А. Живой - Битва на Калке
– Можешь не переводить, – опередил Плоскиню Забубенный, – и так понятно. Скажи ему, что бы скакал на подмогу к Буратаю. Я буду следом.
Вождь бродников послушно перевел. Джурчи бросил недоуменный взгляд на Кара-чулмуса, в котором явно читалось недоумение и раздвоение личности. С одной стороны ему было приказано явиться на берег со своей сотней, и он уже почти явился. С другой стороны и Кара-чулмуса следовало привезти, но он почему-то ехать не торопился. Джурчи задумался, не зная, какое из двух зол меньше. И не следует ли привести с собой вампира силой.
«Да, сотник, – промелькнуло в голове у Григория, – не быть тебе темником». И чтобы подтолкнуть нерешительного Джурчи к нужному действию, механик указал на третий корабль, что был уже опутан монгольскими веревками, приближался к берегу, но отчаянно сопротивлялся. На нем было много лучников, и они не сдавались, предпочитая смерть позорному плену. Монголы десятками валились с берега, пронзенные стрелами азиатов. Показав на корабль, Забубенный крикнул изо всех сил, издав грозный рык:
– Скачи немедленно, твои воины нужны там!
И Джурчи подчинился. Он забрал свою сотню и ускакал вниз, крикнув что-то неразборчивое напоследок. Но, когда глухой стук копыт его воинов затих, Забубенный с удивлением различил за своей спиной какую-то непонятную возню. Обернувшись, к своему удивлению грозный Кара-чулмус увидел неподалеку два десятка монгольских воинов, неизвестно почему не последовавших за своим командиром. Сделать они это могли, только по особому приказу. И значит, этот приказ Джурчи отдал.
«Вот сволочь, – выругался про себя механик, – не доверяет самому Кара-чулмусу. Хитрая монгольская харя».
Григорий всмотрелся в противоположный берег. Едва ладья под алым парусом отплыла от дальнего берега, как началась свистопляска на этом. Увидев, что встречный караван атакован у порогов, моряки с ладьи некоторое время недвижимо созерцали битву, не зная, что предпринять, то ли на помощь идти, то ли бежать подальше. Но потом, видимо, рассмотрев, чей караван, решили не лезть не в свое дело. Медленно, ловя ветер ладья под алым парусом, блеснув на солнце ярким золотом вышивки, двинулась вдоль дальнего берега к мысу. Забубенный напрягся: далеко идет, но под скалистым мысом будет проходить по любому, приблизится. Пройдет почти рядом. А дальше за поворотом река опять расширялась. Значит, только здесь на нее и можно попасть.
А битва уже разгорелась вовсю. На четвертом судне меткий выстрел монгольского лучника поразил рулевого. Ладья с рабами на борту резко завернула вправо, расходясь с берегом. Но это оказалось еще страшнее. На большой скорости она налетела прямо на острые камни ближайших порогов. Раздался страшный треск, эхом разнесшийся по всему побережью. Ладья сначала разломилась на две половины, а затем и вовсе рассыпалась на отдельные бревна, подхваченные водоворотами и бурным течением. Все люди, что были на палубе, были выброшены в воду, огласив окрестности дикими воплями утопающих. Кого-то побило бревнами, кого-то об камни, многих затянуло в водовороты, что во множестве имелись вокруг порогов. Самые отчаянные выбрались из стремнины и плыли к берегу из последних сил. Но и там их ожидала незавидная участь.
Вслед за этой ладьей еще несколько, пытаясь избежать захвата, забирали вправо, отчаянно стремясь пройти сквозь валуны порогов по бурному течению. Но все они разбились о пороги, рассыпавшись в хлам, на сотни отдельных бревен и досок. Линия порогов покрылась обломками мачт и скелетами ладей. Вырезанный идол, украшавший нос одного из судов, застрял между камнями и торчал теперь над водой как скорбный знак кораблекрушения. Обрывки парусины поплыли вниз по течению. Бочки, тряпки, мертвые и еще живые люди плавали по поверхности, но быстро тонули. Крики их заглушал вой Днепра. «И все это из-за какой-то смолы, раздосадовано подумал Григорий».
Неизвестная ладья под алым парусом уже прошла половину пути до скалистого мыса.
– Пора, – сказал сам себе Григорий, и, обернувшись, хотел крикнуть по-монгольски в сторону маячивших позади всадников, чтобы все оставались на местах, но крик застрял у него в горле. Справа из распадка между холмами неожиданно показался еще один отряд, не меньше сотни числом. Вел его сам Буратай, которого Забубенный никак не ожидал увидеть здесь, вдали от боя. Отряд мгновенно отрезал Григория от берега, но не остановился. Поравнявшись с ним, Буратай на ходу окликнул механика:
– Ты можешь быть доволен Кара-чулмус, мне уже доложили, – смолы много. Поедем к берегу, посмотрим добычу.
