Сергей Шхиян - Гиблое место
Когда я пришел в большой дом, там уже все встали. Приготовление к похоронам шло полным ходом. Плотники за ночь сделали-таки гробы, в них положили покойников и теперь ждали попа из соседнего села на панихиду. На кухне готовили еду к поминкам. Я без дела ходил по первому этажу в надежде встретить жену. Но ни ее, ни пассий Меченого здесь не было. Замотанный и задерганный староста торопливо поклонился, когда мы столкнулись в сенях, и, не останавливаясь, побежал по своим делам. У меня появилось чувство, что мне как мавру, сделавшему свое дело, остается удалиться. Что я и сделал.
Заняться было решительно нечем. Тогда я решил найти нарочного, чтобы отправить в Коровино, успокоить Минина, что со мной все в порядке. Увы, никто из тех, к кому я обращался, не пожелал лишить себя удовольствия присутствовать на похоронах помещика и, главное, участвовать в тризне.
Мои посулы хорошо заплатить никого не интересовали. Деньги играли столь незначительную роль в жизни крестьян, что интересовались ими только самые продвинутые. Основным трудовым стимулом, как и при социализме, была выпивка.
Все, кто мог передвигаться на своих двоих, или уже находились на барском дворе, или туда стремились. В избах и дворах оставались только древние старики и грудные дети. Побродив по пустеющей деревне, я вернулся на барский двор в народные гущи. Священник только что приехал на настоящей колымаге.
Я впервые видел этот экипаж, название которого сохранилось в языке, как обозначение чего-то громоздкого, неуклюжего. Действительно, это было весьма странное транспортное средство, домик, стоящий на высоких осях. Внутри колымага была обита красным сукном и малиновым бархатом, у нее по бокам находились двери, в которые были вставлены слюдяные окна с шелковыми занавесами.
Священник спускался из этого сооружение задом, по лесенке и, только оказавшись в безопасности на земле, повернулся к нам ликом и начал благословлять мирян. Это новое красочное зрелище привлекло во двор всех участников похорон и, главное, предстоящей тризны. Я надеялся, что и Аля выйдет под благословение, и мы, наконец, объяснимся, но ее по-прежнему не было.
Вместо нее явились все три невесты из числа раскаявшихся блудниц, чтобы пользуясь оказией, просить священника повенчать их с избранниками. Увидел я и женихов — совсем молодых парней, привлеченных, думаю, не столько приданым, сколько предстоящими плотскими радостями с красивыми и опытными девами.
Чтобы не выделяться из общей массы, я, как и все, подошел под благословение священника. Батюшка, старичок с добрым, простодушным лицом, щедро раздавал крестные знамения и давал целовать свою пухлую, мягкую руку.
— Это ты, сыне, привез убиенных? — спросил он меня.
— Я, отче.
— Как они преставились? — поинтересовался поп.
— Естественным путем, — серьезно ответил я. — Можно сказать, способом усекновения живота своего.
— Бог дал — Бог взял, — горестно вздохнув, сказал на это батюшка.
— Алеша, — позвал меня знакомый голос, и легкая рука прикоснулась к плечу, — нам нужно поговорить.
Забыв о священнике, я быстро обернулся. Аля, улыбаясь своей прежней, чуть смущенной улыбкой, стояла у меня за спиной.
— Не видел, когда ты подошла, я ждал тебя еще вчера, — со скрытым упреком сказал я.
— Прости, но я очень плохо себя чувствовала.
— Да, да, конечно. Я понимаю…
— Пойдем отсюда, здесь слишком много народа.
— Может быть, тогда в гостевую избу, там никого нет?
— Пошли.
Мы вышли из толпы, окружавшей колымагу. Я хотел взять жену за руку, но она незаметно ее убрала. Я сделал вид, что не заметил ее жеста и просто пошел рядом. К сожалению, у меня на совести было много чего, что должно было очень не понравиться любой жене, и это второй день угнетало меня. С ее способностью читать мысли она вполне могла узнать о моих романтических приключениях с другими женщинами и имела полное моральное право относиться ко мне, мягко говоря, сдержанно.
— Я недавно встретил бабку Ульяну, — сказал я, просто чтобы не идти молча.
— Да! Ну и как она живет? — вежливо удивилась Аля. — Здорова?
— Нормально живет, что ей сделается, она еще девчонка.
— Ты же сказал, что она бабка.
— Это в Захаркино она была бабкой, а здесь девчонка.
Аля, как мне показалось, хотела что-то спросить, но передумала, испытующе посмотрела на меня. Хотя так смотреть был повод скорее у меня. Она вела себя явно неадекватно, так, как будто потеряла память, или все, что нас связывало, было совсем неважно и забылось, как несущественные пустяки.
