Павел Дмитриев - Время собирать камни
— С такой простой и действенной программой, зачем вообще народное добро продавать? — скептически поморщилась Вера Петровна. — И вообще, давай осторожнее, контрреволюцию никто не поймет! Это же капитуляция, с какой стороны не посмотри!
— Так уж и никто? — как-то неестественно то ли рассмеялся, то ли закашлялся Александр Николаевич. — Старый кооператор Косыгин в курсе, Брежнев, кажется, в душе одобряет, но готов ножку если что подставить. А молодежь, о…. Идеалистов осталось очень мало! Вспомни будущее Петра, коммунисты и комсомольцы за пятилетку не только идеологически перековались, они аж в Бога уверовали! Пошли по церквям, венчались, крестили детей, стали бизнесменами, финансистами и тому подобное. Может у кого-то и екнуло, но не смогли поступиться принципами единицы, о которых господин Воронов ни х…я не знает. Так что… И вообще, сколько сейчас коммунистов-эксплуататоров партвзносы платят? На тысячи ведь счет уже пошел!
— Саш, ты стал жутко циничен… Я боюсь за тебя!
— Хуже! Много хуже! — Шелепин шутливо оскалился в широкой улыбке. — Я еще и до жо…ы предусмотрительный! Так как понимаю, провести такие ох…енные преобразования, и нигде не споткнуться ни хр…на невозможно. Нам придется много, ох…енно много менять и в политике, и в идеологии. Так что Верусик, прости уж меня за Микояна и все эти игры. Скоро верные люди в ЦК, регионкомах и даже горкомах нам позарез будут нужны. А пролетариат и крестьянство… Они еще не такое переживут.
— А не боишься, что большевики все опять отнимут? — Вера Борисовна подначила мужа словами из анекдота про Брежнева.
— Боюсь! — често сознался Шелепин. — Но чемоданы рекламировать ни х…я не хочу. И в домино играть со стариками. Так что в ж…пу Горбачевых и Ельциных! — на секунду его взгляд обрел трезвость, — вот погоди, красный папа Микоян отслужит свое, враз на его место Брежнева подвинем, вооружим самой современной, постиндустриальной доктриной, а я пост первого секретаря ЦК заберу под себя и полновластным президентом[239] стану, а ты президентшей. Устроим к семьдесят пятому году новый пор-р-рядок!
— Ну все! — не выдержала жена. — Пойдем-как лучше спать от греха подальше! Не дай Бог, услышит кто…
— Подчиняюсь превосходящей силе! — послушно поднялся из-за стола Александр Николаевич.
Покачнулся, но поддержанный супругой, все же сумел удержаться на ногах. Через несколько минут, раздетый и уложенный в кровать заботливыми руками жены, Председатель Президиума Верховного Совета СССР спал…
…Окружающий типично среднерусский ландшафт плавно покачивался в такт неторопливой поступи желтой клячи, между ушами которой блестела никелированная эмблема "ЗИЛ". Сам Шелепин сидел в старинном рыцарском седле, но вместо доспехов на нем бы надет новый итальянский костюм от Эмилио Пуччи из темно-серой, можно сказать черной шерсти, в мелкую, едва различимую красную полоску. Широкие полосы белоснежных манжетов сорочки странным образом гармонировали с грязными кирзовыми сапогами. Одна рука была, как и полагается, занята поводьями, во второй он сжимал длинный бич с удобной пистолетной рукояткой. Голову Председателя Президиума Верховного Совета венчала шапка Мономаха.
Слева от него тройка лошадей все той же странной масти понуро тянула воз, на котором возвышалась небрежно сколоченная из березового горбыля копия Мавзолея. На трибуне, по сути на месте кучера, хитро щурился товарищ Сталин. В правой руке он держал ледоруб, в левой зажал огромную дамскую сумку от Louis Vuitton, причем выбитые в коже перекрещенные буквы L и V через одну были заменены на привычные серп и молот. Справа господин Ельцин, пьяный и веселый, дирижировал оркестром Бундесвера. Вместо дирижерских палочек в его руках были зажаты батон "сервелата" и здоровенный православный крест кроваво-красного цвета.
Впереди же колыхалось огромное, колышущееся стадо овец, разных, темных, светлых, в пальто, телогрейках, и даже каракулевых шубах. То тут, то там из под общей массы виднелись горделиво вытянутые вверх сквозь пыжиковые шапки рожки козлов-начальников. Иногда казалось, что за злобно блеющими мордами проглядывают легко узнаваемые человеческие лица, но только стоило присмотреться попристальнее, картина сразу размывалась, и оставалось только мелькание бессмысленных глаз. Все было готово к походу, но вдали, на самом краю поля, стеной стоял темный, густой лес, из под веток которого то и дело выглядывали волки, лисы и медведи, поразительно похожие на капиталистов с карикатур "Крокодила".
