Солдат и пес. Книга 1 - Всеволод Советский
Я поймал себя на том, что мысленно говорю: он, он… Хотя пора бы уже говорить: я. Да! Хватит цепляться за руины обыденного мировоззрения. Надо принимать реальность и встраивать себя в нее.
На секунду я закрыл глаза, вновь открыл — нет, я не надеялся, что длинный парень исчезнет, а вместо него возникну я, Сергей Борисов. Нет. Просто уж так, по простительной человеческой слабости. Все! Нет Сергея Борисова. А кто есть?..
Я полез во внутренний карман гимнастерки. Вынул красную книжицу — военный билет — и несколько аккуратно свернутых и подколотых скрепкой бумаг. Ну что ж! У меня где-то около минуты, чтобы в самом первом приближении въехать в ход событий…
Через полторы минуты я был в казарме. Дневальный глянул на меня с легким поощрением: молодец, долго не шлялся.
— Сколько до подъема? — спросил я.
— Три часа без малого, — он улыбнулся, показав белоснежные зубы. — Спи-не хочу!
Я кивнул и прошел к своей койке.
Формально-то оно так, да вот уснуть мне было трудновато. Приходилось и свыкаться с положением и делаться философом, восклицая про себя: нет, ну каковы же прихоти судьбы!..
Судя по тому, что случилось со мной, ничего случайного в мироздании нет. Все мы под контролем… наших персональных ангелов, скажем так. Вот только понять их логику и чувство юмора иной раз бывает нелегко.
Я покинул облик контрактника Вооруженных Сил РФ Сергея Борисова для того, чтобы воплотиться в обличье рядового Советской Армии Бориса Сергеева. По воинской специальности, конечно же, кинолога.
Рядовой Сергеев Борис Андреевич, 1963 года рождения, бывший студент, ушедший из технического вуза по собственному желанию, призван в ряды СА в мае 1982 года. Имеет второй юношеский разряд по баскетболу. Совсем скромненький. Видать, позанимался малость, да и бросил… После карантина и принятия присяги почему-то в ракетном дивизионе направлен в Центральную ордена Красной Звезды школу военного собаководства, прошел курс обучения по специальности «вожатый караульных собак» вместе с подопечным — двухлетним кобелем Громом породы «восточноевропейская овчарка». Паспорт животного — тощая бумажная книжечка — прилагался. После выпуска рядовой Сергеев и пес Гром направлены во временное распоряжение военного коменданта города Н. с дальнейшим переводом к постоянному месту службы. Это событие было датировано 3 сентября 1982 года, стало быть сегодня где-то 4–6 сентября. Я не прослужил еще и полугода, стало быть по негласной солдатской иерархии называюсь «дух».
Вот с этим и жить еще полтора года. Да больше! С этим и жить…
В шесть утра вспыхнул яркий свет, и дневальный — не тот, что был ночью, другой — во все горло возопил:
— Па-а-адъем!.. — и казарма вмиг наполнилась суетой.
Откуда-то взялись несколько сержантов и офицер — старший лейтенант в сапогах, портупее и с красной повязкой на рукаве. Дежурный по части, ясное дело.
Со второго яруса прямо передо мной спрыгнул худощавый белобрысый парень.
— Привет! — радостно осклабился он мне.
— Привет, — улыбнулся и я.
— Ну что? Сегодня, кажись, раскидают по частям?
— Должны, — солидно кивнул я. — Посмотрим!
— Да… Хорошо бы нам в одну часть попасть!
— Это точно. Да только вряд ли…
Он вздохнул.
По ходу этого разговора мы самым интенсивным образом одевались.
— Колян! — окликнул его кто-то, и он обернулся:
— Да?
Ну, имя теперь знаю. Уже неплохо.
— На зарядку! — прикрикнул старлей. — Быстро! Без ремней. Строиться!
Одетые, но распояской, мы выбежали на рассветный холодок, поеживаясь.
— Ну, — проворчал кто-то за моей спиной, — вот она тебе и осень… Здрасьте, год не виделись!
— Стройся по ранжиру! — командовали сержанты.
Я оказался почти правофланговым. Выше меня только один парень с голубыми авиационными погонами и петлицами. В этом отношении у нас тут царило полное разноцветье — ну, переменный состав, понятно.
— Баскетболом занимался? — вполголоса спросил я.
— Не, гандболом, — расплылся в улыбке он. — Нападающий! Первый разряд.
И верно, я бы мог догадаться: мощный детина, тяжеловес. Ручной мяч — спорт силовой, контактный, игроки как правило здоровые, массивные ребята.
— Напр-раву! — рявкнул один из сержантов. — Бегом марш!..
Зарядка оказалась элементарной. Побегали, поделали примитивные разминочные упражнения, опять пробежались, теперь уже к казарме.
— Полчаса на заправку кроватей и санитарно-гигиенические мероприятия! — скомандовал сержант.
Будучи лицом кавказской национальности, он произнес «гиенические», что, разумеется, осталось без комментариев.
Меня слегка подскребала мысль о том, где же находятся мои «мыльно-рыльные» принадлежности. Здравая логика говорила — в тумбочке возле кровати, но тумбочка наверняка одна на двоих с Колей. Где моя половина, где его?..
Коля сам помог мне ответить на этот вопрос, сунувшись в верхнюю половину тумбочки за мылом и зубным порошком.
— Давай скорее, — бормотнул он мне, — а то сейчас эти черти разорутся!
Под «чертями» он наверняка имел в виду солдат из постоянного состава, смотревших на нас как на чужаков.
Я сунулся в нижнюю половину, увидел там ровно сложенную бумагу, взял — слава Богу! Это был документ о прививках, сделанных Грому. От бешенства, еще чего-то там. Почему сертификат очутился в тумбочке, не знаю, но спасибо за это!
Прихватив барахло, включая помазок, я устремился в умывалку. Первым делом побриться! Но раковины все были заняты, толкаться не хотелось, пришлось подождать. В итоге малость задержался. И когда уже добривался, в помещение вкатился ефрейтор-краснопогонник с двумя значками на новенькой гимнастерке: комсомольским и классностью. Второй — очень красивый, стилизован под щит, с темно-синей эмалью и золотистым обрамлением. На нем красовалась цифра 2.
— Ты, б…дь, чего тут расщеперился⁈ Тебе отдельное приказание надо? — с ходу заорал он, раздуваясь от припадка начальственного вдохновения. — Кровать заправил⁈
— Успеваю, товарищ ефрейтор, — вежливо сказал я. — До построения еще двадцать минут.
— Чего⁈ Какие, на хрен, двадцать минут⁈
У ефрейтора в башке, видать, жила какая-то своя система счисления времени.
— Давай, кончай на хрен свою цирюльню, или я тебя сам под ноль сейчас побрею!..
Это была последняя относительно цензурная фраза, после чего последовал дрянной неостроумный ненорматив. Это меня возмутило.
— А вам не кажется, — в голосе моем звякнул металл, — что стоит быть повежливее?
— Чего? — оторопел он. — Ты че сказал, душара⁈
— Что слышали, — твердо
