Венсеремос! - Николай Соболев
А что, если сын? Губы сами растянулись в улыбку — ну что же, научится петь ему колыбельные. Какие? Да вот хотя бы «По долинам и по взгорьям», если в медленном темпе и тихо, то чем не колыбельная? Вася про себя спел первые такты, вспоминая, как пел ее хор Александрова — с еле слышным вступлением и мощным крещендо под конец.
Ничего, и не из таких передряг выбирались.
Из этой же надо выбраться хотя бы для того, чтобы не смотреть виновато на Римака и не рассказывать ему, куда делись минометы, радиостанция, и прочие с таким трудом добытые ништяки.
Больной организм снова не хотел засыпать, в голову лезли самые разные мысли — о том, насколько здесь удобная позиция, как ее оборонять, если кончится дождь, какими силами в этот раз будет действовать армия… Те же мальчишки в такой же зеленой форме, их придется убивать. А за что? В чем виноваты эти перуанские парни?
«Спохватился» — вяло одернул себя касик. — «Раньше, небось, об этом не думал, а как получил люлей с пригоршней, так полезли вселенские вопросы». Утешало, что эти мысли ненадолго — стоит прекратиться дождю и на них набросятся сверху и снизу и всю мораль вышибет из башки боевым адреналином.
Ночью их стало на одного человека меньше, умер раненый в последнем бою Качо. Ослабленный организм, усталость, простуда — резко скакнула температура и не выдержало сердце. Но утром их стало на трех человек больше, молодой кечуа принес еще еды и привел трех бойцов из группы Катари. Они подтвердили сведения о разгроме, но не могли сказать, жив командир или нет, про Эустакио и его людей тоже ничего не слышали. У них тоже беда с обувью, зато часть снаряжения группы спрятана недалеко и до нее можно добраться, пока армия не очухалась. Господи, какой малости можно радоваться, и это после взятия Сукре, Камири и вообще всей Боливии. Наверное, так чувствовал себя Че в неудачном варианте своей эпопеи, когда попал из министров в объект охоты.
Еще раз осмотрев позицию, касик решил, что передышку можно продлить — если за два дня армия их не догнала, то в ней нет сумасшедших, готовых таскаться по горам в дождь. Затем собрал группу, выбрал самые целые ботинки и приказал передать их тройке самых выносливых и наименее уставших. Через полчаса они вместе с двумя бойцам Катари в качестве проводников отправились за спрятанным в схроне.
Днем организму стало полегче, сработал то ли дожеванный утром корешок, то ли более комфортная ночевка, то ли постоянно сменяемые горячие камни, да и одежду удалось подсушить. Сидя за валуном в дозоре в обнимку с карабином, укрытый аж двумя пончо, Вася наслаждался жизнью — настоящей, где все полной мерой, и лишения, и радости. И есть настоящее, правильное дело.
Ну торчал бы он в Москве, в МГУ или даже ИЛА, писал магистерскую или статьи в журнал, ходил к друзьям на защиты, сидел на конференциях, по вечерам играл бы на компе. Assasin Creed XXXVIII какой-нибудь или что там за последние два года новенького появилось? Выслушивал бы благосклонные похвалы от научного руководителя, мечтал о поездках в экспедиции, варился во всей этой чертовой толерантности, индексах цитирования, политкорректности напоказ… Так ведь и живут, и всех все устраивает — и гранты, и гастарбайтеры, и закормленность до отупения. «Это наука, политика нас не интересует». Ага, как же. Можно откупаться от мировых проблем ненапряжной солидарностью, порционным милосердием с поездками в детдом раз в год. Или даже без поездок — сдать ношеные вещи и чувствовать сопричастность. И все довольны, система крепчает, а потом бац — империализм поворачивается ко всем своим страшным мурлом и поздно кричать «волки!»
Да и терпимость их тоже липовая, стоит задеть устои, как наваливаются всей кодлой и гнобят любого, кто посмел высказать несовпадающее с одобренным в сообществе мнением. Главное, чтобы грант не отобрали, а индейцев и прочие объекты этнографии любить лучше издалека, на экранах телевизоров или на страницах дорогих изданий. И ведь за долю даже не малую, а малюсенькую — квартирку в «элитном» комплексе и возможность посещать «элитные» магазины — готовы оправдывать систему, дающую горстке людей неограниченные богатства.
Ух, как его заносит! Вася встряхнулся и в серой завесе дождя скорее даже угадал, чем увидел движение внизу. Раз, два, три, пять, семь, десять, двенадцать человек… Тревога!
Это были «носильщики» и ребята из группы Эустакио, колонна, как капли ртути, собиралась вместе. С ними пришел еще один местный с хорошей вестью — отряд Катари цел и он может провести к нему.
До вечера делили принесенное, особенно тщательно, по счету — патроны. Утром дождь стих окончательно и они, радостные от того, что с неба больше не льется вода и что все идет к желанному завершению, вышли на соединение.
И налетели на патруль.
Горячечный бой Вася запомнил плохо, только крик одного из самых молодых бойцов «Мы пропали! Бежим!» и ответный рев Негро «Здесь никто не бежит!».
Выстрелы, взрывы гранат, а потом внезапно тишина. Вероятно, патруль оказался слишком слаб и отступил за подкреплением, но в любом случае дорога перекрыта и надо искать другой путь. Местные кечуа переговорили друг с другом и один из них вызвался провести совсем уж стремной горной тропой. Как они прошли и никто не убился, Вася так и не понял, но они прошли и к вечеру спустились на уединенное плато, скорее даже небольшую площадку в два или три гектара, поросшую невысоким высокогорным кустарником и низкими деревьями.
Из-под ветвей им навстречу вышел худой, как перезимовавшая лама, Катари, а за ним Чино, лихорадочно блестевший глазами за стеклами очков.
Глава 2 — Крах перуанской герильи
Они орали, обнимались, прыгали, хлопали друг друга по спинам и хохотали, как безумные — откуда только взялись силы.
— Ты жив! Жив!!!
— Да черта со мной сделается!
Вдалеке, почти на грани слышимости, раздался выстрел, бойцы вздрогнули, но второго и третьего не последовало и стало ясно, что это не бой. Можно расслабится, обиходить раненых, искупаться, постирать истрепанные шмотки, но прежде всего отдыхать и спать. Бойцы Катари, стоявшие здесь лагерем уже несколько дней, приняли товарищей, как хозяева и уступили места под навесами — всех пришедших вырубило почти мгновенно.
