Андрей Посняков - Око Тимура
– Проводить ли тебя к дому уважаемого Фарида ибн-Бея? – спрятав полученные монеты, медоточиво справился водонос.
– Не надо, уважаемый, – отказался Иван. – Раб покажет мне… К тому же я еще и не говорил с ним… может, и обознался.
– Вах, – воскликнул Али и, когда Раничев подошел к валяющемуся в пыли невольнику, проворно юркнул в толпу. Вдруг и в самом деле этот кяфир обознался? Чего же зря расставаться с деньгами? Разве он, Али, их не заработал? Честно заработал – почти полдня таскал за собой неверного по всему городу, а обознался тот или нет – это чужие проблемы.
– Встань, – поджав губы, попросил невольника Иван.
Парень послушно поднялся на ноги – тощий, избитый, грязный, с медным крестиком на шее.
– Благодарю тебя, падре.
– Пустое… Я всего лишь монах. Кто ты и откуда?
– Меня зовут Альдо, Альдо Виретти, я из Венеции…
– И, видно, был матросом на каком-нибудь судне?
– Юнгой, синьор.
– Дальше можешь не рассказывать. – Раничев усмехнулся. – Обычная история – внезапно налетели пираты и вот…Твой хозяин, судя по всему, тот еще пес.
– О да, – юноша помрачнел. – Поначалу я работал у него в усадьбе – рыл колодцы, таскал камни для ограды – там и надорвался. С тех пор Фарид посылает меня сюда просить милостыню… Здесь много таких.
– Я вижу, – мрачно кивнул Иван. – Ума не приложу, что мне с тобой делать? Имей в виду, денег для твоего выкупа у меня нет.
– О, милосердный брат, – неожиданно улыбнулся Альдо. – Спасибо и на том, что вступился за меня… иначе б… – Он грустно вздохнул. – Как твое имя, брат?
– Э-э… брат Иоанн… Не знаешь ли ты какой-нибудь приличной корчмы в христианском фундуке?
– Знаю, – кивнул невольник. – Я расскажу тебе о ней по пути к хозяину.
– А проводить меня в корчму ты не можешь?
– Нет, брат Джованни. Видишь тех парней с мухтасибом? Они присматривают за нами и обо всем докладывают хозяевам.
Раничев немного подумал и махнул рукой:
– Хорошо. Идем к твоему хозяину.
Прихрамывая на левую ногу, Альдо пошел впереди, показывая дорогу.
– Не спеши так, – попросил Иван. – Лучше скажи, видал ли ты сегодня, как проезжали по рынку погонщики ослов?
Юноша вздрогнул и остановился:
– Видал, брат Джованни… Только… Никогда больше не спрашивай про них, иначе… – Альдо затравленно оглянулся.
– Что – «иначе»? – заинтересовался Раничев. – Ну-ка, подробнее! Обещаю – все останется между нами.
– Да я и не знаю всего, – на ходу качал головой раб, – только на рынке их все боятся… Ну не все, а те, кто победнее. Кажется, им многие платят за право торговать здесь.
– Куда же смотрит мухтасиб? – удивился Иван.
– Куда? – Альдо лишь усмехнулся. – И еще ходят слухи, что погонщики крадут детей.
– Как это крадут? Хотя раз ты говоришь, что мухтасиб им покровительствует…
– И никто не знает, зачем им эти дети.
– Ну тут догадаться можно. – Раничев засмеялся. – Для продажи, естественно, для чего же еще?
Снова оглянувшись, юноша понизил голос:
– Для продажи? А зачем же им младенцы? Они их не только крадут, но и покупают в бедных семьях, причем только мальчиков. От младенцев-то какой толк?
– Младенцев? – задумчиво переспросил Иван. – Однако…
– Однако мы уже пришли, – повернулся к нему раб. – Вон те ворота.
Раничев обернулся. Позади них, позевывая, встал на углу молодой парень с дубинкой. Помощник мухтасиба, то самый, что шел за ними от самого рынка.
Подойдя к воротам, Иван решительно постучал…
Пресловутого Фарида ибн-Бея дома не оказалось, и Раничеву в образе монаха из выкупного братства пришлось разговаривать с домоправителем – сутулым стариком в белой чалме и с узкой седой бородою.
– Выкупить? Хорошо, я скажу хозяину. С ним и договаривайтесь о цене. А невольника велю хорошенько вымыть. Ты и в самом деле собираешься его выкупить? Он же ничего не может… Ах, сын дальней родственницы… Что же, бывает и так. Завтра? Нет, хозяин сейчас погружен в дела. Лучше через три дня. Да-да, вот сюда и приходи, в дом, а сейчас прощай.
Выпроводив Раничева, домоправитель подозвал к себе Альдо, больно схватив его за плечо крепкими крючковатыми пальцами:
– Знаешь ли ты, раб, что такое плеть из кожи гиппопотама? – скривив тонкие губы в улыбке, прошипел он.
Юноша вздрогнул и с ужасом взглянул в глаза старика.
– Чернокожий Мустафа хорошо управляется ею… Хвастает, что с одного удара может перешибить позвоночник…
Альдо в страхе бросился на колени:
– К чему ты говоришь это, уважаемый Карим?
