В. Бирюк - Обноженный
Бздынь.
Печалька…
Отдавать своё… ну, это вряд ли. Уверенности, что Николай и Терентий смогут отстоять мои интересы в княжеском суде… опять же — вряд ли. Надо идти самому. Как… не вовремя!
Обсуждение с Акимом подтвердило мои мысли.
Аким сразу начал пускать пар из ушей:
— Сейчас пойду…! Там их всех…!
Потом малость одумался:
— Выходит, Ваня, тебе идти. Сам-то я ныне… не здоров. Да и толку от меня там…
Не фига себе! Аким Рябина — гордыню свою умерил! Видать, сильно я его своими блочными да заспинными…
Но по сути — правильно. Кому-то надо оставаться в вотчине. Если дела хозяйственные управители мои сделают, то с новосёлами, с сиротами… Для людей нужен авторитет, верховный судья… Акима здесь уважают — справится.
Одновременно. Это ключевое слово.
Одновременно — собраться в поход, одновременно — составить доверенности на представительство интересов боярина Акима Рябины в суде и других инстанциях, получить от него письма к разным местным шишкам и знакомцам, просчитав разные ситуации и потребности…
Одновременно — окрестить ребёнка Аннушки. Тёмненькая девочка получилась. На ханочку похожа.
Поговорить, посмотреть, оценить, понять привезённых детей. С их здоровьем… как Мара скажет. Но душу-то…
Голодовка ломает душу как мясорубка кости. Потом… как-то зарастает. Упаковки спичечных коробков и хозяйственного мыла, которые попадались мне в квартирах блокадников через 40–50 лет после блокады… — выглядели просто старческой причудой. Пока не пришёл дефолт.
Какая отдача будет здесь? Диабет — наверняка. Чётко — без спичек. Спичек здесь нет. А по психике как?
В душу не влезешь, но в глаза посмотреть нужно. Каждому. И не — один раз.
Я старюсь не пропускать ни одного человека, приходящего в вотчину: мне надо знать — кто он, какой. С детьми — особенно. Надо понять не только — что он есть сейчас, надо — чем он станет. Ещё сложнее — что из него может вырасти. И подправить, если возможно, пока не поздно. Две сотни! Хоть бы по полчаса с каждым…
Я не могу ограничиться мягкими рекомендациями родителям: а вот попробуйте… а не свозить ли вам… У этих детей — нет родителей! Есть только я. Все благие пожелания — только мне. И отвечать… за всё, за каждого…
Коллеги-попандопулы! Кто-нибудь понимает в детской психиатрии?! Что делать? Как вытягивать разрушенные детские души? Как формировать в них системы ценностей хоть чуть отличные от «жрать хочу!». Хоть что-то благородное, духовное, человеческое… Я — не детский психолог! Я не знаю!
Специфический синдром участкового врача: «отравление пациентами»… «Отдых — смена рода деятельности» — давняя медицинская мудрость. Отдыхаем.
Согласовать структуру посевных площадей с семенным фондом. По трём уровням: семена от крестьян, семена из вотчины и элитное, отборное, отобранное бабами за зиму… будущий семенной фонд. Хрысь с Потаней нормально воспринимают мои… «указивки». Но, факеншит, я не знаю чего указывать! Я — не агроном! Я не знаю!
Выбраковка скотины, запуск обработки кож, план продолжения уроков с учётом ухода со мною части учителей, индустриализации: кузнечная, гончарная, кирпичная, печная, точильная, мазная… Когда вернусь — неизвестно. Поэтому — задания наперёд:
— Фриц, ты помнишь где канаву под мельницу копать надо? Потаня… и не забудь камыша молодого нарезать и замочить… По скотине — смотреть внимательно — там пара тёлочек таких… Звяга, улья для пчёл сделал? Могута, семью пчелиную, что присмотрели… Не упусти!
Консультации с Артёмием по местному УК, УПК, ГК и прецедентам. И дыр с пыром. И не забыть про регулятор Уатта — Прокуй же обязательно обварится! Да, блин, чуть про чистку зубов не запамятовал! Толчёный мел с древесным углем — зубной порошок. Мел мы подходящий нашли — надо прихватить в город. Организуем там небольшенькое производство.
Три недели — спать по два-три часа… Даже моя генномодифицированность… Искренне соболезную попаданцам из нормальных. Недосып — это пытка.
Наконец, лёд снесло. Водополье. С этот год пойдём по высокой воде.
Всё — на горшок, в лодку, спать. Поехали.
