Василий Кононюк - Я меч, я пламя! (Ольга-1)
В конце отчета резидент неожиданно коснулся слухов, которые ходят по столице. Кроме традиционных: о близком конце света, голоде, неурожае, скором начале войны с поляками, появился в столице два новых и, с точки зрения резидента, весьма интересных. Слух, что советские ученые разработали лекарство от всех болезней и уже лечат им кремлевское начальство, второй – что пишет Сталину письма великая прорицательница. А напророчила она, конечно, близкий конец света, голод, неурожай и скорое начало войны с поляками. К сожалению, сетовал резидент, у него нет в настоящий момент сил и средств, чтоб проверить слухи относительно писем и лекарств, но они согласуются с теми обрывочными данными, которые он может самостоятельно раздобыть, и кажутся ему очень похожими на правду. В конце отчета резидент вспомнил историю Григория Распутина, появившегося перед Первой Мировой войной, и туманно намекнул, история любит повторяться и возможно, в настоящий момент имеет место аналогичная ситуация.
"Придется менять… а менять не на кого… проклятая страна, Арчибальд подавал такие надежды", но другого выхода не было, если резидент начинает пересказывать базарные сплетни в качестве доказательства своих фантастических идей, значит, пришла пора поменять обстановку. "Менять не на кого… отзову я его на месяц в Англию, пусть отдохнет, побеседуем с глазу на глаз, тогда будем принимать решение". Адмирал удовлетворенно вздохнул и спрятал отчет в сейф.
Потерять такую агентурную сеть – это был тяжелый удар. Вал репрессий, поднявшийся в СССР, агентам пережить было тяжело. По сообщениям Арчибальда, НКВД особо поощряло сотрудников, раздобывших вещественные доказательства сотрудничества подозреваемых с иностранными разведками или саботажа, поэтому, когда они натыкались на реальный случай, то цеплялись мертвой хваткой, пока не выжимали все что можно. Такие случаи обычно доводились до суда, по непроверенным данным только расстрельных приговоров было вынесено в 36-м больше сорока тысяч, число сосланных в лагеря или на спецпоселение исчислялось сотнями тысяч. Как ни странно, но репрессии получили широкую поддержку населения, видимо, потому, что коснулись в первую очередь руководящих кадров, получивших свою должность после революции, часть которых была откровенно слабыми руководителями и беззастенчиво злоупотребляла своим служебным положением. Причем действительно хороших руководителей не трогали, но если ты не попадал в этот разряд, ведь большинство людей показывают средние способности и средние результаты, то в лучшем случае отправлялся на пять лет осваивать новые земли северных областей Казахской АССР.
Адмирал тяжело вздохнул, дни, когда половина руководства СССР, РККА и НКВД были английскими или германскими шпионами, а то и работали на обе разведки сразу, подошли к концу.
***Нарком иностранных дел Литвинов перебирал в уме кандидатов на очень ответственное и сложное задание, которое у него возникло, и с досадой думал, что еще год назад никаких затруднений с кадрами бы не возникло. Но после того как Ежов перестрелял больше четырех тысяч и отправил в лагеря и спецпоселения еще тысяч двадцать бывших работников НКВД, найти достойную кандидатуру уже было затруднительно.
Фактов в копилке у наркома было значительно больше, чем у атташе, который, скорее всего, являлся резидентом Интеллиджент Сервис в СССР. Наркома мало удивили перемены в РККА – когда обнаруживают заговор в вооруженных силах, можно ждать и не таких изменений. Но вот разительное изменение интереса Сталина к внешней политике не могло не броситься ему в глаза. Внешне ничего не изменилось. На заседаниях Совнаркома Литвинов, как обычно, выступал первым, потом все долго обсуждали международную обстановку, но наркома не покидало чувство, что Сталина происходящее совершенно не интересует и он знает его наперед.
