Роман Злотников - Орел взмывает ввысь
Аникей между тем разжег щепу и начал колдовать над сбитнем. Я же взял «Известия Московской городской думы» и заинтересованно начал пробегать их глазами… Ну что ж, вполне верноподданническое издание. А вот об организации общенациональной газеты, пожалуй, стоит подумать. Эвон уже и издатели появились, и корреспонденты. В общем, кадры есть. Да и почтовая связь налажена. Царевы гонцы от поста к посту на царевой дороге письма и указы доставляют до Приамурья всего за пять-шесть недель, так что как минимум ежемесячник издавать можно. До выхода следующего номера предыдущий устареть еще нигде не успеет. Эх, жаль, голубиной почтой не передашь. С ней-то известия из Приамурья доставляются всего за шесть-восемь дней. А пока у нас из общегосударственных периодических изданий токмо журналы царевых обчеств, выходящие раз в месяц, университетские журналы с той же периодичностью да двенадцать регулярно выходящих государевых календарей…
Но все равно стоит повелеть Пошибову составить для меня справку по местной прессе. Может, интервью кому дам. Хоть он и невкусный…
Но когда мы с Аникеем уже сидели и прихлебывали горячий, ароматный сбитень, выяснилось, что озадачивать Пошибова незачем. Аникей продолжал коршуном виться над моим новым секретариатом, прямо-таки гнобя персонал своей требовательностью и дотошностью, так что для меня уже готовили как раз именно такую справку. Причем не только по московской прессе, но и по четырем с лишним десяткам государевых городов. А также по всем тридцати трем губерниям, буде где в них также начали издавать какие-нибудь периодические издания. Ну что ж, похоже, у моего сына к тому моменту, как он примет трон, окажется довольно эффективная канцелярия…
А потом я снова разболелся.
Спину прострелило так, что хоть стой, хоть падай. По уму, стоило бы уже, конечно, передать корону сыну, а самому уехать в Белкино и спокойно там доживать… Но мне хотелось передать страну сыну так, чтобы основные проблемы были бы уже совсем решены. Ну не все, конечно, но хотя бы самые острые. А также создать более-менее основательный задел на будущее. У меня-то, слава Богу и Пресвятой Богородице, авторитет в обществе о-го-го! Та же программа переселения идет без сучка без задоринки. Народ-то еще помнит посошные рати, которые набирались при Грозном, и ставит в церквях свечки государю, коий даточных крестьян не на войну, а на строительство и заселение новых земель верстает. Но человек быстро привыкает к хорошему. Ой, боюсь, стоит Ивану на престол взойти, так людишки тут же ворчать зачнут, что это, мол, народ без желания невесть куда гонят. И одним струментом да государевым коштом на перевозку и еще недавно введенными тремя рублями подъемных на семью тут уже вряд ли обойтись. Придется предоставлять долгие налоговые каникулы и иные льготы, а денег и так не хватает… Так пусть хотя бы на Дальнем Востоке где-то миллион русских людей накопился бы. Чтобы было откуда переселенцев для новых земель за морем набирать… Вот вспомнил сейчас, как мечтал в Сибири как раз миллион русских поселить. А там уже ноне и все три с половиной, ну ежели, конечно, с Приамурьем считать. С перевыполнением, стало быть!
Я провалялся неделю, а потом поднялся. И поехал в Одинцовский гарнизон, где вместе с сыном мне предстояло наблюдать за полковыми учениями приведенных к единому штату стрелецких полков. Иван ради такого случая приехал из Прибалтики.
Учения прошли славно. Стрельцы споро и дружно палили из ружей и быстро втыкали в стволы рукояти байонетов. Сын был горд тем, как все получилось. Ну так его идея была. Но я решил щелкнуть его по носу. И вечерком, когда мы вдвоем сидели в моих старых палатах, велел ему принести ружье с байонетом и с любопытством несколько раз воткнул его рукоять в ствол.
— Много пользы от сего изобретения, батюшка, — с важным видом пояснил Иван. — Во-первых, стрельцам теперь нет надобности носить шпаги, кои им ранее для рукопашного боя были положены. А значит, каждому стрельцу на оснащение на сорок копеек менее денег надобно. Опять же облегчение. Стрелец на себе таскает меньше, устает опять же меньше или какую иную справу может взять, ну там патронов бумажных либо харча. Во-вторых, окромя той же шпаги стрельцы с собой все одно еще и ножи носили. Ну там для хозяйственных нужд, ту же банку с тушенкой открыть, хлебца нарезать, заплату на сапог вырезать, а ныне ему в том надобности нет. Байонет для всего подойдет. В-третьих, ружье-то с байонетом куда как длиннее шпаги будет. Значит, и по всаднику стрельцу колоть куда сноровистей. Шпагой-то с земли не больно дотянешься. Да и по скорости изготовки к рукопашной после стрельбы мы потеряли не шибко. Стрельцу-то после последнего залпа надобно было перехватить ружье в левую руку и уж потом шпагу выпростать. Мы мерили, всего-то на две секунды более выходит…
Я усмехнулся.
