Специальный корреспондент (СИ) - Капба Евгений Адгурович

Они были совсем близко, и первые стрелы уже летели в нашу сторону — одна из них воткнулась в мачту в паре дюймов от моей шевелюры.

— Полундр-р-р-ра!!! — заорал старпом и правый борт "Гленарвана" окрасился грохотом и вспышками выстрелов.

— Та-та-та-та-та, — завелся пулемет на юте.

За бортом творился сущий ад, но дикари лезли вперед как сумасшедшие,и не думая отступать. Торопились в свой каннибальский рай, наверное...

— По левому борту! — закричали с марсовых стрелки, у которых обзор был лучше всего.

Первыми среагировали мы с Рафаэлем и торговые представители. Наверное, один или два катамарана зашли с тыла, и теперь из-за фальшборта через планшир перевалился сначала один коричневокожий молодчик, потом — еще и еще.

Револьвер уже грел руку. По армейской привычке — стрелял в корпус. Голова — маленькая и твердая, тело — большое и мягкое. Рана в грудь или брюшную полость лишает противника боеспособности не хуже, чем мозги, разбросанные по окрестностям.

Я стрелял и стрелял, пока барабан не опустел, а потом взялся за багор — шашки у меня с собой не имелось, а это эрзац-копье было вполне годным для штыкового боя. Краем глаза увидел Рафаэля, который растерянно отмахивался стволом винтовки от раскрашенного громилы, вооруженного сразу двумя пугающего вида топорами, и решил вмешаться.

Воин из аборигена был великолепный — он даже успел отреагировать и сбить удар багра, но не учел особенность его конструкции — наличие крюка. И-р-р-раз — подцепив ногу я сдернул дикаря на землю, а горняк-корнет тут же выпалил в него из винтовки. Оказывается, были еще патроны! Растерялся, бывает!

— Я вам жизнью... — начал он.

— Па-а-аберегись! — торговые представители Чечиловы были настроены весьма решительно и появились очень вовремя — с огромными двустволками в руках, — На землю!

До земли было метров пятнадцать-двадцать, учитывая морские глубины, так что мы попадали на палубу, и четыре выстрела грохнули практически одновременно. Шквал дроби смел туземцев, а потом подоспели матросы — и "Гленарван" был очищен от пиратов.

— Не смотрите на меня так осуждающе, господин корреспондент. И, прежде, чем снимать вот это всё на фотокамеру, разберитесь как следует, — капитан Тулейко дулом револьвера отодвинул верхнюю губу скулящему от ужаса раненому аборигену, который скорчился у него под ногами, — Это — племя Крокодила. Взгляните на эти чудесные зубки — кошмар дантиста. Такие зубки говорят о том, что он убивал и кушал человека. Тому, кто не отведал людской плоти, такие процедуры не делают. Это — знак высшей привилегии. А по имперским законам и моему собственному разумению — умышленное людоедство карается смертью.

Меня напугала оговорка "умышленное", и в голову полезли примеры ситуаций, когда я, сам того не зная, мог отведать человечинки... Черт его знает, что пакуют в экспортные консервы те же лаймы, например...

— Я — капитан. Я на этом корабле царь, судья и священник в одном лице. Будь на его месте хоть ангел Господень, и знай я, что он убивал и кушал людей — прострелил бы его ангельскую башку без колебаний. И посему, ввиду неопровержимых доказательств и поимки с поличным — приговариваю их всех к смерти, — сурово закончил Тулейко и спустил курок.

Грохнул выстрел. Пуля вошла аборигену в рот, вышла через затылок и застряла в досках палубы.

— Проклятье, — цыкнул сквозь зубы капитан, — Бросайте их за борт, к чертовой матери! Акулы закончат работу... Оставьте вон того, с ожерельем, старика с простреленной ногой и парочку тех, что посвежее... Нам нужны проводники до поселка.

Детские мечты продолжали сбываться. Схватка с пиратами, визит в поселок к туземцам... Не так всё это я себе представлял...

Хотя годы ношения хаки и избавили меня от подростковых иллюзий — но воспринять спокойно кровавое пиршество, которые акулы устроили вокруг обломков бамбуковой флотилии, было невозможно.

