Александр Мазин - Богатырь

– Кому как. По мне, чем у ромеев на гребной скамье, так лучше умереть.

– Ну, ну. Теперь это твоя забота, – усмехнулся Духарев. – Хочешь – казни, хочешь – так отпускай. Твоя воля. Но это не всё. На тракте опять озоровать начали.

– Соловей? – вскинулся Илья.

– А я почем знаю? Может, и он. Хотя незамиренных язычников нынче везде хватает. И все они нам нагадить рады. У Кулибы пока в этом деле успехов нет. Я подсказал ему ложные обозы пускать: чтоб на возах вместо смердов – воины. Но никто не купился. Сам понимаешь: опытный человек воина от пахаря всегда отличит. Такие дела, сынок, – завершил Духарев. – Моров снова на тебе. Берешь?

– Беру, батя!

Еще бы не взять! Ежели там Соловей озорует, это… это прямо мечта сбылась.

– Учти: Моров твой, и ты должен быть там главным! – строго сказал Сергей Иванович. – Ты молод, да, а под началом твоим окажутся вои серьезные, опытные. Уверен, что захотят тебе указывать, как править и дела вершить. Так вот: не давайся. Ты – княжич Моровский, мой сын и наместник. Твое слово должно быть решающим. Кулиба – сотник добрый, но ему надо под началом быть. А то забудется, увлечется и будет, как той зимой. Кого великий князь над своими поставил, я не знаю, но тоже, думаю, не из последних. Вдобавок он не наш, а великого князя человек. Но вам, чтоб дело делать, надо едиными быть. И не просто едиными, а под тобой.

– Батя, я ж никогда такими воями не командовал! – запротестовал Илья. – Справлюсь ли?

– Ты, сынок, обороной командовал, когда у тебя под рукой смерды да холопы были. Поверь: воями управлять легче. Главное: сразу показать, кто вожак. Силой и умом ты не обижен. Обучен славно, и учителя у тебя были отменные. В боях тоже бывал и выжил там, где другие в Ирий… Тьфу, в рай отправились. Это главное. А если не знаешь чего, не стесняйся у других спросить. Но только после того, как себя над ними поставишь. Тогда их ответ будет для тебя не указанием, а всего лишь советом. А если и совета не понял, то спроси еще раз, построже, да в глаза при этом гляди внимательно. Пусть думают, что ты всё и так знал, но хочешь убедиться, что подчиненный тоже всё разумеет правильно, а не просто так болтает. Идея ясна, сын? – строго спросил Духарев.

– Да.

Раз батя велел, Илье остается только исполнить.

– Допустим. А теперь глянь вот на эту карту… – Духарев развернул перед Ильей разрисованный цветными чернилами пергамент. – Вот Десна, вот она в Днепр впадает, вот тут и Киев. А если вверх пойти, то вот Моров, видишь? Еще дальше – Чернигов. А вот сухой путь, тракт. И селища прибрежные. Красным – наши. Отмечены не все, только самые большие, а вот это…

– Леса, – пробормотал Илья.

Он был впечатлен. Зеленое пятно занимало большую часть пергамента. В сотни раз большую, чем узкая прибрежная полоска. Ближе к Чернигову обжитая полоска расширялась. Ближе к Киеву вообще расползалась просторно, пестря крохотными крепостицами и названиями селений и городков. Но там, где был Моров, обжитое место стягивалось в тоненькую нить.

– Да, леса, – кивнул Сергей Иванович. – И что там, под их сенью, нам, считай, неведомо. Разве вот деревеньки, которые мы этим летом нашли, да капища разбитые. Однако сам понимаешь: сегодня они здесь, а завтра – где угодно. – Сергей Иванович обвел пальцем кружок в полпяди. – Но это тоже наша земля, вернее, земля, которая должна стать нашей…

Он говорил еще долго. Илья слушал внимательно. Запоминал. Вникал.

– Просьбы есть? – высказав всё, что хотел, поинтересовался Сергей Иванович.

– Ага! – встрепенулся Илья. – Дай мне Маттаха!

– Машеговича младшего, что ли? Не дам. Нечего хузарину в лесу делать. В Диком Поле его место.

Илья вздохнул. Но спорить не стал. Отец был прав. Вон Стрижа как запросто в камышах зарезали. В лесу и в степи разная сноровка нужна.

– Ежели других просьб нет, тогда пошли, лук мой глянешь, – сказал, поднимаясь, Сергей Иванович. – Уверен: тебе понравится.

Понравился. И еще как. У самого Ильи лук был замечательный. Но этот! Потяжелей, конечно, но зато как силен! Рогатый степной, как и прежний, но если у того Илья тетиву накидывал запросто, то на этот вся сила и сноровка потребовались.

Но и бой у него был – загляденье. С трехсот шагов деревянную плашку тяжелой стрелой раскалывал. И пара стрел, выпущенная одновременно, не меньше ста шагов летела ровно и с полной убойной силой. А одной с тех же ста шагов Илья мишень из натянутого на бычий окорок панциря насквозь пробил.

