Алексей Кулаков - Наследник
– Благодарствую за милость явленную, государь-наследник.
Равнодушно обогнув недоумевающую над своей столь внезапной немочью хозяйку и помогающую ей встать дочь, царственный отрок чуть повернул голову, обращаясь к идущему немного позади купцу:
– А ведь ты так и не понял, насколько велик твой дар.
Указав на сердце, которое иногда начинало просто суматошно биться, а потом и на голову, кою все чаще сжимали тиски сильной боли, целитель дождался, пока в глазах Тимофея проявится понимание.
– Ушло – и больше не вернется.
На улице, мимолетно оглядевшись по сторонам, уважаемый и авторитетный торговый гость Суровского ряда пал на колени и стал отвешивать земные поклоны.
– Мить, а чего это он?
Усевшись на своих аргамаков, два царевича слегка тронули поводья. Забренчали оружным железом и начали перекликаться дворцовые стражи, многолюдно загудели на разные голоса соседи – и тем удивительнее было, что купец, все так же отбивающий поклон за поклоном, услышал тихие слова наследника:
– Разве твои наставники тебе не сказывали о таком? Ежели проситель, да еще и не боярского либо княжеского рода…
Динь-динь-динь!
– А я здесь!..
В один из последних апрельских денечков, под слегка нахмурившимся в ожидании скорого дождика небом, четверо детей увлеченно играли в жмурки. То и дело во внутреннем дворике Теремного дворца раздавались веселые взвизгивания шестилетней Евдокии или звонкий смех восьмилетнего Ивана, раз за разом ускользавших от нарочито-неуклюжих рук старшего брата. А самый маленький царевич просто радостно улыбался, предпочитая наблюдать за весельем. Слишком уж быстро у него пока уставали ножки.
– И-ии!..
– Поймал!
Впрочем, ловкая «охотница» довольно скоро вернула плотную повязку на лицо любимого (да что там, просто обожаемого) братика, по праву победительницы отобрав обратно свой колокольчик.
Динь-дилинь-динь!
Отслеживая перемещения родственных Узоров (чему повязка на глазах только помогала), Дмитрий мог в любой момент поймать и брата, и сестру, но зачем? Куда лучше нежиться в изливаемом на него потоке эмоций и чувствовать, как душа буквально воспаряет на седьмое небо. От столь долгожданного, вымученного, выстраданного и оттого воистину драгоценнейшего семейного счастья…
– Осади.
Голос десятника, в котором вместо привычной ленцы прозвучала легкая настороженность, вернул его на землю. Не желая хоть как-то прерывать свою возню с мелкими, царевич очень сильно пожелал, чтобы это был всего лишь очередной любопытствующий зевака, – и приглушенный бубнеж постельничего сторожа почти убедил его в этом.
Динь-динь.
«Запоздало» хватнув воздух там, где еще мгновение назад стоял Иван, наследник «внезапно» скакнул вперед, самыми кончиками пальцев зацепив сестру.
– А вот и нетушки!..
Легкие шаги приблизившегося дворцового стража принесли с собой легкое раздражение, довольно успешно (и быстро) переходящее в сильное. Кто посмел!..
– Димитрий Иванович, не гневайся. Там до тебя от великой государыни.
Стянув повязку и сразу же опознав одного из трех своих должников, юный и очень красивый отрок холодно улыбнулся, а охранник, увидев, как глаза наследника наливаются бездонной чернотой, быстро отступил, встав за правым плечом. Меж тем стольник приблизился, едва заметно кивнул, обозначив тем самым обязательный поклон, и открыл рот, дабы донести до пасынка слова его мачехи…
– Ты царского рода?
Подавившись так и не прозвучавшими словами, молодой придворный замер в легком ступоре.
– Так почему же ты стоишь передо мной в шапке? Считаешь себя выше крови Рюриковой?
Переглянувшись, четверка дворцовой стражи подошла поближе к излишне гордому стольнику, который медленно и с явной неохотой снял свою отороченную куньим мехом шапку.
– Великая государыня желает, чтобы ты…
– Где твой поклон? Впрочем…
Отрок смерил придворного высокомерным взглядом, а постельничие сторожа придвинулись к нему еще ближе, подперев своими широкими плечами.
– Ты можешь просто встать на колени.
Одновременно с плавным жестом детской руки колени молодого мужчины подломились, а горло словно бы перехватило шелковой удавкой.
– Вот так. А почему рукой тянешься туда, где должен быть кинжал? Уж не задумал ли ты недоброе? Смотри на меня, холоп!