– К чему? – Домоправитель желчно рассмеялся. – Вот что, парень, сейчас ты поведаешь мне во всех подробностях, о чем с тобой говорил это лже-монах, не умеющий даже правильно креститься! И он еще прикинулся итальянцем? Передо мной, старым Пьетро Тинелли? Ха! Ну что скажешь, гнида?
– Господин, я расскажу тебе все, – жалобно прошептал Альдо. – Только вот этот лжемонах ничего такого и не спрашивал…
Младенцы! Погонщики ослов крадут и скупают младенцев! И – только мальчиков. Именно их во времена древнего Карфагена и приносили в жертву Ваалу, Ваал-Хаммону, богу солнца и плодородия, сжигая в ладонях огромного золотого идола! Мальчиков, первенцев… Неужели…Неужели погонщики ослов и есть «Дети Ваала», возглавляемые таинственным Хасаном ад-Рушдия? Но почему все так их боятся? Одно слово халифа, и… А может, они имеют надежного покровителя во дворце? Да, скорее всего, имеют. Именно поэтому и не смог распутать дело кади. Но все же старик Зунияр-хаджи упрям и своего добьется. Вероятно, погонщики знают об этом. И предупредили, подкинув в дом змею, – ведь не привиделась же она Ивану!
Погруженный в мысли, Раничев не заметил, как, пройдя в восточные ворота медины, оказался в квартале христиан. Впрочем, строения вокруг никак не напоминали об этом – все те же квадратные домики с плоскими крышами да запыленные, похожие на перевернутые вверх швабры, пальмы. Один из домиков, в отличие от местной традиции, выходил распахнутой дверью прямо на улицу, внутри виднелись столы, пахло чуть подгоревшей кашей.
Корчма! Иван вдруг ощутил, что проголодался, и, не долго думая, вошел внутрь. Почти все довольно просторное помещение занимал большой длинный стол, по обеим сторонам которого тянулись тяжелые скамейки, сколоченные из толстых досок. Посетителей видно не было, скорее всего, ушли к вечерне. Лишь чернокожий слуга в красной плоской шапочке деловито подметал двор.
– Эй, уважаемый, – высунувшись в дверь, махнул ему Раничев.
Завидев посетителя, негр отбросил метлу и улыбнулся:
– Достопочтенному господину угодно перекусить?
– Что ты такое говоришь, ведь пост же!
– А пресная лепешка и чечевичная каша на оливковом масле? – подмигнул негр.
– Каша, говоришь? – Иван уселся за стол и перекрестился на висевшее в углу распятие. – Ну неси, только быстро.
Ближе к вечеру таверна наполнилась народом. Купеческие приказчики из Генуи, вольноотпущенники, врачи, несколько монахов-францисканцев. Раничев с интересом прислушивался к разноязыкому говору, впрочем, ничего особенного так и не услышал. Обычные разговоры – о непроданных грузах, о порядках в торговом порту и таможне, о приближающейся буре – и в самом деле, небо затянуло черная туча. Посмотрев на нее, Иван засобирался домой. Покинув таверну, он сориентировался на высокий минарет мечети Олив и, стараясь придерживаться выбранного направления, нырнул в лабиринт улиц.
Когда Раничев уже подходил к дому кади, блеснула молния и первые капли дождя упали на город, чтобы, чуть погодя, обрушиться мощным потоком.
Войдя в распахнутые ворота, Иван увидел мечущегося по двору старика Хайреддина.
– Что случилось, уважаемый? – удивленно осведомился Раничев.
– О! – Старик закатил глаза. – Великое горе постигло нас, Ибан! Великое горе.
– Да что ж случилось-то, говори!
– Наш благочестивый хозяин, наш почтеннейший господин, сосуд мудрости и светоч учености, о котором никто не мог бы сказать худого слова, наш…
– Короче!
– Наш господин, почтеннейший кади Зунияр-хаджи, взят под стражу по приказу самого халифа!
– Вот это да! – пораженно присвистнул Иван. – Что же теперь будет?
– С нами – ничего. – Хайреддин усмехнулся. – Мы все свободные люди – кади давно уже составил бумаги. Вот только чем теперь займемся? Ведь дом и сад конфискуют в казну халифа. Эх, бедный, бедный хаджи! Надо было б и тебе уезжать вслед за ученейшим Ибн Хальдуном.
– Ну что причитать раньше времени? – Раничев попытался утешить старика. – Может, все еще обойдется?
Иван чувствовал, как чья-то безжалостная рука нанесла очередной удар. Не вышло со змеей? Что ж – пусть будет по-другому. И все это именно в тот момент, когда кади вновь решил заняться погонщиками ослов. Интересно, в чем обвинили старого хаджи, уважаемого в городе человека? В самых страшных деяниях – преступлениях против Бога? Но где же они возьмут доказательства, ведь арестованный судья был человеком благочестивым и праведным? Раничев быстро припомнил все преступления, пытаясь понять, каким образом можно привязать их к Зунияру-хаджи. Вероотступничество? Ну нет, кади был ревностным мусульманином, в отличие от многих. Богохульство, прелюбодеяние, воровство? Нет! Обман и мошенничество, винопитие, азартные игры – ни в чем таком кади даже и заподозрить было нельзя, он не совершал ни запретных деяний, ни недостойных поступков – не был скупым, но не являлся и расточительным, не был женат на иноверке, не был жесток… Добрейший Зунияр-хаджи, неподкупнейший и справедливейший кади, кажется, неподкупность вышла тебе боком!
