Физик против вермахта - Руслан Ряфатевич Агишев
Суетившиеся вокруг умирающего люди пытались что–то сделать: брызгали на него водой, распахивали окна, пихали в рот таблетки, массировали грудину. Однако, все их усилия были тщетны. Николай Михайлович Теслин, малолетний узник концлагеря близ Саласпилса, лауреат государственной премии, орденоносец, ученый и изобретатель, умирал.
Он уходил, сожалея лишь об одном… Не об умершей от рака супруге, не о загибающемся заводском гиганте, не о друзьях и знакомых… В его умирающем сознании билась одна единственная мысль о том, что он не успел рассказать своему внуку о лагере Саласпилс. «Господи, я же не успел ему рассказать о лагере! Господи, я не успел… Слышишь⁈ Я должен ему рассказать! Должен успеть все рассказать… любой ценой».
Его бестелесная оболочка с огромной скоростью начала движение вне времени и пространства туда, где и должна была найти вечный покой. Однако, вдруг случилось странное. Движение в никуда сначала замедлилось, а потом и совсем сошло на нет. В какой–то момент его дернуло вниз и все завертелось по новой.
Резкие усиливающийся свист! Тьма! Тьма! Тьма! Тьма, внезапно сменившаяся светом! Резко! Сильно! В него ворвался всепоглощающий свет! Давящий, мощный, выбивавший все и вся, свет заполнил его мятежную душу, полностью поглощая сознание…
Глава 2
Новая жизнь
Северо-Американские Соединенные штаты, г. Нью-Йорк, отель Нью-Йоркер.
Громадина отеля Нью-Йоркер, устремившаяся ввысь на высоту 43-х этажей, расположилась в Швейном районе Манхэттена, вокруг которого расположены Пенсильванский вокзал, Мэдисон-сквер-гарден иТаймс-сквер. В этом гиганте располагалось более 2-х тысяч номеров.
Огромная дубовая дверь, отделанная ярко начищенными бронзовыми накладками, отворилась, пропуская невысокого седого господина с тростью в руке. Стоявший при входе в отель пожилой швейцар в красном мундироподобном костюме с достоинством поклонился постоянному постояльцу. Тот в ответ благожелательно кивнул и, не глядя по сторонам, шагнул на дорогу.
— Сэр! Постойте! — лицо швейцара внезапно перекосило; он дернулся вслед за постояльцем. — Сэр! Остановитесь!
Следом пронзительно взвизгнул клаксон и раздался глухой удар. Потом противно заскрипели тормоза и ярко-красный кургузый автомобильчик с выступающими крыльями, резко вильнув влево, встал колом, едва не своротив здоровенный пожарный гидрант на тротуаре.
— А-а-а-а! — заверещала, как сумасшедшая, мимо проходившая женщина. — Убили! Полиция!
От угла здания уже несся полисмен, тряся пузом, сверкающей бляхой и дубинкой. Тяжело дыша и обливаясь потом, он оказался возле собиравшейся толпы людей.
— Живой, вроде. Дышит… Да, полегче! Куда так его тащите? — на разные голоса галдела толпа. — На ноги его ставьте! Черт, осторожнее… Сэр, с вами все хорошо? Вы слышите, сэр? Что вы его тормошите? Он же ничего не понимает! Посмотрел бы я на тебя после такого удара. Ты бугай, а он старикан. Еле-еле дышит… Сэр, вы меня слышите?
С трудом отдышавшись, к разговору подключился полисмен:
— Сэр, как вас зовут? Что? Повторите еще раз… Никол… Теслен… Проклятье, опять из эмигрантов что ли? Что за имя такое? Сэр? Как ваше имя?
Сидевший на дороге старик с неестественно бледным лицом только качал головой в ответ, время от времени пытаясь что-то пробормотать. Он непонимающе щурился по сторонам. Еле слышно постанывал.
— Я его знаю! Пропустите! Это наш постоялец, — из-за спин плотно стоявших людей кричал швейцар. — Отойдите, ради всего Святого! — с кряхтением он встал на корточки. — Это же мистер Тесла! Сэр! — швейцар уже повернулся к полисмену, важно глядевшего на него. — Это наш постоялец, мистер Николо Тесла! Он ученый. О нем еще писали в газете. Неужели вы не читали? Мистер Тесла, как же вы так? Это я, Фарелли. Давайте, я вас отведу в номер! Томми! Подь сюды! Мистеру Тесле надо помочь!
Вместе с подбежавшим мальчишкой в красном пиджачишке с отельной символикой на груди они помогли старику встать на ноги. Ноги у того подрагивали, самого шатало. Поэтому идти им пришлось медленно, то и дело придерживая начинавшего заваливаться постояльца.
— Аккуратнее, Томми, — сквозь зубы пробормотал швейцар, заходя в лифт. — Мистер Тесла, вы в порядке? Ничего, ничего. Немного поспите и все будет в порядке. Наша Аннет сделает ваш любимый бульон. Он быстро поднимет вас на ноги. Моего брата как-то задело повозкой, как вас сейчас. И что думаете? — он продолжал болтать не переставая. — Брат полежал около суток, а потом побежал к печи. Представляете, мистер Тесла, он ел так, словно голодал несколько дней! Вот и ваш номер.
За этой болтовней они незаметно оказались возле двери под номером 3327. Старика осторожно провели через порог в довольно большую комнату, где уложили на кровать. После, стараясь не издавать громких звуков, покинули номер.
… Поздно ночью лежавшее на кровати тело вдруг выгнуло дугой. Старик открыл глаза и резко встал.
— Фу, присниться же такое, — щуря в темноте глаза, пробормотал Николай Александрович Теслин, а это был именно он. — Какие-то небоскребы, проспект… Меня же чуть не сбили ретроавтомобилем… Кхе-кхе, странный какой-то сон. Таблетку что ли забыл выпить? Не помню… Меня во сне как-то странно называли. Что-то такое знакомое. Вроде бы звали, как и меня, но не так… Николо, кажется. Что еще за Николо? Непонятно.
Вдруг он замолчал и начал напряженно всматриваться в темноту. Ему почему-то стало казаться, что он не у себя дома. Выступающие из темноты силуэты предметов были ему не знакомы.
— Где это я? Проклятье, темно-то как… — осторожно, шаг за шагом, пересек комнату и остановился возле стены, на которой он заметил старинный выключатель. — Что–то я ничего не понимаю…
Щелкнул выключатель и яркий свет из четырехрожковой люстры залил комнату. Увидев вокруг себя совершенно незнакомую ему обстановку, Теслин вздрогнул.
— Что здесь происходит? Где я? — растерянно прошептал он, беспомощно осматриваясь по сторонам.
В комнате была совершенно спартанская обстановка: невысокая узкая кровать с примятым покрывалом и подушкой, небольшой столик с низким креслом, скромный торшер с матерчатым абажуром. На трех окнах висели простенькие шторы с незатейливым узором на них.
— Бог мой, это какое-то дежавю, — осматриваясь, Николай Михайлович определенно испытывал двойственное чувство: все окружающее ему был одновременно и знакомо, и незнакомо. — Ничего не понимаю…
Он прошел вдоль стены, касаясь ладонью обоев. Чуть задержался у узкой дверцы, оказавшейся крошечной гардеробной с костюмом и, кажется, плащом. Пройдя дальше, он наткнулся на еще одну дверь.