* * *Всё-таки, когда хоть чуть понимаешь что к чему — жить легче. В этот год мы двинулись рано, вода ещё высоко стоит. Выгребать, конечно, против течения по Угре и Усие — тяжелее, но выскочили в Голубой мох, а там — озеро! От края до края. Прошли спокойно на вёслах. Я думал — дальше опять возами, нет — проскочили на западную сторону болота, а там… Десну видно — на юг течёт. Но мы ещё дальше к западу приняли. А там другая речка — Ужа. И течёт на север, к Днепру.
— Мужики, а как это…?
— Эт, боярич, Ужанский волок.
Вона как! Не просто так! Я ж столько про волоки читал, слышал! Ну-ка, ну-ка, как оно тут у вас?
То озерко, то болото, то просто лужи. Шесть вёрст. Через месяц здесь будет сухо, а пока… Плоское место, залито не сплошь — видны лесные острова, кустарник, гряда, на которой дорога. Но есть непрерывная цепочка водных зеркал. В двух местах — явно канавы прорыты…
Так и прошли: часть — вёслами, часть — шестами. Ноги замочили, но ни разу лодки по сухому тащить не пришлось.
— А волок-то где? Где волочить-то?
— Всё, боярич, уже Ужа понесла.
Этой Ужи и не видать — глубокая долина только в нижней трети. В верховьях — просто ручеёк по полю вихляется. Но вот в этот месяц водополья — несёт как большая. Хорошо-то как!
«Думал — вот она, награда, — Ведь ни веслами не надо, ни ладонями. Комары, слепни да осы Донимали, кровососы, да не доняли».
Комарья… да. Звон стоит. А вот осам рано — позднее будут.
* * *Едва пришли в город, как стало ясно — «пахнет жаренным»: племянники покойного кречетника «били челом» в княжеский суд, утверждая, что Аким Рябина злодейски захватил бедную вдову и всё её майно.
Ребятки простые: просидели у себя в вотчине до Юрьего дня, собрали «продукцию нив и пажитей» и поехали в стольный град «права качать».
Я уже говорил: крестьяне (и окрестьянившиеся бояре) живут по сезону, в гармонии с природой. А сезон под названием: «рейдерские захваты и борьба с ними» — в сельскохозяйственном календаре не предусмотрен.
Первый заход у племянничков покойного кречетника был неудачным: суд смоленского тысяцкого Боняты Терпилича им в иске отказал.
Бонята нашёл классную «отмазку»: подворье, хоть и в городе расположено, но боярское. А дела боярские — идут в княжеский суд.
Племяннички, осознав шаткость своей позиции: у нас же есть свидетели, есть грамотка — пошли бить челом епископу. Сменив суть иска: уже не по поводу имущества, а по поводу удочерения сирой вдовицы Аннушки — новолепленным боярином Акимом. Который, как их преосвященству достоверно известно, тот ещё фрукт: в измене подозреваемый, князю своему слова обидные говоривший, на воровстве почти пойманный… И как-то странно всплывший в очереди за боярской шапкой… Какой-то этот боярин Рябина… «не благолепный».
Владыко — епископ Смоленский Мануил Кастрат углядел в ситуации явное небрежение к слову епископскому: благословения же — не было!
Поспешная выдача Аннушки замуж за моего бывшего холопа Потаню добавила подозрений. И епископского раздражения: судьба вдовицы решена без участия церковников.
Где-то на краю поле зрения епископских маячила подозрительная мутная фигура «персонажа второго плана». В моём лице. Что, опять же, не добавляло чистоты и благостности репутации Акима.
Я, конечно, могу жидким обделаться, напрягаясь от гордости за свои личные и персональные попадизм, прогрессизм и «подвигизм». Но для местных — отрок, недоросль — не личность, не самостоятельная величина, а элемент домашней утвари «мужа доброго». «Прости, господи, боярина Рябину. И людей его». И я там, в общей толпе, массовке, в стае и стаде… Один из…
А вот Акиму… снова в суд… после его сожжённых в Ельнинском суде рук… Мои заморочки — ему муки. Факеншит! Те же грабли! Да стыдно же мне!
Дополнительно доходившие до епископских служек слухи о моём регулярном неисполнении общепринятых ритуалов, о «криках страсти» вдовы при общении с одним из моих холопов, о моей косынке, которая, вроде бы (сам я никогда этого не говорил!) — есть частица покрова богородицы (ересь полная!), о личной и успешной войне с разного рода демонами и бесами (без благословения на то владыкиного!), о странном ограничении в ценообразовании на невольничьем торге (с последующей смертью работорговца), о жёстком отношении к «каликам перехожим» в вотчине… и дыр с пыром — позволяли рисовать портрет закоренелого злодея Акима Рябины. У которого — даже сопляки приблудные мерзопакостями занимаются. Сам-то боярин чистеньким прикидывается, а вот приблудыш, по молодости да глупости… «Устами младенца глаголет истина»…