Примерно так же невозможно, как смотреть на ободранный до обшивки пароход "Буссоль" и человеческие кости, разбросанные на желтом песке пляжа под пальмами. Два огромных кострища, множество следов ног и пятен крови...

Особенности национальной кухни? Народные традиции туземцев Южного континента? Уважение к культурным отличиям? Лука как-то, потешаясь надо мной во время одного из приступов морской болезни, рассказал о выражении "жевать долговязую свинью", и это было ужасно и вызвало очередной спазм. Но там речь шла о выживании, выборе между морализмом, который повлечет за собой мучительную смерть, или отвратительным действом, которое позволит продержаться еще немного. По имперским законам и это каралось смертью — но кто в здравом уме прямым текстом признается, что съел своего мертвого товарища на шлюпке посреди океана?

Эти же люди, совершенно похожие на меня, Рафаэля или того же Луку, только с чуть более смуглой кожей — не страдали от голода. В океане и реке было полно рыбы, пальмы и плодовые деревья в изобилии приносили орехи и фрукты, за прибрежной лесополосой, в саванне, по слухам, паслись бесчисленные стада животных... Это не пустынный и бесплодный Сахель, это Савский Рог, земли, вполне благоприятные для проживания.

Я фотографировал пляж, десантная партия с "Гленарвана" высаживалась на берег при помощи шлюпок, которые заходили в устье реки и приставали там, чтобы не подвергнуться разрушительному воздействию мощного прибоя. Капитан снова был во главе своих людей. Сурово нахмурив брови, он подгонял их:

— Живей, живей, мы должны выручить несчастных!

По словам Джека Доусона и захваченных каннибалов — на пароходе "Буссоль" были женщины. И если команду и пассажиров-мужчин постигла участь печальная и трагическая, то пассажирки сейчас находились в селении дикарей — живые и практически невредимые. Из двадцати четырех женщин погибла только пожилая дама — "умерла сама, даже есть не стали", как отметил абориген-старик. Может быть — апоплексический удар на фоне нервного потрясения или какая-то травма... Ключевым здесь было то, что пассажирки не подверглись насилию или истязанию — их приготовили на продажу Большому Серому — что бы это ни значило.

— Вам не следует туда идти, — преградил мне дорогу капитан Тулейко, когда увидел, что я закончил и собираюсь двинуться следом за колонной суровых матросов, — Лучше помогите с доставкой женщин на корабль, все офицеры будут заняты.

— Но, позвольте... Я хотел осмотреть поселение дикарей, — мой голос прозвучал несколько неуверенно.

— Они кушают людей с самого раннего возраста — и мужчины, и женщины. Это племя Крокодила, я вам говорил... Не стоит вам туда ходить, господин репортер. Особенно с вашей фотокамерой.

Я остался на берегу, глядя вслед колонне моряков, которые один за другим скрывались в джунглях.

Через полчаса загрохотали первые выстрелы, через час мы с Рафаэлем и Чечиловыми налегали на весла, направляя в сторону корабля шлюпку, полную находящихся в шоковом состоянии пассажирок несчастной "Буссоли".

III ПРОЛИВ БУРЬ

"Гленарван" проходил пролив Бурь со спущенными парусами, на паровом ходу. Эти неспокойные воды не зря носили свое название — штормило всерьез, небо хмурилось и грохотало, и я всё-таки напился, и находился в подпитии непрерывно около трёх суток.

На удивление — помогало. По странному капризу моего организма проспиртованный желудок не торопился вывернуться наизнанку, и при должной аккуратности я даже мог постоять некоторое время на верхней палубе, вцепившись в ванты, наблюдая за высоченными волнами, которые рассекал наш корабль своим носом и вдыхая соленый воздух. Я почти чувствовал себя настоящим морским волком — если бы не отвратительное чувство холода в груди, которое возникало всякий раз, когда клипер проваливался в пропасть между водяными валами, предвещая неминуемую гибель. Однако после этого "Гленарван" всякий раз оказывался на гребне, направляемый лопастями гребных винтов и волей капитана Тулейко.