Хотя пальцами тетиву натянуть без рукавицы было никак. Резало пальцы. Зато кольцом – в самый раз.

И такой был этот лук, что в руку ложился, как будто ты с ним и родился.

– Вижу, твое, – сказал Сергей Иванович.

– Ага! – Илья погладил лакированную спинку. – Точно мое! Спасибо, батя!

Кольчужку Илье подбирали и подгоняли два дня. Духарев лично следил. Подобрали новый шлем. Основой взяли хузарский, высокий, без нурманских «очков», зато с усиленной кольчужной бармицей и крупной кольчужной же сеткой, которой при нужде можно было закрывать лицо. Сам шлем был обложен позолоченной сверху латунью. Узорные накладки тоже заменили на один большой вызолоченный крест, в центре которого – сработанный искусным мастером из золотой и серебряной проволоки, маленький, с полвершка, но очень подробный лик Святого Илии Пророка. О чем и было написано крохотными ромейскими буковками. Илья древнее Писание читал и о том, в честь кого назван, тоже, понятное дело, знал. Знал, что жил Илия так давно, что о временах тех только в Книге и можно прочесть. Но выглядел лик очень даже ново. В точно таком же шлеме, на который был нанесен, а чертами почему-то похож на родича: Йонаха бар Машега.

В общем, смотрелся шлем важно: и сверкал, и роста добавлял. Знатный шлем. Великому князю впору такой носить.

Однако Илья глянул на него практически и усомнился:

– Зачем он мне, батя? Он же степной, а мне в лесу воевать.

– Пусть будет, – ответил Сергей Иванович. – В степи тоже повоевать успеешь, а с таким шлемом сразу видно, что ты – княжич. Да и старый я у тебя не отнимаю. Ладно, примерь-ка кольчужку!

С ней возились особенно долго. Но получилось, как полагал Духарев, отменно.

– Не тяжело?

– Годится. – Илья повел плечами. Легла кольчужка ровно, а что весила на четверть пуда больше, чем прежняя, так Илья и больше вынес бы. Легко.

– Двойная, – сообщил Духарев. – Спереди – покрепче. Не из всякого лука пробьёшь.

– Я бы пробил! – заявил Илья. – Из твоего лука – точно.

Сергей Иванович усмехнулся, продолжил:

– Кольца посеребрили, так что забот с ней тебе будет меньше. И красивее так.

– Это да, – согласился Илья. – А что она так на боках висит широко? Подобрать, может?

– Это – на вырост! – засмеялся Сергей Иванович. – Постареешь, брюхо вырастет… Шучу. Бренчать она не будет – собрали на совесть, а удары, что стрел, что копий с клинками, свободная бронь лучше держит, чем та, что на теле плотно лежит.

– Это да! – согласился Илья. – Ну-ка…

Он подпрыгнул пару раз, повертелся, даже кувыркнулся через руку… Нет, и впрямь удобно. И, верно, не брякнет, не звякнет.

– Спасибо, бать! Порадовал! Дорогая?

– Не дороже жизни. Носи, воин! А теперь пойдем глянем, какую обновку я твоему Голубю приготовил…

Через два дня Илья в сопровождении пары дружинных отъехал в Моров.

Он бы и один доехал, но нехорошо княжичу без сопровождения. Неправильно.

Часть четвертая

Соловей

– Соловей! – В лесной дом влетел смерд, взлохмаченный и запыхавшийся. – Княжич недобитый вернулся!

– Чего орешь? – отозвался один из лесовиков, бережно подклеивающий перышки к березовой стреле. – Не добили – добьем!

– Так он не калека больше! – Смерд ухватил со стола кувшин с ягодным варом и жадно отхлебнул.

– Вот как? – Вожак лесных разбойников наконец соизволил повернуться к вестнику. – Толком говори, Четверяк.

– Я и говорю. Вернулся. На своих ногах прыгает. Видели его наши. Что будет, Соловей?

– Да ничего, – спокойно ответил тот. – Вот если бы отец его или кто из братьев. Да с войском княжьим, тогда б нам пришлось уйти… на время, пока им по буреломам шастать не надоест. А этот мальчишка… Верно сказано: добьем, если понадобится. Да только зачем? Была у нас сотня русов – по тракту туда-сюда ездить, комаров кормить. Теперь будет сотня и один. Ой, страшно!

Разбойники загоготали.

– Ты мне лучше скажи: что с дичью нашей? Едет кто?

– Едут. – Четверяк уселся на скамью, выдохнул. Слова вожака его явно успокоили. – Шесть возов, при них – четверо стражи. Ну и самих купеческих – около десятка. Груз, говорят, тяжелый…

Глава 1

Да, крепость была отстроена на совесть. Повыше прежнего острога и много просторней. В углах башенки, из которых удобно обстреливать тех, кто полезет на приступ.