Сергей Арсеньев - Студентка, комсомолка, спортсменка
Да уж. На мне все еще моя школьная форма. На шее красный пионерский галстук, а на груди пионерский значок с изображением Ленина. И еще розовые домашние тапочки на ногах. Как в анекдоте: «Сегодня Штирлиц, как никогда, был близок к провалу».
Немая сцена. Все вокруг стоят, выпучив на меня глаза. В комнате народу, кроме Гитлера, еще человек десять. И чего делать? Первое желание – обратно! Домой. Только вот, подняв руку, никакой дыры я над собой не обнаружила. Просто воздух, обычный воздух. В этот момент из этого воздуха материализовался небольшой предмет, пролетел немного, слегка шмякнул меня по голове и упал рядом со мной на стол. Все завороженно проследили глазами за полетом предмета. А предмет я сразу узнала, много раз видела его. Это был правая Петькина тапочка. Получается, окно проходимо, но только оттуда сюда, но не обратно. Приплыли.
Первыми начали действовать двое молодчиков в эсэсовской форме, которые до этого молча стояли у стены. Один из них быстро встал между мной и Гитлером, а другой грубо схватил меня, вывернул мне правую руку, умело уложил на стол, носом в карту, а затем лег на меня сверху, придавив весом собственного тела. Ай! Больно же!
Народ постепенно стал приходить в себя от изумления. Зазвучали первые голоса. А мне больно – рука вывернута и нечем дышать. Этот кабан придавил меня.
Тут из воздуха надо мной выпал свернутый клочок бумаги. Опять упал мне на голову. Кто-то из генералов подобрал его, развернул, после чего сказал, что это записка. Причем написано, похоже, по-русски. Другой генерал вякнул, что понимает по-русски, и записку отобрал. А затем вслух прочитал ее уже по-немецки. И как-то здешний народ вдруг загрустил после услышанного. Потому что написано там было следующее: «Если обидите Наташу, козлы, в следующий раз прилетит граната!»
Поняв, что нужно срочно что-то сделать, я громко заорала по-немецки, что имею особо срочное сообщение небывалой важности для Адольфа Гитлера. Секунд пять ожидания, и звучит резкая команда фюрера поднять и обыскать меня. Кабан слез с моей спины и, не отпуская мою руку, поставил на пол. А другой, за которым Гитлер прятался, подошел и тщательно обыскал меня, бесцеремонно обшарив руками все тело.
Снова повторяю, что у меня сверхсрочное сообщение Гитлеру. Но передать его я могу лишь наедине. Вижу, Гитлер колеблется. Должно быть, фюреру и любопытно, что я ему скажу, и опасается он меня. Мало ли, что я могу учудить наедине. Чтобы его дожать, говорю, что если они боятся, я могу снять одежду. Пусть мне какую-нибудь другую дадут. Если они думают, что одежда может быть как-нибудь отравлена.
Удивительно, но Гитлер согласился. Что он, правда моей школьной формы боится? Меня вывели за дверь. Там было что-то вроде тамбура, а за небольшим столом сидели два эсэсовца. Через пару минут появился один из генералов и вынес мне одежду – эсэсовскую форму. Штаны и гимнастерку (ну, или как там она у них называется). Никакой обуви не было. Белья тоже не было. Только штаны и гимнастерка. Переодевайся, говорит.
Черт! И никто из четверых стоявших рядом со мной мужиков даже и не подумал отвернуться, когда я торопливо сдирала с себя школьную форму. Извращенцы. А что мне делать? Не скандал же тут устраивать? Сейчас действительно необходимо как можно быстрее поговорить с Гитлером. В Москве уже почти два часа ночи. Но, может быть, еще можно остановить приближающийся кошмар? Может быть, удастся уговорить Гитлера? Обмануть, напугать, сблефовать?
Петька все бредил идеей предупредить товарища Сталина. Только вот предупредить товарища Сталина отсюда мне никак не удастся. Блин, почему я в Москве не провалилась, на стол к товарищу Сталину? Насколько проще все было бы! А отсюда… Даже если Гитлер каким-то невероятным чудом разрешит мне позвонить или сам прикажет организовать для меня связь со Сталиным. Все равно. Естественно, товарищ Сталин пошлет меня в пешее эротическое путешествие, а на Гитлера обидится за тупые шутки. Впрочем, на Гитлера он и так очень скоро сильно обидится.
Путаясь в непривычных пуговицах, я торопливо застегиваю мундир. Судя по тому, что ткань еще теплая, его только что с кого-то сняли. Ух, как неприятно надевать штаны прямо на голое тело! Хоть бы трусы мне разрешили оставить. Нет, забрали все. И уже унесли куда-то. Даже тапочки унесли. Ишь, смотрят. А я, между прочим, их жизни тоже сейчас спасать буду. Если мне не удастся, то в 45-м им тут мало не покажется. Ну, неужели трудно было отвернуться, когда я переодевалась?
