Классный час-2 - Сергей Тамбовский

— А почему она красная? — задал я зачем-то глупый вопрос.

— Чтобы отличать её от другого похожего устройства «Универсального центра принятия решений А-Ы-15».

— И какого цвета это второй центр?

— Оранжевого, — любезно сообщил голос. — Как она работает, интересно или будем обсуждать цветовые гаммы?

А он, сука, еще и иронизировать умеет, с озлоблением подумал я.

— Конечно интересно, я внимательно тебя слушаю, — сказал я, поудобнее устраиваясь на полке.

— Он решает вопросы индивидуума, которому принадлежит, — произнёс он издевательскую фразу… как будто это непонятно из названия, но нарываться на конфликт я не стал.

— Каким образом он решает вопросы, это раз? И почему у него четыре стороны с четырьмя символами — он по-разному что ли может их решать, эти вопросы?

— Механизм работы этого устройства мне неизвестен, могу сказать только, что вопросы для владельца решаются в позитивном ключе. Но не всегда так, как владелец желал бы их решить. А почему четыре стороны? Потому что есть четыре разных варианта решения, от сверхлёгкого до тяжёлого…

Я поразмышлял немного, а потом спросил:

— А вот то, что я нажал в квартире, с буквой тэт (это не тэт, а базис, поправил меня голос, первая буква универсального мирового алфавита), ну пусть базис — он по какому варианту проходит, по тяжёлому?

— Почти, — отозвался Гелик, — по полутяжёлому. А то, что ты в вагоне нажимал, вот это тяжелый вариант.

Я решил не развивать далее эту тему и перешёл к палочке.

— А эта хрень что решает? — вытащил я её из сумки.

— Обращайся с ней осторожнее, — предупредил Гелик, — она может быть довольно опасной.

— А поподробнее можно? — попросил я.

Но ответить голос ничего не успел, потому что за вагонным окном раздался удивительно знакомый женский голос:

— Антон Палыч, вылезайте и пойдём домой, — было сказано оттуда, — все ваши проблемы разрешились сами собой.

Упала Алла

Я быстро свернул шарик (там надо было нажать на ту же заусеницу сбоку, от этого он немедленно закрывался), засунул его в сумку и вышел в тамбур. Алла Лосева (а это была она самая, ярко накрашенная и с модной причёской) стояла рядом с вагонной дверью и улыбалась во весь рот.

— Привет, Аллочка, — сказал я ей, — эта причёска тебе очень идёт.

— Спасибо, Антон Палыч, — поблагодарила она меня, — битых два часа в парикмахерской сидела.

— А как ты меня отыскала? — спросил я её, помогая подняться в вагон.

— Вот же загадку нашли, — фыркнула она, — Обручев видел, куда вы пошли, а в этом направлении кроме Сортировки ничего больше нету. Значит, тут вы и обосновались? — спросила она, обозрев моё временное место жительства.

— Угу, — подтвердил я, — но видимо ненадолго. Так что там насчёт моих проблем?

— Жменя этот ваш не до конца себя зарезал в квартире, — начала она.

— А ты-то откуда вообще про это знаешь?

— Дослушайте до конца, — рассердилась она, — а потом перебивайте. Выскочил он, короче говоря, на улицу почти сразу вслед за вашим уходом с большим ножом в руке. И начал гоняться за прохожими… никого особо поранить не сумел, а тут и скорая психиатричка подоспела. Обезвредили его и заперли в дурку… знаете наверно, которая на Июльских дней. Это весь наш микрорайон видел, я в том числе. А потом ещё и один знакомый санитар из дурки в красках рассказал — отсюда и знаю.

— Про Июльские дни я в курсе, конечно, — подтвердил я. — И что дальше было?

— А дальше все обвинения против вас, связанные с этим Жменей, развалились на части. Насколько мне известно — дело закрыто в связи с умопомешательством потерпевшего… посчитали менты, что он наговорил на вас лишнего, вот и всё.

— Это точные сведения? — решил уточнить я.

— Точнее не бывает, — весело отвечала она, — как в аптеке. Возвращайтесь, завтра вас все ждут на траурном митинге.

— Точно, — хлопнул я себя по лбу, — я ж и забыл про Леонида Ильича-то в горячке… уговорила ты меня, короче, пошли домой. Только знаешь что — давай не вместе, а по отдельности будем передвигаться, а то мало ли что люди подумают.

— Я не против — пойду вперёд, а вы подтягивайтесь, — и она спрыгнула из вагона на землю.

— Алла, — бросил я ей в спину, — подожди.

— Чего, Антон Палыч? — недоумевающе обернулась она.

— Спасибо тебе, вот чего, — ответил я, — и это… с меня теперь причитается. Считай, что я должен тебе одну услугу.

— Я знаю, — просто ответила она, — возьмите меня замуж, когда мне 18 стукнет, тогда и будем в расчёте.

И она опять показала мне язык и убежала вдоль рельсов в направлении Соцгородка… а я взял свою сумку, оглядел купе, вдруг забыл чего-то и подумал, что недолго же мои бега продлились. И ещё по краю сознания прошла мысль, что неплохо бы разобраться с убежищем староверов, которое вскрыл недавний взрыв — но это уж не сейчас. И с аллочкиными закидонами тоже хорошо бы что-то сделать… но это тоже позже.

В свою квартиру я вернулся уже почти что ночью, а там (сюрприз-сюрприз) сидел и ожидал меня тот самый ментовский капитан.

— Я уж думал, ты сегодня и не придёшь, Палыч, — запанибратски обратился он ко мне, — хотел уже домой идти.

— А я взял и пришёл, — зло ответил я, — и что дальше?

— Подпиши вот бумаги и живи дальше вольным человеком, — и он вытащил из папочки два листка, скрепленных обычной канцелярской скрепкой.

Я внимательнейшим образом прочитал оба, первый назывался «Постановление об отмене меры пресечения в форме подписки о невыезде», а второй «Постановление о прекращении уголовного дела». Всё тут было на месте, поэтому я подмахнул оба и спросил:

— Ещё что-нибудь?

— Не в службу, а в дружбу, — капитан и не собирался никуда уходить, а вместо этого поудобнее развалился на диване, — рассказал бы, что тут у вас произошло-то? Он сразу начал ножом махать?

— Нет, не сразу, — уселся в на кресло напротив дивана, — чаю или кофе может хочешь?

— Да какой уж тут чай в десять вечера, — отмахнулся капитан. — Продолжай.

— Он пришёл вполне нормальным, — начал я, прикидывая, какую дозу правды ему скормить, — сел вот туда же, где ты сидишь, и мы поговорили минут пять-семь…

— О чём? — немедленно уцепился за это капитан.

— Он всё больше на свою горькую судьбу жаловался, про семью рассказывал, да как он в роно очутился… — осторожно начал я, — а потом вдруг резко отключился, голова у него на спинку дивана