Назад, в пионерское лето - Денис Георгиевич Кащеев
«14 июня — палестинские террористы из группировки Хезболла захватили американский самолет рейса Афины — Рим с 153 пассажирами на борту. Один пассажир был убит. 17 июня все остальные заложники высажены в Бейруте, Ливан».
Отлично! Не в смысле, что террористы молодцы, а событие значимое — и легко проверяемое.
Смотрим дальше.
«15 июня — в Эрмитаже, Ленинград, психически больной злоумышленник пытался уничтожить картину Рембрандта “Даная”».
Тоже подходит. Запоминаем: 15 июня 1985 года, Эрмитаж, «Даная».
Продолжаем.
«23 июня — к югу от Ирландии в Атлантический океан с высоты 9500 м упал пассажирский самолет Боинг-747 компании “Эйр Индиа”. Погибло 329 человек».
Несчастных индусов мне, юному пионеру, точно никак не спасти, но об авиакатастрофе советские газеты наверняка напишут. Годится.
Таким вот образом я зазубрил почти четыре десятка значимых дат, и лишь затем мне пришла в голову мысль о пресловутом «Спортлото». Причем сперва я не столь уж этой идеей и воодушевился — одно дело, творить добро, каковым спасение родителей и Женьки, конечно же, является, а совсем другое — пытаться урвать шальных денег. Но потом вспомнил, как та же сестра отсчитывала мне копейки на школьные обеды, а сама неизвестно где и чем питалась — и решил: какого черта?! Да в Интернете еще, может, и не окажется полных итогов тиражей!
Итоги в сети, конечно же, нашлись. Из двух вариантов лотереи — «шесть из сорока девяти» и «пять из тридцати шести» — я выбрал второй, чтобы на одну цифру меньше каждый раз запоминать. Тиражи взял вразброс: если кто-то (не будем показывать пальцем кто) выиграет несколько раз подряд, им уже не благодушная ФСБ, а суровый КГБ, небось, заинтересуется! Ну и, понятно, заучил не десятки комбинаций — всего несколько. Зато твердо запомнил.
Последние пара часов отдыха ушли на повтор и самопроверку — и где-то в это же время у меня зародились вопросы, которые я и поспешил задать Круглову с Гришиным, когда снова предстал пред их ясны очи.
— А вот объясните мне толком, — начал я, слегка подавшись вперед из уже привычного кресла в комнате с аквариумом. — Этот ваш зонд, застрявший в 1985 году… Если он таки вызвал катастрофу — то ведь именно тогда? В 85-м? Но раз мы тут, в XXI веке, живы-здоровы, значит либо ничего страшного вовсе не случилось, либо кто-то — например я — успешно беду предотвратил?
— К сожалению, не значит, — покачал головой Сергей. — Это непросто объяснить без специальной терминологии и не углубляясь в дебри теории, но если условно и грубо, то зонд как бы одновременно существует в двух временных потоках — в современном нам и в 1985 году. Если не будет деактивирован, окончательно в разнос он пойдет через пять-семь дней — то есть где-то к пятому-седьмому июня 1985-го. А мы, соответственно, узнаем об этом через те же пять-семь дней, уже нашего времени. Точнее, узнаем, если все будет в порядке, если же, не дай Бог, нет — боюсь, уже некому будет что-то узнавать… Я понятно объяснил? — неуверенно уточнил он.
— В принципе, да, — кивнул я, решив, что суть более или менее уловил, а детали, в общем-то, и не столь важны. — Но у меня еще вопрос. Как раз в июне 1985 года со мной приключилась одна неприятность. В пионерском лагере я неудачно упал, заработал сотрясение мозга и небольшую амнезию — несколько дней начисто выпали из жизни, как не бывало. И потом память так и не восстановилась. Это как-то может быть связано с вашей операцией?
— Даже наверняка связано! — с энтузиазмом подхватил Гришин. — Но вот где здесь причина, а где следствие, уверенно сказать не берусь. Возможно, именно та амнезия — сама по себе случайная — и определяет ваши уникальные восемь баллов коэффициента Сары Коннор: раз вы ничего не помните, то и негативного влияния на исторический процесс оказать не можете. Но не исключена и обратная ситуация… Мне придется все же раскрыть Андрею Викторовичу кое-какие технические нюансы, — повернулся он к Круглову.
Майор жестом дал коллеге «добро».
— Видите ли, — снова перевел Сергей взгляд на меня, — как оно все в норме происходит… Переместившись в прошлое, ваше нынешнее сознание на время вытесняет все мысли и чувства, скажем так, оригинала. И после, когда операция завершится, вы образца 1985 года не будете помнить ничего из того, что думали, говорили и делали в этот — надеюсь, краткий — период. Так что да, та ваша амнезия вполне может оказаться и следствием внедрения из будущего.
— Вот как? — пробормотал я.
То есть, выходит, я-тринадцатилетний потом ничего не вспомню? Все мои недавние смелые задумки как минимум оказывались под вопросом…
— Что ж, ясно, — буркнул я. — Черт возьми…
Круглов чуть заметно усмехнулся — хотя, возможно, мне это всего лишь показалось.
— А как я вообще найду в 1985-м этот ваш зонд? — поинтересовался я, поспешив отвлечь собеседников от своей едва не случившейся проговорки. — И как смогу его выключить?
— Этот ваш вопрос означает согласие на сотрудничество с нами? — быстро спросил Геннадий Петрович.
— Нет, — мотнул я головой. — То есть… В смысле, хотелось бы все же сперва во всем как следует разобраться…
— Зонд сам вас найдет, — заявил — вновь после молчаливого одобрения майора — Гришин. — Чужеродное потянется к чужеродному — так, собственно, и задумано. Ну и интерфейс там по-любому будет интуитивно понятный. А вот что именно вы увидите, предсказать не берусь — все это очень индивидуально. Зонд же… это не какой-то там металлический прибор или механизм — а этакая полуиллюзия. Нет, неправильно сказал… Не иллюзия, конечно, зонд сугубо материален и объективен, но проявляет себя вовне лишь в преломлении через ваше сознание… Ну, типа того. Так что простите, но четкого алгоритма вам задать не могу. Скажу лишь некую ключевую фразу… Только не смейтесь.
— И не думал… — напротив, нахмурился я, удивленный подобным предупреждением.
— «Следуйте за белым кроликом!» — торжественно провозгласил Сергей.
— Что? — опешил я.
— Просто запомните это, — чуть ли не виноватым тоном проговорил Гришин. — «Следуйте за белым кроликом». Звучит нелепо, да,
