ВИКИНГ Книга 1 БАХМУТ - Вячеслав Киселев
– Быстро ты!
Гном вскочил и отчаянно жестикулируя руками начал объяснять, – Мы в Бахмуте спустились в шахту, которая лет двести назад могла быть просто пещерой, и при взрыве арсенала попали под выброс большого количества энергии, мы ведь даже на знаем сколько там этого дерьма было, в момент взрыва только мы втроём стояли у дальней стены зала, которая, помнишь, начала светиться северным сиянием и стала похожа на большую воронку. Предположим, эта воронка, это тоннель между разными ветками одного мира, или разными мирами, неважно, и мы под воздействием энергии взрыва, вместо того чтобы размазаться по стене, переместились в тоже место в другом мире. То есть, это тот же донбасский Бахмут, в другом времени или измерении.
– Если так, то земля пухом мужикам! – подал голос Добрый, перекрестился и продолжил, – А как же ящики, Гном?
– А что ящики, часть ящиков была между нами и эпицентром взрыва, они видимо нас защитили от осколков и частично переместились с нами! – ответил Гном.
– Да земля пухом! – перекрестился я, – Эта пещера ведь теперь наша общая братская могила, по крайней мере для тех кто остался в том мире, – сказал я, а сам подумал – по нам с Добрым слезы лить некому, семьями мы обзавестись не успели, я родителей не помню, погибли в автокатастрофе и меня воспитывала бабушка, умершая когда я учился в училище, родители Доброго – добряк дядя Миша, на фоне которого Добрый со своими размерами смотрелся школьником и хохотушка тетя Таня, всегда баловавшая нас вкуснейшей выпечкой, когда мы выбирались с Добрым на недельку к нему домой в Нижний Тагил, погибли два года назад, при взрыве бытового газа в соседней квартире, со старшей сестрой Добрый не контачил, она вышла замуж и свалила куда-то в Европу. А вот у Гнома остались родители в Подмосковье, им не позавидуешь, даже на могилку к сыну не сходить.
– Ладно, прорвемся! А теория нормальная, красавчик Гном, на полном серьезе. – продолжил я, – Значит с военно-политической обстановкой и географией разобрались. Теперь кратко попробую сформулировать систему координат этого мира и конкретно этих территорий, в которой нам предстоит действовать:
– сословное разделение, а значит дворянин хозяин жизни, холоп ничто;
– казаки здесь пока имеют определенную вольницу;
– южнее этих территорий Дикое поле, а значит работает право сильного, можешь забрать, забери, можешь убить, убей!
Сделав паузу, я продолжил, – Как говорил один умный человек, время перемен, это время возможностей, и у нас здесь, мне думается, отличные перспективы, и я даже не говорю о том, что можно разбогатеть, купить пару деревенек с холопами и почивать на лаврах. Была, кажется, старая песня в тему, типа «пусть мир прогнется под нас». Так вот это нам подходит!
– Ха, Командир! Так это пи..ор картавый Макар, который к сионистам съеба…ся с началом Второй черноморской, поет! – встрепенулся Гном.
– С характеристикой полностью согласен, но это не суть, главное слова правильные! Прогнем этот мир! – закончил я.
Глава 3
Барон фон Штоффельн
Российская Империя.
Новороссийская губерния
Окресности Бахмута.
Май 1768 года.
Закончив мозговой штурм, мы, предварительно обшмонав и зафиксировав ноги, переместили «местное население», которое к тому времени начало приходить в себя, ближе к выходу на чистый пол и провели шмон всей пещеры.
Его результатом стали несколько комплектов одежды, частично со следами крови, три пистолета, два из которых были вероятно из одной пары, одно ружье, длиной ствола и калибром похожее на ПТРД, пара сабель, пять кистеней, три топора, с десяток убогих ножей и один вполне приличный кинжал с ножнами, пара подсумков с боеприпасами, свинцовыми пулями и черным порохом, а также кошель с монетами. Деньги считать пока не стали, все равно там с номиналами без бутылки на разберешься.
Но самым главным трофеем оказались документы. Это оказалось, по всей видимости, рекомендательное письмо и подорожная грамота. Текст, несмотря на завитушки и некоторые лишние, на мой взгляд, буквы вполне себе читался.
В рекомендательном письме к командиру Бахмутского гусарского полка полковнику Депрерадовичу от его боевого товарища по Семилетней войне командира Царицынского драгунского полка полковника Прозоровского сказано, что отставной поручик барон фон Штоффельн, ввиду денежных затруднений, и с учетом того, в полку выдается земля, желает поступить на службу. По прошлой службе в драгунском полку под началом Прозоровского характеризуется положительно, в предосудительных делах замечен не был. Отличился при осаде крепости Кольберг, кавалер медали «За храбрость», дважды ранен.
Подорожная грамота была выдана мещанину Емельянову Прохору Петровичу, следующему из уездного города Камышина Саратовской губернии в Новороссийскую губернию вместе с бароном фон Штоффельном, в качестве секретаря. Словесный портрет, приведенный в грамоте, гласил: податель сей грамоты ростом два с половиной аршина, лицом белый, дородный, волосы русые, глаза карие. Особых примет не имеет.
Прочитав письмо и грамоту, я понял, что с такими документами легализация становится делом вполне реальным. Конечно, фактуры было мало и любой полковой «контрик» вывел бы нас на чистую воду за пять минут.
Но, слава богу, в этом времени таких еще не существовало.
Конечно, словесный портрет в грамоте никому полностью из нас не подходил, но Добрый в целом был похож, за исключением роста, хотя тут можно сказать, что писарь мол с пьяну напутал.
Что касается барона фон Штоффельна, он наверняка был из обрусевших Остзейских немцев, во множестве живших в Поволжье. Тут моя внешность прокатит на ура, все же позывной «Викинг» появился у меня еще на первом курсе училища не просто так. Ростом я метр восемьдесят, белокурый, голубоглазый, с телосложением молодого Дольфа Лундгрена.
По вопросу легализации Гнома, с учетом его восточного типажа, мысли у меня кой какие появились, но думаю, как потрясем «гопников» и «Чистого», картина сложится.
Мысли это хорошо, но пора и делом заняться, подумал я и сказал, — Добрый, Гном, давайте «гопников» к стенке, по пояс раздеть, пора пообщаться!
Парни выставили «местное население» в одну шеренгу, прислонив к стене, что бы не попадали со связанными ногами.
Осмотр «портретов» и спин позволил сразу разделить шайку на три неравных части.
Первая — пять мужичков с вырванными ноздрями и спинами не раз, видимо, знавшими плетей или батогов, смотревших на меня исподлобья взглядами прожжённых каторжан, которым везде дом родной. Среди них
и главарь, на которого показал Гном.
Вторая — два мужичка с целыми носами, тоже битые плетьми, но не так сильно, один из них Архип, которого я допрашивал первым. Взгляд у обоих испуганный, забитый.