— За две секунды человек знаешь сколько пробежать может? Сажени четыре-пять. А ежели враг будет строй блюсти, да еще время на разнобой набросить, да на суету, что всегда в бою случается, почитай, одного залпа стрельцов лишили. Да какого — в самый упор.
Сын набычился.
— Пробовали мы — никак не получается еще одного залпа. И вообще, во Франции, чай, тоже не дураки, а поранее нас пикинерские роты убирать начали. И всех своих стрелков байонетами вооружать.
Я вздохнул.
— Ох, сын, на Европу-то смотреть надобно и переимать от них что полезное тож, но нешто русскому уму пристало просто так же делать, а не лучше?
Иван озадаченно посмотрел на меня. А я вытащил из ствола байонет, приставил его к нижней части ствола и выразительно посмотрел на сына.
— Ну нешто трудно тут было закрепить, а не в ствол втыкать? Все, о чем ты говорил, сполнено и стрельбе не мешает.
Сын долго, несколько минут, смотрел на эту конструкцию, а потом прошептал:
— Как просто… — и, вздохнув, понурился. — Нет, батюшка, мне тебя никогда не превзойти. Эвон ты как во всем, как это лучше сполнить, разглядеть умеешь.
А я испытал острый укол совести. Господи, ну ведь я не разглядел, а просто знал! Как же тяжко собственного ребенка обманывать… И не расскажешь ничего. Как говорят немцы — то, что знают двое, знает и свинья. Нельзя разрушать мифа, который работает на твою страну. Потому что этим ты сработаешь против нее. А если я кому-нибудь когда-нибудь скажу о том, кто я такой на самом деле, то рано или поздно все откроется. И тогда многое, если не все, — полетит кувырком. Поэтому я молчал, молчу и буду молчать…
Я встал, подошел к сыну и потрепал его по плечу:
— Ничего, Иван, и ты научишься. Главное — хотеть…
5
Ехавший впереди лейтенант кирасир внезапно натянул поводья коня и замер, прислушиваясь. Лорд Самуэль Висбю тоже остановился и нервно огляделся.
— Что?
Кирасир молча махнул рукой, тихо, мол… а потом быстрыми движениями выудил из седельных кобур два пистолета и со щелчками взвел курки, продолжая все так же напряженно вглядываться в лесную чащу, вплотную подступавшую к дороге. В этот момент у левой ноги сэра Самуэля бесшумно мелькнула какая-то тень. Он вздрогнул и выругался сквозь зубы. Опять этот монах с его привычкой передвигаться совершенно бесшумно. И когда успел слезть с коня? Тут кирасир внезапно вскинул руку с пистолетом и выстрелил куда-то в лес. Почти одновременно оттуда послышался ответный выстрел, и кирасир громко выругался, схватившись за правое плечо. Но разряженный пистолет, однако, не выронил, а перехватил левой рукой и быстро сунул в седельную кобуру, одновременно с этим шенкелями посылая коня вперед, в лес. Лорд Висбю испуганно оглянулся. Если это засада на него, то вот в этот момент он остался совершенно без охраны. А ну как с другой стороны дороги из чащи выскочит какой тать? Но двинуться за кирасиром он все-таки не решился. Выскочит, не выскочит — еще большой вопрос, а в лесу явно разгоралась схватка. Вон кирасир и из второго пистолета выстрелил…
Схватка закончилась быстро. Сэр Самуэль еще не успел и три раза вытереть выступивший на лбу пот, как двое его сопровождающих — кирасирский лейтенант с очень неудобоваримым славянским именем Евлампий и монах, представившийся при первой встрече иноком Парфеном, — показались из леса. Монах шел размеренным шагом, все с тем же обычным для него спокойным и даже отрешенным выражением лица, а на лице кирасира играла лихая улыбка. Поперек седла у него лежал какой-то полуржавый мушкет.
— Чухонцы! — сообщил он, как будто это слово могло хоть что-то пояснить сэру Самуэлю. — В Северную войну их тут татары да башкиры имали. Да не всех поимали. Кто в чаще сохранился, кто к карелам утек. А ныне вернулись и озоруют. Их тут немного осталось, тыщ тридцать. И большинство мирные. Но кое-кто злобится. Тут поселенцев-то по старым лопарским мызам да деревням селили. Так что некоторые вернулись, а дом-то и хозяйство — заняты уже. Кто мирно рядом отстроился да и живет, а кто обиду затаил и в шиши подался. Или вообще днем крестьянствуют, а ночами татьбу ведут. — Кирасир оглянулся и бросил взгляд на лесную чащу. — Но эти — не такие. Эти — чистые шиши. Эвон на них одежка какая — рвань одна. И посмотреть не на что. Токмо на бумагу годна. И эвон мушкет старый… А вот мундир мне порвали. А я токмо перед путешествием за него медью взял!