Обращать внимание на это он стал после выборов в Испании. Литвинов хорошо запомнил, когда Сталин впервые задал ему вопрос, какие шансы у левых выиграть эти выборы. Это было летом 35-го, за полгода до выборов. После этого он еще несколько раз интересовался, не поменялась ли обстановка. Последний раз, в конце ноября прошлого года, он долго расспрашивал об этом посла в Испании, о чем тот сразу доложил наркому. Это практически совпало по времени с памятным заседанием Совнаркома, на котором утверждался бюджетный план на 1936 год, потому Литвинов так точно запомнил дату. Сталин предложил внести в план существенные изменения. Они касались начала проектных и строительных работ на новом нефтеперерабатывающем заводе, а также инфраструктуры, которую планировалось построить в течение ближайших двух лет рядом с новым нефтеносным районом. Выделялись немалые средства на закупку и строительство завода по производству тетраэтилсвинца, а также планировался ввод в строй в ближайшие три года новых мощностей по производству алюминия. При этом существенно сокращались статьи, связанные с ВМФ, дальними бомбардировщиками, сокращался выпуск танков, но была поставлена задача обеспечить имеющийся парк достаточным количеством запчастей, передвижных ремонтных мастерских, увеличить выпуск бензовозов и тягачей. Сталин особо подчеркнул приоритетное значение развития нового месторождения нефти в связи с возможным дефицитом бензина в ближайшие годы.
Когда стали известны сенсационные результаты выборов в Испании, которые никто не мог предположить, Литвинов лично приехал к Сталину, чтоб сообщить ему последние известия. К своему удивлению, он не увидел никаких проявлений эмоций со стороны вождя, кроме озабоченности, которая явно читалась на его лице.
– Приготовьте поздравительную телеграмму испанским товарищам от имени Советского руководства. – Помолчав, он через некоторое время продолжил.
– Товарищ Литвинов, мы получили достоверные данные от нашей внешней разведки, что весной Гитлер займет демилитаризированную Рейнскую область. Ваша задача – выяснить, на какие действия готовы французы и англичане. От нашего имени можете сообщить, что Советский Союз присоединится к любым коллективным усилиям, вплоть до военных действий. Жду вашего доклада по этому вопросу в ближайшее время.
После доклада Литвинова, в котором он сообщил, что у англичан и французов нет такой информации, Сталин коротко сказал.
– Передайте, что состояние их разведслужб нас не интересует. Информация достоверная и проверенная. Нас интересует их возможная реакция.
Совершенно спокойно он воспринял в дальнейшем их полное бездействие. Вождь заранее предупреждал новое испанское руководство о возможности военного переворота, а переговоры Японии и Германии вызывали его насмешливую улыбку. Литвинову казалось, что Сталин уже знает, чем они закончатся.
Но самым характерным и показательным было внезапное изменение отношения вождя к Поликарпову, которое долго обсуждалось в кремлевских коридорах. Литвинов хорошо знал, что Сталин недолюбливает Поликарпова, впрочем, не он один. Тот был грубоватый, несдержанный, неважный администратор, не могущий держать коллектив в узде. С Поликарповым было нелегко, и должны были быть серьезные причины, почему Сталин в начале года вдруг занялся налаживанием работы данного КБ. Вплоть до того, что договорился с Поликарповым – все хозяйственные вопросы, распределение работ и их контроль возьмет на себя другой человек, а Поликарпов сконцентрируется на конструкторской работе. Ванникову поручили подобрать для КБ толкового администратора, а КБ предписывалось в течение 36-го года довести проект И-17 до стадии испытательных полетов, а в течение 37-го начать их серийный выпуск и наметить план модернизации части имеющегося парка И-16.
Эти и множество других фактов убедили Литвинова, что у Сталина появился серьезный источник информации, пользующийся его доверием, который независимо информирует его по международным событиям и, по-видимому, предсказывает войну после 39-го года. Познакомиться с этим источником, а дальше решать, можно ли его использовать или, как минимум, привести ситуацию к управляемой – эта задача стояла перед наркомом и требовала немедленного решения. И он знал, где нужно искать. Вся новая информация, часто неожиданная, приходила из ведомства Артузова, которое неожиданно было выведено из состава НКВД и фактически напрямую подчинено Сталину. Это было тем более странно, что деятельность ИНО была полностью под контролем Литвинова. Не только потому, что резиденты разведки, как правило, были сотрудниками посольства, но и агенты ИНО были под контролем Литвинова через Коминтерн, с которым у него были отличные отношения. Большинство агентов полностью дублировали полученную информацию в Коминтерн. Все вроде было как всегда, но сведения откуда-то приходили Артузову, а вот откуда, в этом был вопрос. И еще одна информация дошла до его ушей. Один из уже бывших сотрудников секретариата вождя разболтался, выпив лишку, о том, что у Сталина есть свои секретные агенты, глубоко законспирированные, которые пишут прямо ему, и эти письма работникам секретариата запрещается читать. Но он одно из них читал, и там писалось еще весной, что в Испании на выборах победит блок левых партий.
