Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2 - Саша Токсик
Время от времени я вскидываю камеру и щёлкаю. Мои спутницы в этот момент почтительно замолкают. Официальный статус и то, что я "при деле", а не шляюсь просто так, поднимает меня в их глазах на серьёзную высоту.
Оладушки действительно плоские и подгоревшие. Юля тут же обращает на это внимание и затевает перебранку с некой Ленкой, одной из дежурных. Это привлекает ещё больше внимания и пока я завтракаю, свита вырастает как минимум втрое.
Самые первые, Надя, Юля и Татьяна заключают между собой военный союз и дружно обороняют меня от окружающих.
Парни на раскопках тоже присутствуют, но их оттёрли на задний план. Во-первых, их явно меньше. Девушки в этом возрасте вообще более склонны к авантюрным поступкам, таким как спонтанные поездки, сомнительные знакомства и ранние браки.
Мужской пол уже в это время больше ценит уют, комфорт и мамины котлетки. Большинство их однокурсников сейчас чихают в пыльных архивах. А девушки любят простых романтиков.
Те немногие, кто всё же приехал на раскопки, старательно изображают равнодушие и скуку, чтобы сберечь остатки хрупкой самооценки.
К палатке руководства я подхожу во главе небольшой толпы. Профессор Аникеев, про которого я уже наслышан, похож на лешего. Лохматый, с большой всклокоченной бородой. Принадлежность к цивилизации в нём выдают только очки. Профессор подслеповато оглядывает нас, кажется, опасаясь стрелецкого бунта. Известие, что я из районки его заметно успокаивает.
— Так, ваши уже были, — говорит он и описывает даму, в которой я узнаю Нинель.
Поражаюсь её расторопности.
— Руководство приняло решение дополнить фоторепортажем, — импровизирую, — советское студенчество на передовых рубежах науки… уникальные находки… популяризация быта пролетариев доисторической эпохи…
Аникеев, слушая эту чушь, морщится как от зубной боли. Девушки в восторге.
— Вы, надеюсь, в статье это писать не будете? — говорит он.
— Я только фото делаю, — поясняю, — статьи другие люди пишут. Специально обученные.
— Хвала небесам, — облегчённо вздыхает профессор, — тогда делайте свои фото. Только на раскоп мы ближе к вечеру пойдём, когда жара спадёт. Вас это устроит?
— Мне так даже лучше, — отвечаю, — освещение больше подходит.
— Ну вот и ладушки, — профессор обводит мою свиту строгим взглядом, — девочки, а вы что столпились? На завтрак, а потом быстро в камералку!
Сзади меня раздаётся печальный стон. Праздник закончился, наступают трудовые будни.
— Можно, я пока быт поснимаю? — спрашиваю.
— Сколько угодно, — великодушно разрешает Аникеев.
Получив верительные грамоты и оставшись в одиночестве, я, наконец, заряжаю плёнку. Да, всё это время я ходил и щёлкал пустой фотокамерой. Зачем мне фотографии палаток и лопат? Люди и только люди.
Дежурная наливает половником чай в эмалированные кружки. Брюнетистая Юля кусает оладушек, недовольно морща нос. Надя скармливает свой завтрак приблудившейся местной собаке.
Эти снимки не пойдут в газету. Я набиваю руку. Привыкаю к камере. Заодно тренируюсь, подмечаю, ищу особенные черты их научно-походного быта. Это любитель доволен собой. Профессионал учится всю жизнь, получая кайф от самого процесса.
Фото потом Аникееву отдам. Это сейчас он молодой, да ранний. Скитается по задворкам и копает всякую ерунду. А в моём будущем заматереет, всерьёз займётся охраной исторических памятников и станет серьёзной фигурой. Хорошие отношения с таким человеком не повредят.
С фоторепортажем, думаю, тоже проблем не будет. Дам Подосинкиной хорошую фактуру, вряд ли она откажется. Так что я, получается, даже не соврал.
Ко мне тем временем привыкают. Только видно, что девчонки немного позируют. Но это их обычное состояние. В камералке они быстро приходят в себя. Работа там кропотливая и требует внимания. Найденные осколки каменных орудий надо отмыть, промаркировать и записать в журнал.
Мезолит — действительно скучнейшая эпоха. Даже топора каменного не найдёшь. Мамонты уже вымерли. За оленями и зайцами народ бегает с копьями и луками, а ножи делали наборными, вставляя в деревяшку каменные зубья как у пилы. С виду и не догадаешься, что эти обломки камня шлифовала человеческая рука многие тысячи лет назад.
— А как вы тут вообще время проводите? — снова завожу разговор.
— Да мы только позавчера приехали, — говорит Татьяна. — Песни поём… землянику собираем… на речку ходим… — перечисляет она.
На словах о землянике Надя с Юлей обмениваются быстрыми взглядами. Домашние девочки вырвались из-под родительского крыла и спешат быть взрослыми.
— А вы фото нам покажете? — спрашивает Юля.
— Могу даже подарить, если хотите, — говорю.
— Конечно, хотим! — они даже про находки забывают. — А когда?
— Через несколько дней, — объясняю, — я к вам ещё вечером сегодня приду. На раскоп.
— Спасибо, что предупредили! — Юля самая бойкая и переходит в наступление, — А то рухнули сегодня как снег на голову. Мы даже подготовиться не успели.
— Вы и так красивые, зачем готовиться? — говорю, — и давайте на "ты", а то я себя стариком чувствую.
— Никакой ты не старик, — заявляет Надя, ревниво поглядывая на подругу.
— Вы на речку куда ходите? —резко меняю тему.
— Прям за рощей, там пляж небольшой есть. Только лепёх коровьих много, —жалуется Татьяна.
— Ну кто ж там купается?! — заявляю, — хотите, я вам нормальный пляж покажу? Его только местные знают. Приезжим мы не рассказываем. И вы молчите, это тайна!
— Покажи, — загорается Надя.
— Нас не отпустят, — вздыхает Татьяна.
— Выкрутимся, — решительно говорит Юлька, — когда, завтра?
— Завтра я на работе занят, — прикидываю свои планы, — давайте послезавтра. Вечером уточним ещё.
Когда я ухожу, чувствую спиной три девичьих взгляда.
Глава 3
— Грандиозный человек, — говорит Нинель, — глыба! Такой масштабный! Такой настоящий!
Это она о профессоре Аникееве. Косматый археолог оставил глубокую рану в её большом нежном сердце.
Нинель поднимает глаза и виновато берёт со стола мармеладную дольку. Мармелад принёс я. Любовь к возвышенному и романтичному борется в душе Нинели с мелочной страстью к сладостям. Я этим цинично пользуюсь.
В редакции я всё ещё посторонний. Народ присматривается ко мне, но во внутренний круг не пускает. Сегодня начинаю штурм этой крепости. Мармелад — мой троянский конь. Тем более что у меня появляется предлог.
— Давайте сходим
