постепенно начал действовать хмель, я по секрету поведал, что давно уже пишу книгу и публикую под псевдонимом Игорь Гусаров. Пьяное признание неожиданно покорило сердце собеседника, затронув дотоле мне неизвестные струны в его душе.
Отец принца — герцог Антон Ульрих-старший был известным писателем, перу герцога принадлежали два классических любовно-исторических романа: «Римская Октавия» и «Светлейшая сириянка Арамена». Юноша очень любил его и мог им гордиться. Герцог много сделал для процветания Брауншвейга: основал оперный театр, открыл рыцарскую академию в Вольфенбюттеле (туда приезжали учиться даже из России). Антон Ульрих-старший покровительствовал наукам и искусству, коллекционировал живопись и скульптуры, собирал книги и рукописи. В общем, герцог оставил после себя заметный след, сын мечтал добиться хотя бы половины его успеха.
— Но всё же, моя любимая книга — «Робинзон Крузо», — доверительно прошептал принц. Потом, как это обычно бывает у пьяных мужиков, мы заговорили о женщинах.
— Знаете, барон, как это не печально сознавать, но принцесса меня не любит, — грустно произнёс Антон Ульрих. — Я ведь и волонтёром на войну вызвался во многом из-за того, чтобы хоть немного изменить её мнение. Я набрался наглости и ответил:
— И зря, ваше высочество.
— Почему? — удивился принц.
— Даже если вы вернётесь с войны трижды героем, усыпанным лавровыми листьями, она всё равно вас не полюбит. Будет относиться к вам с уважением, но не полюбит. Такова женская природа, ваше высочество. Никакие регалии не помогут.
— Хотите сказать, что у меня нет шансов? — понуро опустил голову принц.
— Вот этого я точно не говорил. Шансы есть всегда. Заранее впадать в уныние не стоит. Когда шансов немного, надо не заламывать руки, а напрячь голову. Хорошенько подумать над тем, как их улучшить. Всё в ваших руках. Женщину надо побеждать её же оружием. Я, конечно, не Бог весть какой сердцеед, но кое-что понимаю. Ваши победы будут одержаны не здесь. Вы должны покорить принцессу там, в Петербурге.
— Я должен бросить всё и вернуться в Петербург?! — Антон Ульрих не скрывал изумления.
— Что вы, ваше высочество! Об этом не может быть и речи: вы офицер, такой поступок будет бесчестным. Начните с простого. Для начала отправьте в Петербург вашу свиту, смените карету на конское седло. Вы ведь наверняка уже хотели так поступить, но вас что-то удерживало.
— Верно, хотел, — согласился принц. — Есть этикет, правила…
— Забудьте о правилах, — прервал я его. — Если не можете выкинуть их из головы, меняйте их под себя. Здесь и сейчас вы не жених принцессы Анны. В настоящий момент вы офицер русской армии. Поступайте, как подобает офицеру, а не принцу.
— И всего-то? — повеселел принц.
— Это не так легко, как может показаться. Научитесь говорить «нет», ваше высочество, даже если вас будет просить тот, чьим мнением вы дорожите. После того, как мы разобьем турок и вернёмся в Петербург, ведите себя независимо. Поговорите с принцессой, скажите, что если она не хочет, чтобы вы были её мужем, то вы не собираетесь навязывать ей своё общество. Ошарашьте принцессу, заинтригуйте её!
— Каким образом? — заинтересовался принц.
— Простейшим. Сделайте то, чего от вас не ждут: подайте прошение об отставке. Сообщите, что собираетесь вернуться домой, чтобы поступить на службу прусскому королю или цесарцам. Поверьте, если вы начнёте вести себя непредсказуемо и смело, она не устоит. Великий Шекспир писал: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Следуйте этой заповеди, ваше высочество. Не бойтесь ничего. Вам есть что терять?
— Пожалуй, нет, — ответил принц.
Остапа несло. Я понимал, что рискую оставить историю России без императора Иоанна, но, с другой стороны, если принцесса будет считать супруга бесхребетным и начнёт наставлять ему рога, добром это не кончится. Так что или пан, или не пан. Одно из двух.
— Прекрасно. Пусть принцесса видит, что вы способны настоять на своём, что у вас есть собственное мнение, за которое вы готовы сражаться до конца. И, немного погодя, вы всё же сделаете принцессе Анне одолжение, взяв её в жёны. В порядке исключения, разумеется. Но это всё в будущем. Если не возражаете, ваше высочество, я бы ещё кое-что посоветовал.
— Если это дельный совет, приму его с удовольствием, — с достоинством произнёс Антон Ульрих.
— Смею надеяться, дельный. Давайте-ка мы с вами займёмся физподготовкой. Я потом объясню, что это значит. Сделаем из вас такого атлета, хоть в триста спартанцев записывай. По себе знаю: чем больше бицепс, тем больше наглость, а она вам точно не помешает, ваше высочество.
— Зато у вас, барон, её хоть отбавляй, — усмехнулся принц.
— Есть такая пословица: «Наглость — второе счастье». У меня и впрямь такого добра много, но я с удовольствием поделюсь с вами, ваше высочество.
И вот со следующего дня я практически официально кроме адъютантской должности получил ещё и тренерскую работу у принца Антона Ульриха Брауншвейгского.
Глава 25
Когда принц впервые при мне разделся до пояса, я огорчённо присвистнул:
— Боже мой, как всё запущено!
Выглядел мой подопечный словно узник Бухенвальда: грудь как у молодого петуха коленка, бицепсы с голубиное яйцо, трицепсы вообще не просматривались, а вместо квадратиков пресса — впалый живот с отчётливо выделяющимся пупком. Скелет скелетом, и это притом, что кормили его как на убой. А как иначе: повара у принца были знатные. Но видать не в коня корм.
— Мама дорогая! — взгрустнул я.
— А что такое? — удивился принц.
Он стоял под ласковым южным солнцем и жмурился. Над верхней губой пробивался белесый пушок, свидетельствующий, что юному принцу ещё не доводилось бриться. Я посмотрел на этот мешок костей и брякнул без особой деликатности:
— Да вот гляжу на вас, ваше высочество и размышляю. Как же вы кирасу на себе таскать собираетесь? Она ведь тяжёлая.
— Не вашего ума дело, барон, — вспыхнул как порох Антон Ульрих. Вспыхнул и тут же угас. В этом весь он, все его проблемы. Я пояснил:
— С этого дня как раз моего, ваше высочество. И, глядя на его растерянное лицо, счёл нужным добавить:
— Вы уж простите меня за резкость. Принц стушевался:
— Тогда и вы меня простите фон Гофен. Всё как-то необычно. У вас такой тон… Я чувствую себя будто школьник перед экзаменатором.
— И правильно чувствуете. Мне вас в оборот взять придётся, уж не взыщите. Но вам это всё пойдёт на пользу, ваше высочество. Пусть мои слова послужат вам утешением, когда будет трудно, а то, что придётся несладко, я вам гарантирую с полной уверенностью.
Диспозиция была и комичной, и трагичной одновременно, но принц видимо хорошенько всё взвесил, догадался, что врать мне нет никакого резона, и торжественно объявил:
— Я вам верю, барон, и отныне вручаю моё бренное тело в ваше полное распоряжение.
— Договорились, ваше высочество. Я сделаю ваше тело здоровым, а в здоровом теле найдётся место и здоровому духу.