— Ты очень изменилась. Я, между прочим, попал сюда только для того, чтобы разыскать тебя.
— Откуда ты узнал, что я здесь?
— Мне сказали.
— Кто сказал?! — излишне торопливо и резко спросила она.
— Люди, — пожал я плечами. Объяснить кратко и на ходу все мои обстоятельства было просто невозможно.
— Странно, о том, что я нахожусь здесь, знал всего один человек, тот, которого ты называешь Меченым, — словно уличая меня во лжи, сказала Аля, недоверчиво глядя на меня своими необыкновенными глазами.
— Я не в том смысле. Я не знал, что ты находишься в этой деревне. Я сюда попал совершенно случайно. Пришлось везти убитого, ну, этого Меченого. Он разбойник, и его вольные крестьяне не хотели хоронить в своей деревне. Я говорю о другом. Я в это время попал только для того, чтобы встретиться с тобой.
— Этого обо мне тоже никто не мог знать.
— Тем не менее, мне сказали, что ты здесь.
— Вот я и пытаюсь узнать, кто тебе это сказал? Не понимаю, почему ты темнишь? — говорила она, явно начиная сердиться.
За разговором мы подошли к гостевой избе, и я, воспользовавшись поводом, не ответил.
— Проходи, пожалуйста. Здесь никого нет, и нам не помешают.
Мы прошли в горницу, и Аля выбрал себе место у окна, спиной к свету.
— Так кто рассказал тебе обо мне? — повторила она прежний вопрос.
— Я не знаю, кто они, — почти честно ответил я. — Эти люди нашли меня и сказали, что ты здесь. Для тебя что самое важное, кто что кому сказал?
— Не люблю, когда про меня болтают лишнее, — сердито сказала она. — Пожалуйста, в мое отсутствие не обсуждай меня, особенно с посторонними.
— Послушай, милая, тебе не кажется, что мы с тобой говорим на разных языках? — не выдержал я. — Что вообще с тобой происходит?!
— Со мной ничего. А вот ты последнее время ведешь себя очень странно. Куда, например, ты дел саблю?
— В какое «последнее время» и какую саблю? — удивленно спросил я.
— Ту, что у тебя была.
— У меня было много оружия, какую саблю ты имеешь в виду?
— Я имею в виду арабскую саблю в ножнах с самоцветами, которая была у тебя раньше. Та, которую ты украл, извини, взял у… — она замялась, не зная, как поименовать секту сатанистов, у которых я отобрал прекрасный старинный клинок в самом начале моих «подвигов».
— Она не арабская, а индийская, — уточнил я. — И почему она тебя вдруг заинтересовала та сабля?
— Я просто хочу проверить, откровенен ли ты со мной.
— Аля, я тебя не узнаю.
— Значит, ты не скажешь, где сабля?
— Далась она тебе! Что нам, больше не о чем говорить!
— Понятно, ты меня не любишь! — воскликнула она со слезой в голосе и типично истеричными нотками, которыми многие женщины сопровождают такое печальное для себя утверждение.
Честно говоря, у меня самого появилось такое же чувство, только в отношении себя. Моя милая, нежная, замечательная жена превратилась в какую-то куклу. Со вчерашнего дня я ломал себе голову, что с ней произошло, но ничего не мог понять. Вроде бы я общаюсь с совершенно незнакомым, странным человеком, у которого, кроме знакомой внешности, все чужое. Я сделал еще одну попытку разобраться в ситуации. Спросил:
— Что с тобой происходит? И вообще, как ты попала к Меченому?
Аля не ответила, посмотрела манящим взглядом и пошло облизав кончиком языка губы, прошептала:
— Хочешь сегодня ночью быть со мной?
— Ну, да, конечно, почему нет, — не очень любезно ответил я.
— Тогда будь со мной до конца откровенен.
Она, как слабая провинциальная актриса, играющая обольстительницу, сузила глаза и опять облизала губы. Меня это покоробило, но я еще попытался достучаться до нее прошлой:
— Зачем тебе моя откровенность, когда ты сама знаешь, о чем я думаю.
— Вот именно, я все знаю, но хочу, чтобы ты доказал мне свою искренность.
— Ладно, пусть будет по-твоему, искренность так искренность. Я несколько раз тебе изменил.
— Знаю, — неожиданно жестко сказала жена. — Все вы… я даже знаю, с кем. Но сейчас речь не о том, отвечай, куда ты дел саблю?!
— Да что ты ко мне прицепилась с этой саблей! — вспылил я, окончательно теряя терпение. — Не суй свой нос в мои дела!
— А, ты так! — пронзительно закричала она, наливаясь гневом. — Не хочешь по-хорошему, скажешь по-плохому! Взять его!