Невольно зарычав от боли, когда десятник рванул его голову вверх, стольник уставился на царевича гневно-непонимающими глазами.
– Вот как.
Глубоко впившись пальцами в безбородое лицо, наследник начертал ему чуть выше переносицы крест, моментально вспухший безобразным нарывом. Разжал левую руку и прошипел свой приговор-обещание:
– Любой, кто умыслит на братьев моих или сестру, еще при жизни познает муки адовы!
Потеряв интерес к подергивающемуся в мелких корчах телу с закатившимися глазами, Дмитрий вернулся к притихшим от увиденного родным. Ласково улыбнулся, почти сразу развеселив сестру немудреной шуткой, затем к развалившемуся на земле стольнику потерял интерес и Иван. Ну а Федор, по малым своим годам, с самого начала был к происходящему равнодушен. Поглядев на царевичей (и в особенности на самого старшего из них), разошлась по своим местам и стража. А вскоре царские дети и их охрана вообще покинули внутренний дворик Теремного дворца: на свежем воздухе побегали, в жмурки поиграли, пришло время сказки читать!..
– Ветер, ветер, ты могуч! Ты гоняешь стаи туч, ты волнуешь сине море, всюду веешь на просторе. Не боишься никого, кроме Бога одного… Аль откажешь мне в ответе? Не видал ли где на свете ты царевны молодой? Я жених ее…
Семь верховых челядинок, собравшихся вслед за своими подопечными в покои наследника и наравне с детьми завороженные необычайно красивой сказкой, задержали дыхание, слушая мягкий голос десятилетнего баюна. Он играл интонациями, тембром голоса, то повышая, то понижая его, – а они видели молодого богатыря, скитающегося в поисках своей любимой, ощущали его тоску и вместе с ним печалились и радовались.
– …Постой, отвечает ветер буйный. Там, за речкой тихоструйной, есть высокая гора. В ней глубокая нора; в той норе, во тьме печальной гроб качается хрустальный, на цепях между столбов. Не видать ничьих следов вкруг того пустого места… В том гробу твоя невеста.
Вошедший в покой князь Вяземский застал удивительную и даже тревожную картину: личные служанки детей его повелителя сидели тесным кружком, лица их были печальны, а из глаз так и норовили пролиться слезы.
– Что слу…
– Тш!!!
Услышав в ответ многоголосое шиканье, он несколько растерялся. Впрочем, верховая челядинка Авдотья почти сразу изобразила лицом немой вопрос, и он пятью словами изложил свое дело:
– Великий государь наследника видеть желает.
Она тут же скользнула за дверь, оборвав своим появлением размеренный речитатив седьмой из двенадцати «Сказок». Недолгая тишина – и слова полились вновь, но выговаривал их уже средний царевич, а Димитрий, ответив на поклон князя вежливым наклоном головы, зашагал вслед за ним в родительские покои.
– Батюшка.
В царском кабинете обнаружилась целая куча людей: за спиной сидящего на привычном месте Иоанна Васильевича стояла и сверкала полными скрытого бешенства глазами его супруга, у двери замерли двое рынд и десятник постельничей стражи, а вдоль боковой стены выстроились князь Черкасский в компании с царицыным стременным и ее же двумя стольниками. Правда, на этом список родичей великой княгини не заканчивался, ибо еще один как раз лежал на рогожке, расстеленной аккурат посреди кабинета, внушая отвращение своим почерневшим лицом, на лбу прогнившим аж до светло-желтой кости. Да и попахивало от него… Будто от кучи потрохов, вдоволь полежавших на солнцепеке.
– Митя.
Против ожидания, отец спросил его о другом.
– Марья печалуется, что ты неслух. Она тебя просила прийти, а ты? Отчего так, сыно?
– Прости, батюшка, я и не знал, что меня зовут.
– Ну как не знал, коли она своего стольника за тем и отправила? Кстати, а что это с ним?
– Стольник тот, батюшка, оказался невежей: шапку не сломил, поклона не отбил, считая себя выше рода царского. А когда я ему на то попенял да к вежеству сподвигнул, начал шарить у пояса в поисках клинка.
– Так. Продолжай, чего же ты?
– Вопросив его, я узнал, что желает он смерти моей, а также братьев и сестры.
Ярко-синие глаза потихоньку начали темнеть, но властитель земли Русской этого не заметил, хотя прозвучавшее обвинение и было более чем серьезным, однако же своему первенцу он поверил сразу и безоговорочно. Кому, как не родичу молодой царицы, думать о том, сколь много пользы принесет и ей, и ближним ее смерть пасынков и падчерицы?