Забубенный бросил тоскливый взгляд в сторону алого паруса, уже почти скрывшегося за скалистым мысом, и нехотя последовал за монгольским темником.
Глава двадцать первая.
«Целый год в орде»
В тот раз ничего не получилось. Шикарный план побега на Русь сорвался в последний момент, и Григорий был вынужден вернуться в лагерь, где его ждал с новостями Субурхан. Но, как выяснилось по прибытии, не он один. За время похода Забубенного к Днепру вернулся Джэбек с целым караваном вьючных лошадей и привез с собой множество железных погремушек, которые вполне можно было применить в дело починки осадных башен. Рассматривая все эти изделия, Григорию показалось, что своим дерзким повторным налетом Джэбек лишил несчастных грузинов всех запасов металла на сто лет вперед, помешав становлению литейного дела, ибо вьючные лошади проседали под непомерным грузом. Откуда высоко в горах обнаружилось такие залежи металлолома, для Забубенного оставалось загадкой. Наверное, смекалистый Джэбек на обратной дороге помимо грузинов наткнулся еще и на гномов, заодно ограбив их кладовые.
Хитрый Тобчи тоже не терял времени даром и заготовки леса в рамках операции «Лес в степи» прошли не менее удачно. Рядом с юртой Кара-чулмуса возвышались настоящие курганы из свежеструганных бревен, – тут видно постарались прибывшие плотники от землячества бродников, – оставалось только возвести над этим складом временного хранения приличную крышу, чтобы получился ангар, и можно было начинать выгодную торговлю с Тмутараканью.
Но и темник Буратай не подкачал, – вернувшийся с берегов Днепра отряд привез с собой тридцать три бочонка с первоклассной русской смолой, которая предназначалась на экспорт в страны ближнего востока. Субурхан добычу одобрил. Так что теперь у Забубенного было все, что требовалось для починки осадных башен. И, как бы он не хотел отвертеться, приходилось приниматься за работу. Монголы выполнили свою часть, и для великого механика наступало время выполнять свою. Григорий, скрепя сердце, принялся за работу. Назвался груздем, как говориться, – чини башни.
Механик приказал себе пока не думать о возвращении на родину и начал восстановительные работы. Как-нибудь потом, когда выпадет новый случай, он решил попытаться снова сбежать. Но пока Субурхан ему недвусмысленно намекнул, что время не ждет, других чжучженей у него в запасе нет, и Кара-чулмусу следует поторапливаться. Монгольскому отряду нужно двигаться дальше в европейские земли, а там без башен делать нечего. И если Кара-чулмус будет недостаточно быстр, то его бессмертная жизнь продлиться недолго.
Забубенный намек понял и старался изо всех сил. Тем более, что в помощниках недостатка не испытывал. Сначала он велел артели бродников вытесать оси необходимого размера. С этим мастера топора с берегов Донца худо-бедно справились. Оси, правда, получились кривоватые, до ровнехоньких металлических, конечно было далеко, но хотя бы появилось то, на что можно было закрепить колеса. Исполинские колеса, радиус которых Забубенный затруднялся назвать даже сам себе, сколачивали и промазывали смолой две недели. Единственное, что отдаленно можно было поставить в один ряд с этим изделием, так это колеса от трактора «Кировец». Закрепили их металлическими обручами, смастряченными из грузинских запчастей, получилось крепко, но криво. Потом бродники ровняли эти колеса под присмотром главного монгольского прораба Забубенного еще неделю, чтобы придать им необходимую для передвижения округлость, ибо передвигаться на квадратных колесах не очень удобно. И, в конце концов, водрузили колеса на положенное место.
Первые ходовые испытания Григорий проводил самолично. Но дело закончилось довольно быстро. Едва бродники, взявшись всем миром, попробовали сдвинуть башню с холма, на котором она стояла, как башня, проехав три метра, накренилась и рухнула, рассыпавшись на сотню отдельных бревен. Кара-чулмус был в гневе. Сказал, что выпьет кровь всех плотников и строителей, если к вечеру башню не восстановят в полном объеме. Восстановили. И вторичные испытания прошли более удачно. К счастью Субурхан с товарищами был в это время в отъезде и не видел позора великого механика, но ему, конечно доложили. Стукнула какая то верная сволочь. Однако, приехав с неожиданной проверкой в походные ремонтные мастерские, монгольский вождь обнаружил все башни в полном порядке. Те, что нуждались в верхнем косметическом ремонте, стояли рядком и пахли свежей смолой. Остальные несколько штук, которым отремонтировали трансмиссию, толпа бродников катала по степи, проверяя устойчивость и надежность крепления колес. Ни одна башня больше не упала и Забубенный дождался, наконец, официальной похвалы. Субурхан сообщил войскам, что великий Кара-чулмус сдержал свое обещание и починил осадные башни, усилив мощь наступательного корпуса. Григорий, конечно, не отказался бы и от ордена «За механическую мудрость», но был доволен и тем, что на кол не посадили.