Впрочем, гораздо больше, чем эти извращенцы, меня волновало поведение Петьки. Надеюсь, хоть у него хватило совести отвернуться и не смотреть на меня. Конечно, мы уже целый год живем в одной квартире, хоть и в разных комнатах. И за этот год Петька не раз видел меня одетой более чем легко. А я так вообще однажды видела его совершенно голым – этот обалдуй забыл закрыть защелку в ванной. Но все равно. Не хочу, чтобы он пялился на меня, когда я в таком виде.
Наконец я справилась. Штанины пришлось подвернуть, иначе они волочились бы по полу. Гимнастерка висела на мне, как на вешалке, а длиной она почти не уступала моему школьному платью. Обуви нет, а потому я в сопровождении одного эсэсовца куда-то шлепаю босиком.
Что ж. Предупредить товарища Сталина не удалось. Попробуем предупредить господина Гитлера…
Глава 2
– Ну, и что ты хотела мне сообщить?
– Сейчас, – говорю я и громко добавляю по-русски: «Петька, если ты тут, подай знак».
В воздухе появляется левая Петькина тапочка и падает мне на голову. Петька идиот. Кричу брату: «Быстро, готовь доказательства. Только ничего высокотехнологичного и никаких дат. Придумай что-нибудь». И продолжаю уже по-немецки:
– Господин Гитлер, то, что я сейчас скажу, имеет невообразимую важность. Прошу отнестись к моим словам крайне серьезно. Разумеется, вам будут предоставлены все необходимые доказательства. Но сейчас на это нет времени. И потому я прошу вас пока что поверить мне на слово. Косвенным доказательством можете считать способ моего прибытия к вам. Согласитесь, способ необычный, верно?
– Верно, необычный. А ты считай вступительную речь законченной. Говори по существу.
– Рейх стоит на пороге великих побед. В предстоящей войне немецкому оружию не будет равных. Немецкие солдаты покроют себя неувядаемой славой и совершат массу героических подвигов.
– И это твое срочное сообщение? Это все я знаю и без тебя.
– А я еще не закончила. Рейх стоит на пороге великих побед. За которыми последует грандиозная военная катастрофа. Мир еще не знал таких поражений. Германия будет уничтожена, раздавлена и прекратит свое существование как независимое государство. А лично для вас, господин Гитлер, война закончится позорной смертью. И вместе с вами погибнет каждый пятый немец, включая детей и стариков.
– Кассандра, ты ведь понимаешь, что после этих слов у тебя не осталось шансов на жизнь. Как ты вообще осмелилась сказать такое мне? И я совершенно не верю в эту чушь.
– Вот это, на полу. Что это такое?
– Детская тапочка.
– Как она тут оказалась?
– Упала с… э-э-э…
– Вот именно. И вспомните, откуда я тут взялась. А вместо тапочки ведь действительно может прилететь граната.
– Ты пытаешься мне угрожать? Мне??
– Стоп! Не надо злиться. Господин Гитлер, я пытаюсь помочь вам. Помочь сохранить Рейх и жизнь. И раз уж вам не дорога жизнь собственная, подумайте о миллионах немцев, которых вы толкаете в могилу. Миллионах!
– А чего ты хочешь от меня?
– Отложите нападение на Советский Союз. Заметьте, я пока не прошу даже отменить его. Отложите на сутки.
– Это невозможно.
– Невозможно на потолке спать, одеяло падает.
– Ты не поняла. Операция уже началась. Отменить ее не сможет даже господь Бог.
– Остановите главные силы. Еще не поздно. Поймите, Рейх погибнет!
– Нет!
Вот чурбан упертый. В этот момент сверху на меня падает лист бумаги, за ним еще один. Перехватываю их и вижу, что это две половинки одной распечатанной на печатнике фотографии. Петька что, совсем там рехнулся? Зачем он разрезал фотографию пополам? Тут падает новый листок. Та же фотография, только уже целиком. Судя по внешнему виду Рейхстага на фотографии, сделана она была в мае 45-го.
– Взгляните вот на это. Фотография черно-белая, и тут не видно, но уверяю вас, флаг над этим зданием – красный.
Дальше листы стали падать на меня один за другим. Вероятно, Петька нашел что-то вроде истории войны в фотографиях. Я ловлю еще теплые после печатника листы и по очереди передаю их Гитлеру. А того явно проняло. Щека дергаться стала. Руины Брестской крепости. Горящий советский танк. Горящий немецкий танк. Немецкий солдат на фоне горящего моста в Киеве. Сталин, Рузвельт и Черчилль втроем. Огромная колонна немецких военнопленных. Колонна советских танков, двигающихся мимо покосившегося дорожного указателя «Berlin – 80 km»; на заднем плане различима пара сгоревших танков с крестами. Труп переодетого рядовым Гиммлера. Нюрнбергский процесс и Геринг на скамье подсудимых. Парад Победы и груда немецких знамен перед Мавзолеем (эта цветная). Памятник воину-освободителю в Трептов-парке. У ног советского солдата хорошо видна поверженная свастика. Прошлогодний парад на Красной площади. На фоне Мавзолея новейшие советские танки «Т-110». Красные флаги и звезды на башнях не позволяют усомниться в том, танки какой именно страны сфотографированы.