Александр Николаевич колебался, неизвестность стальным обручем сжимала его горло. В поисках решения он в очередной раз оглянулся по сторонам, но вместо советчиков увидел только овчарок, почему-то одетых в военные мундиры.
Волнение нарастало, казалось, еще немного, и его можно будет потрогать прямо руками… Широкий луч яркого солнечного света упал откуда-то сверху, на мгновение ослепив глаза. Тут же пришло спокойствие и понимание буквально всего, что было, есть и может быть на свете. Шелепин резко взмахнул над головой кнутом, и прокричал рвущиеся прямо от сердца слова:
— Вперед, товарищи! Еще не поздно! Все на новое пастбище!
И проснулся.
Глава 12. Удар автопробегом
Как повелось, с первыми весенними проталинами по неудобьям и пустырям Москвы и Подмосковья повылезали подснежники. Но куда там знакомым всем по детским сказкам белым цветам, их с хорошим отрывом успели опередить многочисленные автолюбители, предпочитающие ставить свою "ласточку" зимовать в гараж, на подставки-пирамидки для сохранения упругих свойств подвески и во избежание трещин в резине шин. Почтенные отцы семейств, а часто и их сыновья, зятья и прочие внуки дружно отгребали от тяжелых, тронутых ржавчиной дверей остатки сугробов, раскладывали на залитом отработкой куске фанеры гаечные ключи, стекляшки, резинки, и прочие хитрые железки, то есть готовились к новому сезону поездок по пыльным советским дорогам. Длинные ряды металлических коробок наполнялись гулом голосов, лязгом металла, судорожным кашлем, а потом и ревом прогреваемых моторов… Так просыпалось от зимней спячки особое мужское гетто, насквозь пропитанное атмосферой соленого слова и наигранного цинизма, попасть в которое женщины могли только под покровом ночи, тайно, для короткой любви на заднем сидении железного друга.
Надо понимать, самое главное в архипелаге "Гараж" не ремонт автомобиля или хранение припасов, куда важнее компания. Великий повод не нужен: кто-то, покопавшись для вида под капотом своего сокровища созывает соседей: "тут мне свояк с Харькова шмат сала послал". Инициативу мгновенно подхватывает сосед: "я с осени бабкин первач забыл в яме, на корице!" Спустя несколько минут на подсохшем от грязи пяточке щебня весело пыхтит дачный керогаз, на сковородке подрумянивается картошка со шкварками, а на старой газете, вокруг пыльной бутылки, громоздятся круто просолившиеся за зиму огурцы и помидоры, перекисшая капуста, основательными кольцами порезан проросший лук… Более чем привычная картина для двух часов пополудни в погожий субботний день!
19 апреля 1970 не стало исключением.
С трудом дождавшись, когда в "общий котел" ляжет последний продукт, бригадир слесарки с экспедиционной автобазы академии наук Сан Саныч, изрядно раздувшийся в животе, но еще крепкий мужик лет сорока, а заодно признанный авторитет гаражного тупичка, открыл собрание, выдернув крепкими желтыми зубами пробку из бутылки:
— Ну, с почином, мужики! — он быстро, по-хозяйски обнес чуть коричневатой жидкостью разнокалиберную "тару" соседей. — И за твой ху…в стакан, Василич, чтоб держал!
Странный на первый взгляд тост не вызвал удивления: все присутствующие прекрасно знали, что "стакан" — на самом деле корпус маслофильтра с двигателя новехонького "Москвича 412". Ну "ху…ым" от стал после поездки на рыбалку, во время которой и произошла досадная встреча березового пенька с некстати выступающей вниз частью автомобиля. В результате которой тонкий, выфрезерованный под резиновое уплотнение бортик силуминовой детали скололся по краю, открыв дорогу маслу — разумеется, с самыми неприятными последствиями.
— Благодарю, — Фома Васильевич, он же "профессор" (а точнее, доцент и кандидат химических наук), шутливо приподнял щегольскую рюмку розоватого стекла в плохо оттертых от масла пальцах. — Наши институтские ребята все заварили по науке, постоянным током в аргоне. А вот тому дятлу, кто придумал ставить фильтр снизу и спереди, я бы в лоб дал! Чуть не полмашины раскидать пришлось, чтоб подобраться, хорошо хоть прикипеть ничего не успело за два-то года!
— Наворотили в четыреста двенадцатом инженера, ничего не скажешь, — охотно потоптался на мозолях соседа владелец старенького Москвича-402-го. — То ли дело мой фашист,[240] тихий, потому как клапана снизу, и регулировать их не надо, уже почти сотню прошел, а только автол поджирает, так его и не жалко, по двадцать-то копеек за литр…
